Весна была довольно ранняя, это явственно чувствовалось в воздухе, но девушка, сидевшая возле чернеющего ветками куста сирени, этого не замечала. Вязкие, вялые мысли перекатывались в голове: «Какой холодный воздух». Она понимала, что воздух еще холодный, но совершенно этого не чувствовала. Оцепенение не покидало ее уже много дней, с тех пор как они приехали сюда, в этот маленький городок. Брат и сестра. Все было позади, они в безопасности, но чувства словно погасли, исчезли, и она часами сидела в маленьком садике и ничего не чувствовала.
По спине прошла нервная дрожь – в последнее время она кожей ощущала его присутствие, так, наверное, слышит змея. Опять он будет молча стоять за ее спиной, в глазах будет отчаяние и мука, он боится ее апатии, хочет пробиться сквозь эту стену, но напрасно. Анна с удивлением замечала, как стал безразличен ей этот человек, и удивление тоже было серым и вялым.
Потом пришла толстуха Аннет (раньше Анну бы позабавило сходство их имен при том, как не похожи они внешне); она хотела бы стать тут полновластной хозяйкой и готова поселиться у них хоть сейчас. Но у брата нет денег, чтоб оплачивать постоянную служанку, поэтому Аннет приходит только раз в неделю. Она не раз, лицемерно вздыхая, жалела кюре, который вынужден отдавать последнее приходящей прислуге, когда его сестра целыми днями только сидит и смотрит на голые, серые поля.
Толстухе не дают покоя какие-то туманные подозрения: Анна не раз ловила на себе тяжелый, испытывающий взгляд, будто Аннет выслеживала дичь, но это не имело значения. С тех пор как они здесь, он ни разу не оставался у нее на ночь, а днем они видятся мало – дела прихода отнимают много времени.
Сквозь тусклые мысли, словно журчание ручья, пробивался чей-то голос. Оказывается, пришла Луизон (и кто додумался так по-дурацки ее назвать?). Анна равнодушно улыбнулась – надо обязательно улыбаться и кивать головой, тогда Луизон прекрасно поговорит сама с собой. У нее несметное количество родственников по всему графству и потому она считает себя обязанной все и про всех знать и опекать кого только можно. Им она тоже норовит прислать то молока, то сыра, а когда бывает в городке у своей бесчисленной родни, то обязательно заглядывает к «нашему милому кюре». При виде Аннет Луизон презрительно поджимает губы и бормочет что-то о бессовестных людях готовых отнять последний грош у бедных детей.
Однако излюбленная тема Луизон, на которую она может говорить часами – «этот душка-граф». Однажды она видела его издалека и с тех пор считает себя обязанной опекать и его. Луизон собирает все сплетни о графе, даже самые невероятные, и готова бесконечно обсуждать их, делая самые фантастические выводы о его здоровье и образе жизни.
Слабая улыбка тронула губы Анны: «Бедный граф! Его счастье, что он не знаком с Луизон!»