Сестры

Собирая девочек утром в школу, Руся предупредила их:
- После уроков нигде не задерживаться, сразу домой. Это я тебе говорю, Нюта, - обратилась она к старшей дочери, являвшейся движущей силой в маленьком тандеме двух сестер – старшей Нюты и младшей Сонечки. Нюта в это время возилась со шнурками ботинка и могла прослушать ЦУ матери, а позже с невинным видом заявить, что ее ни о чем не предупреждали. Убедившись, что дочь слушает ее, она продолжила, - вечером идем к бабушке, так что домашнее задание к моему приходу должно быть выполнено. Я проверю.
Заметив укоризненный взгляд, с которым при слове "бабушка" дочки уставились на нее, она поправилась:
- Хорошо-хорошо, извините, оговорилась, идем к моей тете Аллочке.
Дело в том, что год назад умерла Русина свекровь. Девочки тяжело переживали первую в своей жизни потерю горячо любимой бабушки Анны. У Сонечки на этой почве был настоящий нервный срыв, она часто без видимой причины плакала, по ночам плохо спала. Врачи советовали избегать раздражающих факторов и побольше положительных эмоций. Нюта внешне держалась спокойно, она была старше и обладала доставшейся ей в наследство здоровой психикой, но, как подозревала мать, в душе у нее тоже кровоточила незаживающая рана. Поэтому и Руся, и ее муж Петя, и жившая с ними Русина мать, бабушка Августа старались помочь девочкам пережить утрату.
Во многом помог приезд сестры Августы Аллочки. Ее муж, военный, долгое время служивший в Средней Азии, перед выходом в отставку получил направление в родной город. Так, Нюта и Сонечка, росшие в уверенности, что у них в городе, кроме семьи, никого близких нет, в одночасье получили кучу новых родственников.
Минутный инцидент был исчерпан, каждый занялся своим до секунды выверенным утренним занятием по подготовке к выходу из дома. 
Руся обожала своих детей. Сама она выросла в спартанских условиях. От отца ей досталась только фамилия Чиковани и имя Русудан, которое близкие переделали в более привычное для русского уха – Руська. И она так привыкла к такому обращению, что когда ее во взрослой жизни впервые назвали Русудан Георгиевна, даже не поняла, что обращаются к ней. Отца своего она никогда не видела, так как семейное предание гласило, что он покинул жену и годовалую дочь, скрывшись в "родовом поместье". Позже Аллочка под большим секретом поведала племяннице, что Георгий был отлучен от семейного очага разгневанной Авой, которой надоели его постоянные гулянки и измены. Сам ли ушел отец, или же был изгнан матерью, для Руси не имело никакого значения, главное было то, что она сполна нахлебалась прелестей неполной семьи. Августа постоянно работала или училась, у нее никогда не было времени для домашних дел, да и не любила она их, поэтому все это естественно досталось подраставшей Руське – и постирать, и убрать, и приготовить, да и от прямых ее обязанностей – школы  никто ее не освобождал. Как часто она мечтала, что появится отец, и маме не надо будет так много работать, что в их маленькой семье наконец-то будет хоть какой-то достаток, а не одно платье летнее и одно платье зимнее, которое постирав, надо обязательно к утру высушить, а то не в чем будет пойти в школу, что у нее будут настоящие кожаные туфли, а не парусиновые тапочки, которые каждое утро надо чистить зубным порошком. Но больше всего ее тяготила не материальные невзгоды, ребенок привык к ним, а именно отсутствие рядом родного любимого человека. Какими бы близкими не были ее отношения с матерью, отсутствие отца все равно ощущалось какой-то недосказанностью недописанной последней главы в романе, незавершенностью отсутствия последнего мазка в картине или последнего аккорда в сюите.
