Танцевала на карнизе ранняя птаха, цепляясь за уступ коготками, едва не срываясь вниз, она с интересом, но с опаской пыталась разобраться, что же творится внутри.
Вязкий дым стелился по внутренностям кухни и полужидким туманчиком уплывал в клети вентиляции.
Пахло рыбой, печеной форелью с луком и поджаренной с корочкой картошечкой.
Паёк дня в виде раннего обеда вызывал не то урчание изголодавшегося по еде желудка, то ли наоборот неосознанное отторжение смеси, бурлящей в золотистом масле.
Когда расстегнулось и откинулось в сторону окно, уличный аромат стал бороться с чадом, запекшимся в ежедневных меню кухни.
Задышала квартира.
Ветерок щеткой сметал клочья пыли и резвился с лепестками источенных карандашом отрывных листков.
Чувствуя прилив апрельского настроя, захотелось сбрить зимнюю щетину, вычистив бритвой до белизны кожу, и облить лицо горячей водой с горчинкой.
Солнце насквозь прокалило стекло, оставляя радужные волоски и превращая дым сигареты в элегантные подтёки белой седоватой патоки.
Вот оно, виноватое, скромное и чуть смеющееся переливами ручьев, изменение настроения - долгожданное разрубание цепей утренних заморозков шаловливым теплом златых прядей светила.
Примулы и мать-и-мачеха, прорвав ещё холодный слой земли, вылезли вдоль обочины, и теперь стало веселее идти по жухлому ковру колючей прошлогодней травы.
Ещё недавно, обворачиваясь, как удавкой, шлейфом шарфа, искал согрева в коротких набегах на магазинчик, теперь можно долго плутая и не боясь сжатия горла морозной ангиной, идти околицей за покупками.
И покупки особенные - тянет на что-то вкусненькое, чего никогда не покупал, а тут, рискнув, открываешь тёртый кошель и расплачиваешься, не считая сдачи, крупной купюрой.
Нежность просыпается, как сонная кошка, она, потягиваясь, разминает тельце чувств, и, кажется, сейчас заурчит от удовольствия.
И душистые деньки подкупают своей неожиданностью, думал ведь, все - промёрзла земля, охладели чувства, вымерла фантазия, а новое веяние весеннего месяца разбудило во мне не только аппетит, но и новые привычки.