СОЛОМЕНЦЕВА ШЛЯПКА
(быль)
«Пророки пророчествуют ложь,
И священники господствуют при
посредстве их. И народ Мой любит
Это.»
Кн. Иеремии, глава 6, стих 31.
Ольга Борисовна Соломенцева препарировала музыку- уже много лет преподавала гармонию, теорию музыки и сольфеджио у первокурсников в столичной консерватории. Пожилая, не лишенная приятности дама. Кандидат искусствоведения, между прочим. Всегда элегантно и модно одета, в тон подобраны шляпка и перчатки.
Ольга Борисовна не любила свою работу- надоело вдалбливать нерадивым и тупым студентам правила гармонических оборотов, коим нет числа. Студенты тоже не испытывали к ней лирических- чувств, и за глаза звали ее « высушенной доминантой », в отличии от «двойной доминанты» Дарьи Березиной, безобразно полной бабки, читавшей у них историю украинской музыки.
Жизнь Ольги Борисовны была заполнена наполовину: из-за пенсионного возраста, педагогическая нагрузка у нее была невелика. В консерваторию она приехала из провинциального города, потому не любила спесивых и важных представителей музыкальной элиты страны. Они всерьез полагали национальную музыку лучшей в мире. Особенно старалась все это доказать внучка основоположника. Любой разговор, даже о погоде, она сводила к своим родственным связям: дескать вот я прямой потомок, и лучше оперы «Тарас Бульба» ничего на свете нет. Ольгу Борисовну тошнило уже от увертюры, но она благоразумно помалкивала, делала свою работу добросовестно и на кафедре не задерживалась. Короче говоря, особа-нервная, мнительная, и одновременно высокомерная.
Единственной ее привязанностью, как у большинства старых дев, была собачка. Маленький пекинесс по кличке- Риччи.
Часто возвращаясь домой, а она жила в центре, она вспоминала слова Лидии Гинзбург- преподавание это сочетание неприятного с бесполезным. Действительно, студенты ее не радовали, она не умела пошутить и посочувствовать, нудно долбила на лекциях и семинарах бесконечные правила классической гармонии, неукоснительно проверяла задачи, и, если находила в гармонизации мелодий одинаковые гармонические обороты, то беспощадно ставила двойки и заставляла приходить на отработки.
И на пенсию уйти она тоже не могла- «Москва деньги любить», говаривал Чехов. И не только Москва, в любом столичном городе жизнь дорога. А есть еще театр, филармония, нужно прилично одеваться, и на все нужны деньги, а пенсии, если хорошенько посчитать, хватило бы на оплату квартиры, скромное питание и аптеку. Хоть и говорят в народе- аптека не прибавит века, но все-равно приходилось покупать антигипертензики, витамины и прочую лабуду. Расходы. Потому, несмотря на усталость и уже отупляющее однообразие лекций, она продолжала работать.
Вечерами ТВ с собачкой на коленях, телефонные звонки, книги, редкие выходы в свет, вот, пожалуй, и все.
Однообразные будни сливались в какой-то бесконечный рабочий день, и даже весной цветущие каштаны на красивейшей улице города не радовали. Видела она эти каштаны тысячу раз, дальше что?
А дальше? А вот дальше жизнь Ольги Борисовны начала наполняться высоким смыслом- началась «революция». Сначала вышли митинговать студенты, они требовали вступления страны в ЕС. Заодно призывали свергнуть правительство во главе с президентом. И между прочим легитимным. Потом стали подтягиваться жители других регионов страны. Ставили палатки. Требовали, как во времена французской революции: «Эгалите, фратерните, либерте». «Геть!», «Вон!», «Свободу!» , «Досрочные выборы!»
Ольга Борисовна сочувствовала митингующим всей душой. В свободное время она приходила на площадь, слушала выступающих, аплодировала, подпевала гимну и т.д. Ей , казалось, что она присутствует при исторических событиях- вместе со всеми борется за правду, свободу, и будущее страны. Вдохновенное чувство причастности наполняло все ее существо. Ага, тут -я, а не Илья!
