Corona Boreаlis Часть 2 Глава 14
Проведенная на следующий день операция под внутривенным наркозом опять ничего не дала. И позади сустава он не нашел гноя. Несколько мелких гнойных секвестров мягких тканей выделилось после промывания старой верхней раны. Но это не объясняло выраженных изменений со стороны колена и нижней трети бедра Отек сохранялся, более того – на коже появился усиленный венозный рисунок, цианоз. Ведь все было вскрыто… казалось - ну, что еще нужно? А в течении вялой флегмоны не было никакой положительной динамики. Становилось очевидным, что и общее состояние Верки ухудшалось. И хотя, на вопрос: «Как дела?» она по-прежнему неизменно отвечала «хорошо», уже нельзя было не замечать, что она истощена, бледна, сохранялась тахикардия, и появилась одышка, подкашливание…
Как ни странно, но его не покидала уверенность, что это все временно, и вот-вот должно наступить улучшение, а за ним и выздоровление. Точно такая же оценка происходящего была и у Наташи. Она волновалась, печалилась, но без какой-либо паники, и мужественно переносила ниспосланное испытание, не сомневаясь, что в конечном итоге все окончится хорошо.
На контрольной рентгенограмме, сделанной через три дня после последней операции, отчетливо определялась отслойка надкостницы в области метафиза бедра. На предыдущих снимках ее не было. В сочетании с клинической картиной, с повышенной температурой, с сохраняющимися местными изменениями это могло свидетельствовать о гнойно-воспалительном процессе в кости, и требовало еще одного вмешательства, как минимум остеопрефорации…
Ему ассистировал Лозовой, держал крючки. Проведя ревизию ран и не найдя ничего нового, он проткнул надкостницу иглой Дюфо в двух местах, но , кроме крови, ничего не получил. Собственно, тут ничего и не предстояло получить, главный смысл перфорации - декомпрессия и оставление отверстия для оттока экссудата. Оставил тампоны с гордоксом… Воспользовавшись наркозом, Наташа вытащила у спящей Верки шатавшийся передний молочный зуб.
После операции Лозовой задержал его в дверях перевязочной и негромким, завораживающе- озабоченным , голосом выразил свои сомнения и тревогу
- Вы уверены в диагнозе.? Воспалительные-то изменения минимальны…
Сказал так, как будто сожалел, что приходится говорить об этом.
«Ах ты … Не вы ли, Андрей Федорович, убеждали меня, что на первом снимке определяется секвестральная полость, и не одна , а целых две? Фактически, вы еще тогда, месяц назад, предлагали вмешаться на кости - вскрыть остеомиелитические секвестры.. А теперь , ничтоже сумняшись, с тем же ученым видом, отрекаетесь от своих слов, как будто никогда и не говорили их. Да - вы прекрасно знаете, каким может быть другой диагноз, но это - моя дочь, и ни о каких других диагнозах я думать не хочу, не смею, и не буду.»
Он ничего не ответил Лозовому и прошел к себе в кабинет.
В конце рабочего дня Верку навестили Чаловы. Среди принесенных в подарок игрушек была раскрашенная статуэтка Будды; ее поставили на подоконник. Ира рассказала, что Тамара ходила в Уланбаторе к известной монгольской целительнице-экстрасенсу, услугами которой пользуются и в Америке, и в Европе, и та обещала помочь.
Он уговорил Наташу провести эту ночь дома, а сам он останется с Веркой в палате. Он прекрасно справился со своими санитарскими обязанностями по уходу за маленькой пациенткой – поправляя подушки, кормя кашей, поднося попить, подставляя судно… С внутренней горькой усмешкой он отметил про себя, что для него самого эти действия приносят больше удовлетворения, чем его врачебные потуги. Перед сном посмотрели «Шрека». Ночью она не просыпалась и спала спокойно.
Боли действительно стали меньше, и в последующие дни практически не беспокоили ее. Но общее состояние оставалось тяжелым, даже очень тяжелым. Нарастала тахикардия и одышка. Частота пульса доходила до ста двадцати, и число дыханий за минуту до тридцати. Сохранялась и высокая температура. Наташа заставляла Веру мерить температуру чуть ли не каждый час. Он попросил Халбиби послушать легкие, и та сказала, что справа определяет пневмонию. Он сам тоже находил ослабленное дыхание справа. Они перешли на внутривенное введение тиенама, ежедневно переливались растворы альбумина, электролитов, метронидазола… Интенсивная терапия септического состояния, которую они проводили , по его мнению, должна была быть эффективной, но в который раз приходилось сознаваться в том, что все их усилия словно упирались в какую-то непробиваемую стену, возведенную свыше. Теперь его главным страхом стала одышка. Всякий раз, заходя в палату, он считал дыхательные движения грудной клетки, стараясь делать это незаметно для Веры, а лучше, когда она спала. Наташа проделывала то же самое. Для них это стало мерилом жизненного благополучия. Если насчитывали меньше двадцати, то на какое-то время можно было перевести дух, если больше тридцати, то тревога становилась невыносимой. Но все чаще и чаще насчитывалось больше тридцати в минуту. Они установили строгий график проветривания палаты. Ира Чалова достала где-то и принесла в палату японский ингалятор, с помощью которого можно было насыщать воздух в палате специальными газами, усиливающими отхаркивающий эффект, и обогащать кислородом… Наступил день, когда одышка стала сорок, и он вызвал Энхтайвань. Он поставил перед ней вопрос о переходе на искусственную вентиляцию легких. Но монголка, тщательно осмотрев Верку и изучив историю болезни, успокоила его, сказав, что не видит показаний к переходу на ИВЛ. Они договорились, что завтра сделают снимок легких в рентгенкабинете профилактория.
В тот вечер, придя домой, с ним случилась истерика. Он стоял, согнувшись, опираясь руками на край ванны, перед открытым краном с льющейся водой и с жалобным , осуждающим весь свет, воем рыдал, с ненавистью оглядывая старый розовый кафель перед собою. Перед глазами встала картина беспечно играющих детей во дворе, когда он возвращался из больницы, в ушах звучали их веселые возгласы. « Они играют, кричат от радости… а его дочь лежит там в палате, задыхаясь..», и лицо его безвольно кривилось в судорожных приступах ничем не сдерживаемого плача.
© Copyright:
Синицын Василич, 2014
Свидетельство о публикации №214041201833