Corona Boreаlis Часть 2 Глава 14

Синицын Василич
               

   Проведенная  на  следующий  день  операция  под  внутривенным  наркозом  опять  ничего  не  дала. И  позади  сустава  он  не  нашел  гноя. Несколько  мелких  гнойных  секвестров  мягких  тканей  выделилось  после  промывания  старой  верхней  раны. Но  это  не  объясняло  выраженных  изменений  со  стороны  колена  и  нижней  трети  бедра Отек  сохранялся,  более  того – на  коже  появился  усиленный  венозный  рисунок,  цианоз. Ведь  все  было  вскрыто… казалось -  ну,  что  еще  нужно? А  в  течении  вялой  флегмоны  не  было  никакой  положительной  динамики. Становилось  очевидным,  что  и  общее  состояние  Верки  ухудшалось. И  хотя, на  вопрос: «Как  дела?»  она  по-прежнему      неизменно  отвечала  «хорошо», уже  нельзя  было  не  замечать,  что  она  истощена, бледна, сохранялась  тахикардия, и  появилась  одышка,  подкашливание…
    Как  ни  странно, но  его  не  покидала  уверенность,  что  это  все  временно,  и вот-вот  должно  наступить  улучшение,  а  за  ним  и  выздоровление. Точно  такая  же  оценка  происходящего  была  и  у  Наташи.  Она  волновалась, печалилась, но без  какой-либо  паники,  и  мужественно  переносила ниспосланное    испытание,  не  сомневаясь,  что  в  конечном  итоге  все  окончится  хорошо.
    На  контрольной  рентгенограмме, сделанной  через  три  дня  после  последней  операции,  отчетливо  определялась  отслойка  надкостницы  в  области  метафиза  бедра. На  предыдущих  снимках  ее  не  было. В  сочетании  с  клинической  картиной,  с повышенной  температурой,  с  сохраняющимися  местными  изменениями  это могло  свидетельствовать  о  гнойно-воспалительном  процессе  в  кости,  и  требовало  еще  одного  вмешательства,  как  минимум  остеопрефорации…   
    Ему  ассистировал  Лозовой,  держал  крючки.  Проведя  ревизию  ран  и  не  найдя  ничего  нового, он  проткнул  надкостницу  иглой  Дюфо  в  двух  местах,  но ,  кроме  крови,  ничего  не  получил. Собственно,  тут ничего  и не предстояло получить,  главный  смысл перфорации  -   декомпрессия  и оставление  отверстия  для  оттока экссудата. Оставил  тампоны  с  гордоксом… Воспользовавшись  наркозом, Наташа  вытащила  у спящей  Верки  шатавшийся  передний  молочный  зуб.
    После  операции  Лозовой задержал  его  в  дверях  перевязочной  и негромким, завораживающе- озабоченным  , голосом  выразил  свои  сомнения  и  тревогу
- Вы  уверены  в  диагнозе.? Воспалительные-то  изменения  минимальны…
Сказал  так,  как  будто  сожалел,  что  приходится  говорить  об  этом.
«Ах  ты  …  Не   вы  ли,  Андрей  Федорович, убеждали  меня,  что  на  первом  снимке  определяется  секвестральная  полость,  и  не  одна ,  а  целых  две? Фактически,  вы  еще  тогда,  месяц  назад,  предлагали  вмешаться  на  кости -  вскрыть  остеомиелитические  секвестры.. А  теперь  ,  ничтоже  сумняшись, с  тем  же ученым  видом, отрекаетесь от  своих  слов,  как будто  никогда  и  не  говорили  их.  Да  -  вы  прекрасно  знаете,  каким может  быть  другой  диагноз, но  это  -  моя  дочь,  и  ни  о  каких  других  диагнозах  я  думать  не  хочу,  не  смею, и  не  буду.»
Он  ничего  не  ответил  Лозовому  и  прошел  к  себе  в  кабинет.