Толпа, вообще, лишает человека индивидуальности. Один новоиспеченный, ортодоксальный христианин, неофит клялся- никогда не пойдет смотреть битвы гладиаторов. Это противно не только убеждениям, вере, а всему его существу. И что? А то, что через несколько минут на трибунах Колизея, он обнаружил себя орущим, трясущимся от возбуждения, и только невероятным усилием воли запретил себе опускать через парапет большой палец. И куда делись все христианские догмы. Толпа- вещь опасная. Массовый психоз вполне образованных людей, и вот уже слышно-«Зиг Хайль!». Впрочем, это все понятно: человек- существо стадное, системное.
И вот, в свободное время Ольга Борисовна одевала очередную, подходящую к туалету шляпку, брала корзинку, и шла на площадь. Свято верила: коррумпированное правительство, зажравшееся, без стыда и совести обирающее народ должно быть свергнуто. Само слово- «олигархия» вызывало у нее такой приступ ненависти, что начиналась тахикардия.
«Долой!» «Земля- крестьянам, фабрики -рабочим!» , «Не росходтеся!», «Мы побудуем нову краину!» «Разом нас багато, нас не подолаты!» Французская революция, Октябрьская революция, Оранжевая революция – все как-то подзабылось. Удивительно, она сама рассказывала студентам, как разгневался Бетховен, узнав о императорстве Наполеона. Шутки вам что ли. Титан приветствовал своей мощной, воодушевляющей на подвиги симфонией титана, почти что демократа - Наполеона Бонапарта. А тот возьми, да и объяви себя императором. Поневоле изорвешь титульный лист, и изменишь посвящение. Героическая- вполне универсальное название.
Н-да, и Сталин, хоть и звали его за глаза Хозяином. На самом деле был тоже император. Ничего тут не поделаешь.
Но, как говорили древние- времена меняются и мы меняемся вместе с ними. Потому- новые чаяния, новые надежды.
Разумеется, она никаким каком не отождествляла себя с Кларой Цеткин , Розой Люксембург, и пр. Кстати, она жила на улице этой знаменитой революционерки.
Слишком запомнились ей слова из повести Лескова «Леди Макбет М-ценского уезда» (Гармонизацию Шостаковича она часто приводила в пример, и хорошо помнила Лесковский текст): «Такие женщины очень ценятся в каторжных партиях и русских социал-демократических кружках». Это Лесков по поводу доступных женщин ядовито так прошелся.
Тем не менее. Приятно себя ощущать в гуще исторических событий. Правда, поговорочка на этот счет есть- Что люди, то и Марья кривая без ума! Но Ольги Борисовны не касается, она осознанно гимны пела….
Ну, что же, продолжим.
Жизнь, в сущности, заурядного преподавателя наполнилась и обрела смысл. Она, как и многие столичные жители, стала печь пирожки, что ей было совершенно несвойственно, ездила на рынок, собирала сумку с продуктами и несла на Площадь. Хотя там не особенно нуждались в ее помощи. Она не знала, кем все проплачивалось, но стояли полевые кухни, с утра до вечера варили борщ, гречку, жарили мясо, кипятили чай. А на рождество даже сварили кутью из пшеницы и мака с медом.
Пели, плясали, кое-где и водочка. Не разбери поймешь: праздник или что? Но ее радовал этот общественный подъем, и сам моральный дух Площади. «Мы не рабы, рабы не мы!» Народная самооборона, дисциплина, просветленные лица, тут же священники служат - что-то эдакое.
Там же онараззнакомилась с соотечественниками, которых, в сущности, мало знала: они тоже ненавидели режим президента, были недовольны существующими порядками, осуждали беспредел олигархов, и наивно верили, что добьются перемен к лучшему. Оранжевую революцию, закончившуюся фуком, никто как-то и не вспоминал.
Когда начались серьезные волнения: водометы, катапульта, коктейли Молотова, камни, Ольга Борисовна испугалась и стала ходить на площадь реже. Она стала замечать озверелые лица, услышала маты, ее по настоящему стал пугать Правый сектор. Она как-то подзабыла- революция требует кровавых жертв. И они появились. Убитые, раненые в центре Европы, в столице вполне мирной страны, в политкорректные времена. Все это не укладывалось в голове. