Где тот колодец

Петровский Валерий
Моя рецензия на мои рассказы

Что я могу сказать: эта проза очень русская. Она невероятно близка по-своему духу, даже по складу слога к таким простым и известным вещам как, к примеру, рассказ Чехова «Мальчики». Вся эта проза целиком очень «мальчишеская», почти наивная.

Известно, чтобы стать художником, надо сохранить в себе детство. Так вот, все эти творения невероятно детские. И в прямом смысле – написаны как бы для детей, и в большом – они заставляют оглядеться вокруг большими глазами. Как в детстве, от удивления. Вспоминаются сразу такие рассказы, как «Филиппок» Л.Толстого, где еще большие собаки бегали. Те собаки потому и большие, что мальчик-то маленький.

Или, скажем, «После бала», где прутьями бьют солдата на наших глазах. Такие вещи незабываемы. И мои рассказы созданы из незабываемого. Не только из того, что я помню – из много того, чего я не ведаю, но знакомо читателю. Потому что почти каждый рассказ будоражит, заставляет вспомнить и опомниться. Отвернуться от того, к чему так привык: серые будни, погоня за нелепыми призраками, уход от своих близких. Конечно, человек всегда одинок. Но в нем много хорошего.

Как у Темы, у которого Жучка провалилась в колодец и лает. Каждый может спасти Жучку, свою собачку, сотворить маленькое чудо доброты. Главное, найти тот колодец и всегда к нему возвращаться, даже если у тебя все хорошо. Это особенно трудно – быть хорошим, когда у тебя все хорошо. Потому что тебе тогда никто не нужен. В смысле, помощь не нужна. Не нуждаешься в помощи. И тебе никто не нужен. Такая вот простая мысль в новелле «Куда надо женщине…» Когда у тебя все пальцы целы, то легко рвать крылья у бабочки. Такие вот рассказы.

И они очень не русские, те рассказы. Потому что несут в себе что-то такое, нездешнее. Потому, что нечто такое, я увидел потом у Шервуда Андерсона, у которого герои почти не разговаривают. Они даже думают с трудом, плохо соображают. Но это не означает, что они плохие люди. Очень даже хорошие, просто жизнь кругом тяжелая – им некогда разговаривать.
Но они все чувствуют, все понимают без слов.

Или Хемингуэй. У каждого свой Хемингуэй. У меня это автор романа «По ком звонит колокол». Всего три дня и три ночи в том романе. По мне – очень много. Потому что достаточно одной ситуации, чтобы понять человека, разглядеть его. Иногда и не нужно встречного, чтобы понять нечто такое. О себе и о других. Как в новелле «Конец садового периода…», где и людей-то нет. Так, смутные тени, воспоминания из прошлого, заброшенные книги. Всё, как бы в мерцании свечей на даче, где нет электричества. Тогда тени длиннее и извиваются как живые. Чьи тени?

А еще вспоминается Сэлинджер с дзэн-рассказами, у которого все предопределено. Всё-всё – и жизнь, и смерть. Не скажу, что у нас жизнь и смерть играют в прятки. Но то, что они ходят рядом, вместе – то очевидно. Тому пример – наша новелла «Корабль по морю идет…». Или возьмите эту «Детскую считалку…»: «Три, четыре, пять – я иду тебя искать…». Кто здесь кого ищет?

Такая вот история. Почти детская страшилка. Почти детская…
И некуда спрятаться.