Я скатилась с горки, но никто меня не поймал. Мама осталась наверху, как я не кричала, она не слышала меня. Я звала ее больше часа. Стемнело. Она искала меня в темноте, вниз почему-то не спускаясь, а я подняться к ней уже не могла. Не найдя меня, она ушла.
Кто-то должен был поймать меня, но никого не оказалось.
- Никого нет дома! Кричу я и бегу прятаться в шкаф. В дверь еще раз звонят. Я нащупываю мамино пальто, обнимаю его и плачу.
- Мамочка, приходи скорей, кажется это воры.
Воры уходят, но я не спешу вылезать из своего убежища. Все знают, что из шкафа можно попасть куда-нибудь еще. Старшая сестра рассказывала мне, что если очень захотеть, то можно попасть в волшебную страну, где живет премилый народец. Я очень-очень хочу.
Раздвигаю руками вещи: пальто, платье, пиджак еще платье, под ногами путаются пакеты – в них шапки, варежки, шарфы, как мох шерстяные.
Еще немного и покажутся ветки деревьев, а за ними дверь или наоборот сначала дверь, а потом ветки. Вещи почему-то никак не кончаются. Я перестаю узнавать их, а ведь я знаю все мамины платья и даже те, что сестры. Я знаю, как они пахнут.
Это чужая одежда. Я иду по коридору чужих вещей. От них разит старостью и гнилью. Они грязные и неживые. Они цепляются за ноги полуистлевшими рукавами. Трудно дышать – закрываю ладонью нос и упрямо иду вперед.
Не знаю, сколько прошло часов, но я наконец наткнулась на что-то твердое, толкнула изо всех сил. Дверь открылась. Кошмар закончился.
Ноги идут по траве.
-Ты так и ушла босиком? Спрашивает меня старуха, придерживая за локоть цепкой рукой.
- Откуда ушла? Удивляюсь я.
- Как? Отсюда, конечно, - шипит она, - опять пыталась убежать, а ведь мы с тобой договорились.
Я с этой старухой ни о чем не договаривалась, но я знаю ее и знаю, что будет дальше, как и то, что мне не убежать. Это только кажется, что она слегка придерживает меня за локоток, на самом деле она вцепилась в меня мертвой хваткой и уже перебирает мои кости, пересчитывая их.
Мы идем по лесной поляне к дому. Мне в этот дом нельзя, но я все равно окажусь в нем и буду терпеть, пока она будет меня щекотать. Буду терпеть, пока она не устанет, и я не смогу вырваться. Я кричу, потому что невыносимо отвратительно, когда тебе лезут под ребра жадными сморщенными пальцами. Никто меня не услышит, но я все равно кричу. Так легче. Это все уже было, и знаю, – это закончится.
Нащекотавшись в свое удовольствие, старая ведьма причмокивает и наконец засыпает. Дело в том, что без этого маленького ритуала ей не спится. Вот и ловит она маленьких заблудившихся девочек, щекочет их, а потом дрыхнет. Пока спит, можно убежать далеко, но она обязательно поймает тебя снова. Так или иначе поймает.
Назад к шкафу. Только бы вернуться и еще раз увидеть маму, сестру, кота Эдгара. Я практически лечу по воздуху. «Я пушинка легче пуха, я пушинка легче пуха», - повторяю я про себя.
Чужие полусгнившие вещи больше не пугают, я взрослею на много лет, пока добираюсь до двери домой. Мне было семь, когда я вошла в шкаф, теперь мне, кажется, двадцать. Узнают ли они меня?
Дома темно. Я щелкаю выключателем, но ничего не происходит. И не произойдет.
- Мама? На всякий случай спрашиваю я. Никто не отвечает. Может быть она спит? Иду в другую комнату – никого. Все по-прежнему. Мне нечего ждать, но я жду.
Светает. Из кухни слышу тихое мяуканье. Я все еще у себя дома. Эдгар? Мой кот на кухне.
Эдгар лежит на подоконники и лениво поворачивает голову в мою сторону. Почему он не спешит ко мне, как обычно? Его черные губы слегка приоткрываются и он говорит «помоги». Я не думаю о том, что кошки не могут говорить – это больше не имеет значения.
- Что с тобой, Эдгар? Я аккуратно поворачиваю кота к себе. Мои руки становятся липкими и красными. На боку у него большая рана, он мучается.
- Ну, что же ты? Я прижимаюсь лбом к его мордочке, целую в мохнатую голову между ушей.
- Только не умирай, котик, я тебе помогу, найду бинт или еще что-нибудь, - обещаю я ему. Не оставляй меня одну, кошенька.
Пока я ищу бинт, Эдгар умирает. Я ничего не могу сделать. Эдгар умирает на моих глазах в тысячный раз.
Кто-то убил моего кота? Но кто, ведь здесь никого нет, кроме меня?
Страшная догадка приближается ко мне. Еще немного и она войдет в дверь. У нее большие грубые руки и холодные серые глаза.
Не могу больше находиться здесь, нужно бежать отсюда, опять бежать. Жизнь – это движение, кажется так говорят любители физической культуры и спорта. Что бы они интересно сказали про мою? По их мнению я живу?
