Вода во время грозы лилась через греблю и потом уходила постепенно. Через пару дней она уже не стояла в долине сплошным плёсом, а разделилась на отдельные озера. И в стремительно мельчающих этих озёрах кишела задыхающаяся рыба. Всё то, что бдительно охранялось колхозными сторожами в большом пруду, затем вылавливалось и вывозилось на продажу, теперь щедро выплеснула гроза на луг и частные огороды. И всё это богатство уже безнаказанно можно было ловить голыми руками.
Все жители бросились на ловлю. Кто ситами, кто наскоро сооруженными сетями. Большую рыбу глушили палками, собирали в мешки. Такого количества рыбы здесь ещё не видели. Метровые щуки, огромные зеркальные карпы, золотом отливающие лини. Ловил и наш дедушка, засучив штанины, ловил Юра.
Бабушка солила и развешивала рыбу, вялила. Мы ей помогали. Рыбу варили и жарили
- Ну, - говорила бабушка, - наелись на всю жизнь.
И ещё один эпизод, связанный с рыбой, запечатлелся в памяти.
Было это во второй половине лета, когда ещё стояла жара, но кое-что уже выросло, вызрело, и было убрано, в том числе конопля.
Её тогда сеяли на каждом огороде. Сначала выколачивали семена, из которых отжимали вкуснейшее масло, стебли вымачивали в опусте, укладывая рядами в воде вдоль берега, потом сушили на берегу, затем свозили домой, и трепали на специальных установках. Освобождали, таким образом, волокна.
Зимой, долгими вечерами, пряли нитки, затем ткали из них полотно. Оно было жёстким, грязного желтоватого цвета. На следующее лето полотнища свозили к воде и отбеливали на солнце. Для чего по много раз замачивали и расстилали их на траве. Полотно постепенно выгорало, становилось всё белее.
Из него шили простыни, рубашки, нижнее бельё.
Итак, в один тихий, тёплый денёк мы рыбачили на опусте. Рыбалка была необычная.
От конопли рыба пьянела, и всплывала на поверхность воды; лениво плавала боком, а то и вверх брюхом. Рыбы было множество. Мальки или даже икринки попадали в опуст из большого пруда через шлюзы. Они развивались и подрастали в мелкой речушке, а потом возвращались обратно в опуст, на глубину.
Мы, ребятишки, рыбачили у берегов, вылавливая рыбу просто руками. Набрали уже больше половины ведра, когда на греблю въехали первые цыганские телеги. Их было много, они растянулись цепью. Передние въезжали на мост, а хвост ещё только съезжал с дороги.
И вот цыгане увидели кишащую от рыбы поверхность опуста. Движение телег остановилось, сначала несколько человек, а потом целая лавина людей скатилась по откосу вниз.
Поднялся гвалт. Сначала мужчины, а затем и женщины, прямо в одеждах бросались в воду и ловили рыбу. Те, кто умел плавать, прыгали прямо с моста.
Рыбу засовывали за пазухи, в карманы, держали даже в зубах. Выскакивали с добычей на берег, сбрасывали в платки и торбы цыганятам, как горох высыпавшим из телег, и снова кидались обратно в воду.
Творилось что-то невообразимое. Одна из цыганок, залетевшая на глубину, начала тонуть. Цыган схватил её за волосы и тянул к берегу одной рукой, в другой держал за жабры большую рыбину. Маленькие цыганята протягивали ладошки вверх и что-то лопотали, выпрашивая рыбу у нас. Дети постарше тоже просили, отрабатывая подачки исполнением танцев и скабрезных песенок. Некоторые не просили, а запускали руки в вёдра, хватали рыбу, сколько удавалось ухватить, и убегали. Скоро у нас осталось её совсем мало, и чтобы сохранить последнюю, Юра сел на ведро.
Минут десять продолжалась вся эта катавасия, рыбы не стало.
Цыгане уселись в телеги и неспешно поехали дальше. Когда проехала последняя телега, мы поднялись на мост, чтобы посмотреть им вслед.
Цыганёнок с последней телеги строил нам гримасы и делал непристойные телодвижения до тех пор, пока цыганка не «смазала» ему по затылку ладонью. Наши мальчишки покатывались со смеху.
Потом мы смотрели с моста вниз, на опуст. Вода была мутная, на поверхности там-сям белыми пятнами плавали отдельные рыбины.