Еще в детстве Руся поклялась, что у ее детей будет полноценная семья, во всяком случае, она сделает для этого все возможное. Сказать, что Руся была хорошей матерью – это ничего не сказать. Она была отличной матерью. Мать с большой буквы. Тем более, что первый сын из-за нелепого падения накануне родов родился мертвым, а родившийся спустя два года второй мальчик, прожил всего три дня, то для уже отчаявшейся женщине рождение девочек погодок Анны и Софии стало настоящим подарком, который она, как драгоценную ношу несла всю свою жизнь. Девочек с самого рождения окружали любовь и забота. Однако, слова любви в обиходе как-то не произносились, но они и не были нужны. Любовь жила вместе с ними, ею было пропитано все кругом – воздух, которым дышали, стены их небольшой двадцатиметровой комнаты, в которой они проживали впятером и в которой каждому находилось свое собственное пространство, семейные обеды, составленные только из блюд, которые нравятся всем членам их маленького сообщества, и еще множество мелочей таких незначительных на фоне мироустройства, но которые составляют нашу жизнь. Это и подоткнутое ночью одеяло, и разогретый к возвращению из школы обед, и выстиранные и пришитые к форменному платью белые пикейные воротнички и манжеты. Можно до бесконечности перечислять этот список родительской заботы и доброты, и все равно всего не упомнишь.
Но не смотря на свою безграничную любовь к детям, а может, именно благодаря ей, Руся воспитывала их в строгости. Игрушки после игр раскладывались на метро, книжки после прочтения отправлялись на полку, застланные девочками постели своей аккуратностью и идеально ровной поверхностью могли служить примером для солдатских казарм. Каждая из сестер знала круг своих обязанностей и никогда не пыталась увильнуть от них.  Слово матери считалось законом, выше нее был только третейский судья – Петя, но он почти всегда, а вернее всегда подтверждал ее решение.
Так и росли Нюта и Сонечка. Дружно и весело в своем небольшом замкнутом мирке, как часто бывает у близнецов. Их и принимали часто незнакомые люди за близнецов, настолько они были похожи друг на друга – обе белокурые, голубоглазые, всегда одетые в одинаковые платьица самых замысловатых фасонов, на которые большой мастерицей была мать Пети.
Глядя на дочек, Руся всегда поражалась, как эти две, на вид почти неразличимые девочки, выросшие в абсолютно одинаковых условиях, разнятся своими характерами. У Нюты самая любимая фразе "Я сама". После первых стандартны для всех детей слов "мама" и "дай", она как раз эту фразу и произнесла. И с тех пор повелось: кушать – "я сама", ходить – "я сама", одеваться – "я сама". Ничьей помощи не признавала. Все старалась делать сама. Она и в школу пошла сама. Так получилось, Петя тогда работал в Зугдиди и они всей семьей жили там. Где-то числа десятого сентября Петя вырвался в Тбилиси на пару дней и завез Нюту к бабушкам, чтобы они за девочкой приглядели. Ава сводила ее в первый раз в школу, а на следующий день  Нюты уже пошла сама, благо школа была недалеко от дома. Через полгода, когда родители окончательно вернулись в Тбилиси, у девочки уже окончательно сформировалось чувство самостоятельности. И так во всем. Если она уверена, что в чем-то права, то с ней спорить невозможно, вернее она даже спорить не будет, считая споры пустой тратой времени.
Вот такая малышка растет. А Сонечка совсем другая. Очень мягкая, послушная. Но такого преданного человечка Руся в жизни еще не встречала. Она ведь младше и значительно слабее сестры, но если кто-то, по ее мнению, обижал Нюту, без раздумий бросалась защищать старшую, не взирая на рост и вес обидчика. Со стороны могло показаться, что Соня – бледная копия старшей сестры, следующая за ней во всем ей подчиняющаяся. Но это не так. По силе духа Сонечка намного опережала свою старшую сестру. Кому как не Русе знать это.
Какая судьба уготована ее девочкам, что их ждет на жизненном пути, как пригодятся им в жизни самостоятельность и стойкость, Руся знала, она могла только молить Бога, чтобы в их судьбе было поменьше испытаний и чтобы они никогда не разлучались надолго. Вместе все трудность переносить легче. Она им постоянно твердила об этом, закладывая в детском сознании  алгоритм будущего поведения.
Кто знает, как сбудутся ее чаяния. Вон, они с Кетой, дочкой Аллочки, росли вместе, тоже были "не разлей вода", а потом разбежались в разные стороны. Годами жили в одном городе на соседних улицах и прекрасно обходились друг без друга. У каждой своя семья, свои интересы. Так бы и продолжалось еще долго, но возвращение Аллочки вновь свело их вместе за одном семейным столом.
Эти регулярные семейные обеды, чаепития, совместные застолья по случаю государственных, религиозных и фамильных праздников объединило две ветви семейного древа.
Дочки ее эти семейные обеды, мягко говоря, не очень любили. На то было много причин, но кто интересовался их мнением. Одних дома девочек еще не оставляли, а системы "бэби-ситеров" в то время еще не существовало. Так что по дороге в школу Нюта договаривалась с Сонечкой о взаимных уступках.
- Сонь, если Аллочка положит мне на тарелку паштет, съешь его. Ты же не хочешь, чтобы меня при всех стошнило, - попросила она сестру.
Дело в том, что Нюта обладала хорошим аппетитом, но ела она всего три-четыре "элемента из таблицы Менделеева", предпочитая всем продуктам картошку и пасленовые. "Как бы ты жила, что кушала, если бы в свое время Колумб не открыл Америку", - сокрушалась Руся, глядя на нее. Соня же наоборот ела все, но так медленно, что если бы ее не подгоняли, то завтрак бы она заканчивала глубоко ночью.
- А что мне за это будет? – меркантильно поинтересовалась младшая, пытаясь вытребовать от сестры поблажки за свою услугу.
- Я тебе задачки решу вечером, - пообещала Нюта.
- Не-е, задачки я сама могу решить, ты мне русский почитай, а то нам большой рассказ задали, а мне читать лень, - потребовала Соня.
- Ладно, - согласилась старшая, всегда удивляясь тому, что сестра ее терпеть не может читать, воспринимая информацию лучше на слух. Сама Нюта на слух почти ничего не запоминала, зато только один раз пробежав глазами текст, запоминала его на всю жизнь.
- Спорим, - сказала она сестре уже у входа в школу, - дядя Иосиф будет говорить о своем любимом Мцыри, а мама будет спорить, что Демон лучше.
- Даже спорить не буду. Я тоже знаю, что так и будет, - согласилась Сонечка, и они разбежались по своим классам, чтобы вечером вместе со всей семьей отправиться на званный обед.

Аллочка как всегда постаралась на славу. Огромный обеденный стол, раздвинутый на максимальную длину, занимал большую часть комнаты. Он был такой огромный и торжественный, что рояль, жавшийся в углу, на его фоне казался бедным родственником. Белая льняная скатерть, накрахмаленная до фанерного хруста, покрывала стол, свисая почти до пола. Центр стола занимала хрустальная ваза с букетом сирени, источавшую тонкий весенний аромат, которую женщина любила больше всех цветов на свете. По обе стороны от цветов на равном расстоянии стояли в тон вазе два хрустальных графина с темно-красным, почти черным вином. Капельку этого вина разрешалось детям добавить в их серебряные стаканчики с лимонадом, подкрасив его в светло-розовый цвет. "Для поднятия аппетита", - говорила при этом Аллочка. Дальше на тарелках, вазочках, блюдечках, розетках, соусниках помещались всевозможные закуски, на которые она была большая мастерица. Розовые ломтики нежной ветчины соседствовали с янтарно-прозрачными огурчиками собственного посола; печеночный паштет добавлял цветовую гамму ореховыми пхали из бурака и шпината; розетки с икрой, на который черное и красное разделялось желтыми брусочками масла, с выступившими на нем капельками воды; глубокие салатницы со знаменитым "оливье", который по количеству примененных ингредиентов давно превзошел свой оригинал; слоенные мясные пирожки к бульону поджаристыми горками возвышались над тарелками с колбасным ассорти – это и многое другое заполняло овальный стол на четырех ножках, напоминавших львиные лапы. Все блюда украшали всевозможные цветы и фигурки, выполненные из овощей и фруктов, и все это изобилие обрамлялось сервизными тарелками из далекого восемнадцатого века, на которых на белоснежном фарфорном поле покоилась кисть сирени. Тарелки охраняли серебряные вилки и ножи, как будто стояли в строгом карауле, а руководили всем хрустальные бокалы, с высоты своих ножек строго поглядывавшие, чтобы не нарушался заведенный порядок.
Аллочка сердечно поздоровалась со всеми, тут же нашла занятие для Руси, а  девочек отправила в галерею, где уже находилась дочка Кеты Манюня, младшая Сонечки на две года и поэтому по возрасту и положению находившаяся ближе к ней, чем к немного задававшейся своим старшинством Нюте. Манюня играла с куклой, являвшейся украшением спальни бабушки, и  Соня присоединилась к ней, а Нюта занялась любимым занятием – изучением книг, наполнявших хозяйский шкаф.