Через дверь мне нельзя, но уходить нужно. Остается окно. Оно невыносимо долго открывается, пока за спиной в комнату вползает ужас. Прыгаю, для меня это раз плюнуть, ни сломанных костей ни отбитых пяток. На земле становится легче, но теперь нужно искать новое место иначе попадусь старухе. Но пока спрятаться негде.
Я не знаю, что мне делать и ложусь спать. Где-то мама гладит меня по голове и поет колыбельную:
«Спи младенец мой прекрасный баюшки-баю,
Тихо светит месяц ясный в колыбель твою,
Буду сказывать я сказки, песенку спою,
Ты же спи закрывши глазки баюшки-баю».
***
Я просыпаюсь в моем втором доме. Напротив меня другая кровать. Она разобрана. Лиля? Она вернулась, она где-то здесь. По комнате разбросаны наши вещи – мои и ее, как будто ничего не менялось. На стенах цветы и плакаты, на столе – открытая книга. Я беру ее и пытаюсь прочесть название. Это почему-то очень важно, но я не могу – буквы расплываются.
Звуки пианино из соседней комнаты. Когда-то давно она учила меня играть. Я увижу ее! В этот раз увижу.
Нас разделяет темный коридор, но дверь приоткрыта и там, где Лиля светло. Вы знаете этот утренний свет? Как будто все теперь всегда будет хорошо. Как будто ты снова дома. Как будто небо и земля поменялись местами.
Лиля поворачивается на скрип двери:
- Я тебя разбудила? Спрашивает она. Прости.
Я кидаюсь к ней и обнимаю. Ее волосы ничем не пахнут, но я смахиваю эту мысль, пока она не прижилась и не проросла во что-то страшное. То что волосы не пахнут может разрушить все.
- Конечно не разбудила. Ты не можешь меня разбудить, - отвечаю я. Милая моя, как давно я тебя не видела, как хорошо, что ты вернулась.
- Я уже месяц здесь, - говорит Лиля и гладит меня по волосам.
- Месяц? Но ты ведь только приехала?
Она качает головой и улыбается:
-Прошло двадцать восемь дней, семь на четыре, четыре на семь, ты же знаешь.
Семь на четыре – двадцать восемь. Три на десять – тридцать. Сколько дней в сентябре?
- Но если прошло столько времени, почему я ничего не помню? Где была я, почему меня с тобой не было?
- Мы были вместе, - продолжает Лиля, - ты просыпалась раньше меня, как всегда, (она смеется) и шла ставить чайник.
- Я ничего не помню, а если не помню, то значит этого не было.
- Но все было! Просто ты забыла, так бывает. Хочешь я расскажу тебе?
- Да, - говорю я и кладу голову к Лиле на колени. Пусть это рассказ будет длинным.
- Он будет длинным, я обещаю, ты только засыпай. Ты вставала раньше и шла ставить чайник. Он закипал, и ты будила меня, а мне так не хотелось вставать. Тогда ты садилась ко мне на кровать и начинала читать книгу. Но, знаешь, ты читала ее вслух, и мне, конечно же, становилось интересно и я просыпалась. А, помнишь, мы ходили гулять на холмы и сочиняли дурацкие стихи прямо на ходу. А потом.
Голос Лили становится тише и изменяется. Я смотрю на нее, но больше не узнаю. Лиля перестает быть Лилей, но не перестает быть кем-то родным. Теперь она другой человек – девочка с бородой, и он чуть слышно поет мне:
«Баю-бай, баю-бай, засыпай моя сова,
Месяц ясный как май я тебе нарисовал,
Я тебе перепел всех животных голоса,
Мудрый лоб твой вспотел и болезны глаза»
***
Я просыпаюсь у себя дома. Это мой третий дом и больше мне бежать некуда. В комнате пахнет дымом. Я не курю – значит есть еще кто-то. Я хочу посмотреться в зеркало, но не нахожу ни одного. Сколько мне сейчас лет? Смотрю на руки, но они все равно соврут мне. Когда-то, может быть вчера, а может быть двадцать лет назад я зашла в этот дом и сказала, что хочу здесь остаться. И вот теперь я навсегда здесь.
Открываю дверь в кабинет. Из-за дыма практически ничего не видно. Но я знаю, за столом сидит человек и курит трубку. Я нашла его в этих бесконечных темных комнатах. Смотрю на него так долго, сколько занимает поворот головы. Чтобы поверить в то, что он существует у меня есть только мгновенье. Потом он непременно оборачивается ко мне и улыбается:
- А знаешь, в конце концов выяснится, что мы с тобой были одним и тем же человеком, - говорит он мне моим голосом.
- Это не правда! Кричу я. Я не курю, это не мои дурацкие ботинки стоят возле двери, это не мои книги и не мои футболки размера XXL.
- Ты куришь, - спокойно отвечает он, - и все эти книги твои. Возьми любую и ты узнаешь ее. Здесь никого нет кроме тебя.
Я больше не могу выносить своего присутствия и снова бегу: я знаю, что старуха опять поймает меня, мой кот снова умрет, я никогда не встречу маму, Лиля не вернется и футболки XXL окажутся моими.
Я не знаю молитв, поэтому засыпая, читаю стихи. Всегда одни и те же.
«Когда ты проснешься от смерти, будешь в моих объятьях, и я стану целовать тебя и стану плакать»