«Я желала бы принадлежать к религии, которая не давала бы людям ненавидеть и бояться друг друга, а равно вредить друг другу», - мечтала мудрая француженка Жорж Санд. Увы! Но в большинстве случаев человек не выбирает ни семью, ни страну, ни религию.
В 1887 году Оренбург потрясла весьма необычная история, о которой не только говорили на каждом углу, но и писали во всех местных газетах.
«Татарская девушка по имени Биби, задумавшая принять христианскую веру, становится героиней наших дней. Дочь бедной вдовы из башкирских крестьян по выходе матери замуж вторым браком тоже за бедняка, Биби рано стала в новой семье бременем и всё детство провела у русских людей. Естественно, что лучшие минуты на заре жизни своей девочка связала с чужими, но искренними ласками и настолько прозрела, что решительно объявила желание быть русской: «Хочу жить, молиться и веровать по-русски», - давно твердит она»,- с нескрываемой симпатией писала о малолетней героине газета «Оренбургский листок».
Кстати, мать знала о намерениях дочери, но особого внимания этому не придавала. Надеялась, что ребячество со временем пройдёт, а потом можно будет девку замуж выдать и получить калым. А пока родительнице было вполне удобно спихивать девчушку на сердобольных русских соседей. Да и Биби в родительском доме было не сладко, раз она убежала в семью к православному священнику. До этого нелёгкой судьбой татарской девушки никто из правоверных не интересовался, мало ли таких примеров. Но как только Биби решила стать христианкой, или, как она наивно выражалась – «русской», на горизонте вдруг появилась «целая депутация из татарских крезов, во главе с достопочтейнейшим Хусаиновым, и прямо к священнику с требованием о непременной выдаче юной прозелитки»..Главным аргументом возвращения Биби был её более чем юный возраст. Делегаты даже справки навели, доказывая, что ей всего тринадцать лет. И решительно требовали выдворения неразумной малолетки к матери. В порыве внезапных отеческих чувств, купец Хусаинов обещал даже удочерить Биби. Однако сама юная героиня скандала никуда возвращаться не желала, уверяя, что ей уже четырнадцать лет и даже больше, ведь сестре, которая старше на два года, уже восемнадцать. Но татары продолжали утверждать, что бунтарке только тринадцать и, стало быть, «воли своей относительно свободы совести она не имеет».
Пока кипели нешуточные страсти, и общество разделилось на тех, кто признавал за Биби право на новую жизнь, и на тех, кто этого права её лишал, юная прозелитка была непреклонна в своём намерении креститься. Она уже знала христианские молитвы, ходила в церковь как хорошая христианка, отлично усвоила жития святых дев великомучениц Варвары и Екатерины. Себя называла Катей и ни в какую не хотела возвращаться к матери, даже угрожала самоубийством, если её выдворят насильно. «Я давно русская, люблю русскую веру, мне нравится русская семья, а у татар бабе худо: её бьют, не любят, не жалеют и в мечеть даже молиться не пускают», - откровенничала Биби-Катя с оренбургскими журналистами. Акулы пера не раз обращались к мусульманам с вопросами: «Почему это веротерпимость, которой они столь широко пользуются от русских, не имеет места в обратных случаях – по отношению к вере русских? И можно ли силой связать свободу совести человеческой, т.е. ту силу, которая превыше всякой человеческой силы и даже насилия? Ведь не на погибель же идёт Биби? Иное дело спасать падших женщин мусульманок от разврата, и иное дело печалиться о душе, ищущей другой веры ради чистой и честной жизни по правилам нравственности и веры в Иисуса, которого и Магомет признавал Божьим Пророком. Надо просить Бога о том, чтобы из Биби вышла честная, хорошая женщина, а не толкать её на то, к чему сердце её не лежит, и что способно наделать ей бед, а может быть и доведёт её до падения».
Но ни разумные доводы журналистов, ни защита православного священника, ни тем более желание самой Биби не вразумили оренбургских мусульман. К священнику, у которого жила девушка, явилась очередная депутация правоверных, на этот раз с соборным ахуном. Мусульмане держали себя любезно и кротко, как в отношении священника, так и в беседах с юной бунтаркой. С девушкой говорили довольно долго по-татарски. Биби при жалостливых словах о матери всё время плакала, но осталась непреклонна в своём желании «стать русской и христианкой». Вроде бы даже сам ахун поверил в искренность девушки и, уходя, ласково наставлял Биби: «чтобы она держала себя в жизни хорошо, послушна была хозяевам, ласкова к детям»…и ненароком поинтересовался: «Скоро ли девушку будут крестить?»
Казалось бы, все складывается просто замечательно, и журналисты искренне радовались за судьбу потенциальной христианки. Но вдруг неожиданный поворот: Биби пропала… Газеты писали: «Татары украли девушку из квартиры законоучителя военной гимназии Смирнского, где она жила и училась христианской вере… Метрики не нашли, так прибегли к силе». Журналисты резонно беспокоились за жизнь и здоровье Биби, полагая, что несчастная девушка «неизбежно подвергнется истязаниям и насилию».
После тревожных публикаций в редакцию газеты «Оренбургский листок» пришло письмо от некоего татарина, который признался в похищении вероотступницы, заявив, что ему «всё равно жить здесь или идти в Сибирь». Похититель сообщил, что Биби жива и здорова. Журналисты напечатали открытый ответ и попытались вызвать похитителя на дискуссию. Однако на призыв никто не отозвался, а о бедной Биби больше никто никогда не слышал.