Аве Аллочка ничего не поручала. Не смотря на свою любовь все организовывать и командовать всеми, Аву она слегка побаивалась, или как сейчас любят говорить, уважала. Сказывалось разница почти в десять лет и тот образ старшей сестры, который навсегда закрепился между ними. И в Тифлис она попала благодаря Августе, которая первая переехала сюда, здесь вышла замуж и успела родить Русудан. А потом Ава очень сильно заболела, так что врачи не давали никаких гарантий ее жизни. Вот тогда и приехала для помощи сестре и присмотра за Русей Аллочка, успевшая к тому времени потерять умерших от испанки мужа и сына. Ава чудом выздоровела, а Аллочка так и осталась в Тифлисе и нашла здесь себе новую семью в лице Иосифа и вскоре появившейся на свет Кеты.
Все было готово, но никто не садился за стол, ожидая приглашение хозяев.
- Иося, выходи! Сколько можно, все уже собрались, - громко крикнула Аллочка мужу.
Иосиф вышел из соседней комнаты, служившей ему кабинетом. Комната была такой маленькой, что в ней умещались только письменный стол и два шкафа, до упора забитые книгами. Если, сидя за столом, откинуться на стуле и потянуться, то размеры комнаты позволяли достать до стены. Но зато это была индивидуальная территория  Иосифа. Здесь он мог уединиться, будучи уверенным, что никто ему не помешает, никто не посмеет войти сюда и оторвать его от любимого дела.
Иосиф происходил из очень богатой тифлиской семьи. Родители его рано умерли, но когда он достиг своего совершеннолетия, то в наследство ему досталась только небольшая квартира в центре города, потерю всего остального опекуны списали на долгую войну, революции и нескончаемую смену правительств разного толка. Обыкновенный "джентельменский набор", который применяют для того, чтобы списать свое несостоявшееся умение управлять чужим имуществом, вернее собственное умение поживиться за счет малолетнего сиротки. Опекуны же, не считаясь с желанием мальчика заниматься литературой, выбрали для него специальность военного, руководствуясь тем, что военный, почти всю жизнь живя за государственный счет, не будет предъявлять свои претензии из-за растраченного наследства.
Иосиф, как добросовестный, далеко неглупый человек в армии был на хорошем счету, уважаем сослуживцами и подчиненными. Дослужился до полковника, про таких говорят "хороший служака". Но не больше. Только работа. Для души у него были два увлечения – преферанс и Лермонтов.
Преферанс – это обычное занятие для времяпрепровождения в гарнизонах русского офицерства. Не миновала сия чаша и Иосифа. Взяв впервые в руки карты от нечего делать в долгие вечерние часы в забытом богом гарнизоне в Средней Азии, он не думал, так сильно подсядет на эту игру, которая оказалась и занимательной и заставляющей думать, рассчитывая наперед свои и чужие ходы. Скоро он так увлекся, что ни одного вечера не проводил без любимой пульки.
Аллочка, которая в их семье была "настоящим полковником", проморгала момент "причастия" к карточной игре, когда же она спохватилась, процесс был уже необратим. Поначалу она просто наблюдала за ежевечерними посиделками мужа, особо не переживая из-за того, что мужчины на нее не обращают никакого внимания, хотя она находилась в самом расцвете своей женской красоты. Она утешала себя тем, что муж всегда перед ее глазами, не пьет, что являлось основным бичом в закрытых офицерских обществах, и деньги из семейного бюджета на игры не тратит. Но спустя какое-то время она начала тяготиться таким положением, ей надоело, что все вещи в доме пропахли стойким прокуренным запахом, который невозможно никак выветрить, а самое главное, особенно досаждало чувство постоянного одиночества при находящемся рядом живом муже.
В конце концов, она выставила ультиматум – или я или преферанс. Какого же было ее удивление, когда всегда такой послушный ее желаниям Иосиф, который и решения ни по одному вопросу никогда не принимал, предоставляя ей это право, выбрал преферанс. Аллочка поняла и приняла границы своих возможностей. Больше вопрос игры в карты между ними не поднимался. Со временем она изучила карточные правила и иногда, в случае некомплекта соперников, даже принимала участие, но особого увлечение  к "расписыванию пульки" не испытывала, относясь к этому действу "постольку – поскольку".
Второе и самое главное увлечение Иосифа относилось к Лермонтову. Это было даже не увлечение, а любовь, которую он испытал в детстве, прочтя в первый раз поэму "Мцыри" и найдя в маленьком пленнике "родственную душу". Эту любовь он пронес через всю свою жизнь, знал поэму наизусть и мог продолжить с любой строчки. Не будучи профессионалом-литератором, он занимался творчеством любимого поэта на довольно таки высоком профессиональном уровне, отдавая этому увлечению все свое свободное время.
Иосиф поздоровался со всеми, поцеловал руку Аве, хотя и знал, что она это не любит, но при встрече с ней, всегда слегка смущался и вместо того, чтобы как один партийный товарищ другому пожать ей руку, всегда наоборот поднимал эту протянутую для пожатия руку к губам и целовал как даме, хотя внешний совершенно аскетичный вид Августы совершенно не предполагал такого отношения. Мужчина  с серьезным видом поздоровался с Нютой и Соней, приподнял и поцеловал в макушку внучку, увидев Русю, направился к ней и прямо, как будто только что с прерванной фразы, продолжил старый разговор:
- Я долго думал и понял: Мцыри – это сам Лермонтов. В нем он показывает свои ощущения от своего детства. Вот поэтому эта легенда приобрела такое убедительное звучание. Мцыри одиночка, с детства оторван из родного гнезда  от родителей. Несмотря на то, что он живет вдали от военных событий, это не его мир, так как на его родине война. Несмотря на то, что монастырь находится в горах, это не его горы, его родные горы совсем другие. Несмотря на то, что он находится среди христианских монахов, это не его религия. Несмотря на то, что монахи лечат его, кормят, поят, одевают, заботятся о нем, но все в их заботе, этой жизни претит ему, он свыкся со своим положением, но не смирился. Так же, наверное, чувствовал себя маленький Миша, рано потерявший мать и оторванный от своего отца бабушкой.  Арсеньева очень любила своего внука, заменившего ей всю ее семью. Возможно, ее гениальному внуку порой казалось, что она душит его своей любовью. Возможно. Я не говорю, что мое предположение верно, но слишком точно переданы ощущения маленького пленника, чтобы это было только гениальным прозрением. В них явно ощущается личностный мотив.
Нюта толкнула сестру и многозначительно улыбнулась, весь ее вид прямо кричал – "а что я тебе говорила". Сонечка кивнула ей головой.
Все расселись за столом. Каждый на своем, давно отведенном ему месте. Во главе стола расположился Иосиф, который рядом с собой посадил Русю, чтобы продолжить с ней беседу. Алочка сидела напротив мужа, в месте, откуда удобнее всего было следить за застольем и бегать на кухню. Детей усадили рядышком. В начале  Манюня, рядом со своей мамой, далее Нюта с Сонечкой, затем Ава, которая следила, чтобы ее внучки вели себя чинно в гостях. За столом находились еще пару сослуживцев хозяина со своими женами.
Какое-то время звучали только звяканье приборов, звон бокалов и отдельные рваные фразы. Через несколько минут, когда основные тосты прозвучали, и первое насыщение закончилось, разговоры за столом стали более осмысленные, а Иосиф и Руся продолжили свою бесконечную беседу. Кто-то прислушивался к ним, пуская иногда свои реплики, кто-то нашел себе более интересного собеседника, только Нюта внимательно ловила каждое слово, произнесенное ими. Она многое не понимала из тех терминов, которые звучали здесь, но как губка впитывала в себя все, запоминала. Она не знала, почему делает, не знала, что все это с фотографической точностью отложится в детской памяти, чтобы позже напомнить драгоценные минуты, проведенные рядом с близкими. Но все это будет позже, а пока она только слушала, не решаясь с детской бесцеремонностью вклиниться в беседу взрослых.
- Лермонтов первый показал окружающий мир через призму своих ощущений. У него главный герой он сам и его ощущения.
- Да, - согласилась Руся, - у него во всех произведения герой одиночка, противопоставляющий себя обществу, о нравах которого он не очень высокого мнения. Причем он пытается изменить свое положение, но всегда безуспешно. Мцыри бежит из монастыря-тюрьмы, но погибает. Печорин ищет спасение в любви горянки Белы, но губит девушку. Дух изгнанья Демон пытается очиститься и спастись через чистую душу Тамары, но как позже сказал другой поэт, что нельзя скрестить жабу с розой, грех и чистота не совместимы. В данном случае грех, не очистившись, убил чистоту. Тамара погибла.
В это время к беседующим присоединился припозднившийся муж Кеты Димитрий,  работавший в местном театре режиссером.
- Любители Лермонтова, помогите, - обратился он к тестю. – Что-то я совсем запутался.
- А в чем дело? – повернулся к нему Иосиф.
- Я ставлю сейчас "Маскарад". Пытался построить схему на варианте Шекспира. Измена – ревность. "Отелло". Не получается. Схема рассыпается. Не могу понять, в чем дело. Как будто все было ясно, а концы с концами не сходятся.
- И не сойдутся, - в один голос произнесли Иосиф и Руся.
- Здесь совсем другой случай, - продолжил Иосиф. – Здесь не в измене дело. Девятнадцатый век, русское аристократическое общество, высший свет, здесь за измену уже не убивали. Изменяли все и всем. Нет, Арбенин убивает Нину не за супружескую измену, а за предательство. Чувствуешь разницу. Можно изменить человеку, не предавая его интересов. А можно предать человека, не изменяя ему. Разница очень большая. Во втором случае цена на несколько порядков больше. Может, у кого то измена и предательство равнозначны, но в русском менталитете, во всяком случае, это не так.
- Совершенно правильно, - подтвердила Руся. – Возвращаясь к сказанному, Арбенин тоже герой одиночка, пытающийся изменить свою судьбу. Если Отелло, мавр изначально был изгоем и пробился в высшее общество своими личными заслугами, то Арбенин по праву рождения является членом высшего общества, ему присущи все пороки этого общества. Он прошел черев все тяжкие, тяготится этим и пытается измениться с чистой и непорочной Ниной. Юная жена для него та соломинка, цепляясь за которую, он надеется выплыть из трясины. Но в том то и дело, что во всех произведениях Лермонтова данная ситуация не имеет выхода. Это тупик. Порок наказан, но добро не торжествует. Порок наказан за счет добра. Добродетель гибнет, а порок становится еще порочнее. Поэтому произведение оставляет ощущение безысходности.
- Вот-вот, - продолжил тесть, - Ни Звездич, ни баронесса Шталь участвовали в невинной интриге, не предполагая такой кровавой развязки, и не желали ее. Только Неизвестный, хорошо зная сущность Арбенина, сам пострадавший от него в прошлом, сознательно мстит, желая, чтобы тот перенес ту же боль, какую причинял другим. Арбенин поражен не тем, что жена изменила ему, а тем, что она оказалась такой же, как другие, способной на ложь и измену. Все вокруг ложь, все измена. Спасенья нет. Ни ему из замкнутого круга, ни тем более Нине, которая оказалась не той, за кого он ее принимал. Человек верит только в то, во что он хочет верить, поэтому, уверовав, что жена предала его, он уже не верит ни в одно ее слово, ни в одно доказательство ее невиновности.
Кстати, - добавила Руся, - цензура потребовала, чтобы Лермонтов убрал из пьесы убийство Нины, посчитав его нехарактерным для петербургского общества. Существует вариант со всеми героями, оставшимися в живых. Но тогда драма превращалась в водевиль. Так что окончательный вид пьеса имеет тот, что ставишь ты.
В этот момент детей выпроводили из-за стола, отправив их играть в соседнюю комнату, так что продолжение беседы Нюта уже не дослушала.
- Ну, до чего они договорились на этот раз? – спросила у нее Соня.
- Не знаю, они еще не кончили разбираться в своем Лермонтове, - ответила Нюта и добавила, - а, по-моему, Пушкин все равно лучше.

С тех пор много воды утекло. Из старшего поколения уже никого в живых не осталось. Да и среднее поколение почти полностью присоединилось к ним. Младшие давно стали старшими. Нюта, а теперь уже Анна Петровна, вспоминая тот вечер, все время мучилась вопросом, как она, десятилетняя девочка, знакомая с русской литературой только еще по касательной, так как немногие из известных писателей создавали произведения для детского возраста, безошибочно определила приоритеты своей будущей жизни. К тому времени она еще не была знакома с основными его произведениями, не учила наизусть "Евгения Онегина", не знала поэмы, не читала прозу, не восторгалась "Повестями Белкина". Впереди еще было прикосновение к "Борису Годунову" и к знаменитой фразе "народ безмолвствовал" и главное осознание, что если бы Пушкин в жизни ничего не написал, кроме этой фразы, все равно он считался бы гением.
Народ безмолвствовал, своим молчанием демонстрируя свое неодобрение творимым несправедливости и беззаконию.