В далекой молодости Сорокин служил в армии. Но что значит в далекой? Молодость – это праздник, который всегда с тобой, если, конечно, любишь праздники. Вообще-то Сорокин праздники не любил. Какие хотелось праздновать как на зло не удавалось. От натужно обязательных он всегда стремился увильнуть. Так что молодость и была его единственным желанным праздником. В армии Сорокину довелось единственный раз прыгать с парашютом.
Точнее, его с товарищами сбрасывали с самолета, парашют сам раскрывался, оставалось лететь вниз. Но вниз-то и не получалось, получалось куда-то вбок. Сорокин носил очень большой размер обуви, но валенки ему достались еще больше. Он старался маневрировать ногами, чтобы сильно не уносило, самолета-то уж не было видно, и товарищей не было видно, только лес и снег внизу, куда надо было приземлиться. Сорокин нацелился на большую поляну, она быстро приближалась. И вдруг один валенок с ноги соскользнул и полетел самостоятельно. Надо бы его как-то поймать, но пришлось плюхнуться в снег. Приземление произошло само по себе и удачно, даже парашютом не накрыло. Но без валенка. Кто ж его там найдет? Дедовщины тогда не было, командир взвода отец солдатам, так что Сорокина быстро нашли, он не обморозил ноги, хотя прыгал к автобусу с босой ногой. Его не только не ругали, но всему взводу объявили благодарность за кучное приземление в заданном квадрате. В молодости часто везет без всякой причины. Так что никакая не далекая, не будь всегда при себе, иногда хоть топись.
Когда Сорокина пригласили в библиотеке встретиться с читателями, он пытался уклониться. Опять нагонят пенсионеров да филологических девиц из педуниверситета. Сорокин, как в раж войдет, конечно, даст концерт. Но после того ему всегда тошно, как после принудительной пьянки для поддержания – вовлечешься, а потом муторно.
Но на этот раз публика ошеломила. Рота солдат. Понятно. Есть один читатель. Майор, который их привел. Понятно, бесплатная культработа. Идет солдат по городу – сюда строем и обратно строем.
Сорокин пригласил майора за стол рядом с собой. Молодые нынче майоры, никогда бы не подумал. Прежде чем говорить о себе самом, спросил у майора имя-отчество. Может быть, солдаты впервые услышали, что он Антон Николаевич. Майор подтвердил, что есть два часа и ни минутой больше. И Сорокин принял командование на себя. Уже без всяких совещаний объявил, что через 50 минут будет перерыв на 20 минут. Можно будет погулять по библиотеке. Она замечательная. Есть зимний сад, выставочный зал, хороший буфет – везде им рады, вход свободный, только желательно не шуметь. Про себя подумал: ну вот, впечатление я ребятам обеспечил. Писатель-то им на фиг сдался.
Нет, про валенок он не стал рассказывать. Они такого сами нарассказывают. Начал с вопроса:
- Товарищи воины, как вы думаете, писатель – это профессия, должность или звание? Вставать не надо, а то и мне придется все время стоять. Зал небольшой – все слышно.
И услышал:
- А для вас? Наверно, для всех по-разному.
Сорокин подумал: хороший ввод, теперь говори без лимита.
- Для меня тоже по-разному. Я долго жил в обществе, где пишущий человек и не подумал бы назвать себя писателем, если нет записи в трудовой книжке, что он член Союза писателей. Это было и профессия, и должность, и звание. У поэта Бродского записи не было – его судили за тунеядство и отправили на поселение лес валить.
Сорокин не разглядел, кто из зала задавал вопрос, но следующая реплика принадлежала юноше с умным выразительным лицом, которого не портила и слишком короткая прическа:
- К сожалению, с Бродским мы уже встретиться не сможем. А для вас это профессия, должность или звание?
- Я бы не задал этого вопроса, если бы он меня не ставил самого в тупик. Не сомневаюсь, что я писатель. Но у меня есть профессия, которой я обучен в молодости, по которой служил, за что мне деньги платили. Должность – это когда есть начальники и подчиненные. У меня нет начальников и я никому не подчинен. Звание – это качественная оценка профессии и должности.
Коли нет того и другого - откуда звание? Если и можно ответить на этот вопрос, то…
Поднял руку другой солдатик, Сорокин тотчас среагировал:
- Пожалуйста, только представьтесь, по имени.
- Толя. Я думаю, что проще всего через оппозицию: писатель – читатель.
Сорокин аж вздрогнул: Во солдатики пошли, круче филологических девиц. Но возразил:
- Не уверен. Печально, но от писателя к читателю прямого пути нет, масса посредников. Я знаю такого замечательного писателя – Пантелеймона Романова. Но есть ли у него сегодня читатели?
И вновь взметнулась рука:
- Миша. Я знаю этого писателя. В школе читал его рассказы. Помню один очень смешной, как пионера судили. Не сам, конечно, набрел, посоветовали.
Сорокин уже не вздрагивал, а воодушевлялся:
- Я бы очень удивился, если бы обнаружились и мои читатели.
Здесь уж вступил майор:
- Знаете, Вячеслав Николаевич, может быть, это дело случая, но нам из библиотеки вот этой прислали месяц назад 20 экземпляров вашей новой книжки, так что здесь сплошь ваши читатели.
Можем впечатлениями поделиться, интересно было бы послушать, как вы свое читаете.
В заключительном слове Сорокин вспомнил о парашюте :
- Писатель, как я понял, из меня получился покрепче парашютиста. Но чтобы объяснить свое впечатление от встречи с вами, скажу, что она похожа на тот мой прыжок.
Сорокин уж было настроился на пацифистскую речь, но майор показал ему украдкой на часы.
Таганрог 2014 Апрель