В детстве, в начальной школе я посещал группу продленного дня. Однажды я подобрал на полу оторванную ветку растения - традесканции, которую кто-то, расшалившись, оторвал от горшочного цветка и бросил на пол. Дома я поставил эту гибкую траву в банку с водой - через некоторое время она ожила, пустила корни и мы пересадили ее в горшок. Не раз я ставил в продолговатую бутылку прутик тополя или другого дерева - и он прорастал, обзаводился корнями.
Когда мы говорим о корнях, нельзя забывать, что если стебель жив, он может прорастить свои корни, в которых сочетается его родовое и его приобретенное, и эти корни органичны ему более всего. Нелепо было бы прививать этот прутик, оторванный от своего растения, обратно к его корням.
В каком-то смысле, прутик, будучи оторван от родительского растения, первичен - он может сам обзавестись корнями, когда произведшие его старые корни уже сгниют - нелепо разгребать землю и искать их, гнилые и увядшие, исполненные яда, в них нет жизни, нет истины, нет благодати.
Когда говорят о корнях, о памяти прежних поколений, важно понимать, где здесь метафора, а где правда жизни. Правда в том, что ныне живущее несет в себе и корни свои. Самый короткий путь их обретения - попасть в правильную питательную среду, а потом - в почву.
В нашей истории не раз бывало, что мы отрывались от корней, становились такими прутиками, оторванными от древа прежней жизни. И единственный путь обретения корней - прорастить их из себя, дождавшись дождя или привлекши внимание такого "мальчика", который предложит бутылочку с водой. Потому что вся память о наших предках в нас самих. Найти эту память - это путь обретения.
Тогда прутик сможет стать деревом, обзавестись своей кроной - антенной, принимающей божественные энергии и вибрации эфира, напитать ими новые прутики и почки, которые, может быть, тоже сумеют обрести потом свои корни.