    В  конце  рабочего  дня  Верку  навестили  Чаловы. Среди  принесенных  в  подарок  игрушек  была  раскрашенная   статуэтка  Будды;  ее  поставили  на подоконник. Ира  рассказала,  что  Тамара  ходила  в  Уланбаторе  к  известной  монгольской  целительнице-экстрасенсу,  услугами  которой  пользуются  и  в  Америке,  и в  Европе,  и  та  обещала  помочь.
    Он  уговорил  Наташу  провести  эту  ночь  дома,  а  сам  он  останется  с  Веркой  в  палате. Он  прекрасно  справился со  своими  санитарскими  обязанностями  по  уходу  за  маленькой  пациенткой – поправляя  подушки, кормя  кашей, поднося  попить, подставляя  судно… С внутренней  горькой  усмешкой  он  отметил  про  себя,  что  для  него  самого  эти   действия  приносят  больше  удовлетворения,  чем его  врачебные потуги.    Перед  сном  посмотрели  «Шрека».  Ночью  она не просыпалась  и  спала  спокойно.
    Боли  действительно  стали  меньше,  и  в  последующие  дни  практически  не  беспокоили  ее. Но  общее  состояние  оставалось  тяжелым,  даже  очень  тяжелым. Нарастала тахикардия  и  одышка. Частота  пульса  доходила  до  ста  двадцати,  и число  дыханий  за  минуту  до  тридцати. Сохранялась  и  высокая  температура. Наташа заставляла  Веру  мерить  температуру  чуть  ли  не  каждый  час. Он  попросил  Халбиби  послушать  легкие, и  та  сказала,  что справа определяет  пневмонию. Он  сам  тоже  находил  ослабленное  дыхание  справа.  Они  перешли  на  внутривенное  введение  тиенама, ежедневно  переливались  растворы  альбумина, электролитов, метронидазола… Интенсивная  терапия  септического  состояния, которую  они  проводили , по  его  мнению, должна  была  быть эффективной,  но  в  который  раз  приходилось  сознаваться  в  том,  что все  их  усилия  словно упирались  в  какую-то  непробиваемую  стену,  возведенную  свыше. Теперь его  главным  страхом  стала  одышка. Всякий  раз,  заходя  в  палату, он  считал  дыхательные  движения  грудной  клетки,  стараясь  делать  это  незаметно  для  Веры,  а лучше,  когда  она  спала.  Наташа  проделывала  то же  самое. Для  них  это  стало  мерилом  жизненного  благополучия. Если  насчитывали  меньше  двадцати,  то на  какое-то  время  можно  было  перевести  дух,  если  больше  тридцати,  то  тревога  становилась  невыносимой. Но  все  чаще  и  чаще  насчитывалось  больше  тридцати  в  минуту. Они  установили  строгий  график  проветривания  палаты. Ира  Чалова достала  где-то  и  принесла  в  палату  японский  ингалятор,  с  помощью  которого  можно  было насыщать  воздух  в  палате  специальными  газами,  усиливающими  отхаркивающий  эффект,  и  обогащать  кислородом… Наступил  день,  когда  одышка  стала  сорок,  и  он  вызвал  Энхтайвань. Он  поставил  перед  ней  вопрос  о  переходе  на  искусственную  вентиляцию  легких. Но монголка,  тщательно  осмотрев  Верку и  изучив  историю  болезни, успокоила  его,  сказав,  что  не  видит  показаний к переходу  на  ИВЛ. Они  договорились,  что  завтра  сделают  снимок  легких  в  рентгенкабинете  профилактория.
    В тот  вечер,  придя  домой,  с  ним  случилась  истерика.  Он  стоял,  согнувшись,  опираясь  руками  на  край  ванны, перед  открытым  краном  с  льющейся  водой  и  с жалобным ,  осуждающим  весь  свет,  воем  рыдал,  с  ненавистью оглядывая  старый  розовый  кафель  перед  собою. Перед  глазами  встала  картина  беспечно  играющих  детей  во  дворе,  когда  он  возвращался  из  больницы, в  ушах  звучали  их  веселые  возгласы. « Они играют, кричат  от  радости… а  его дочь  лежит  там  в  палате,  задыхаясь..», и  лицо  его  безвольно  кривилось  в судорожных  приступах  ничем  не  сдерживаемого  плача.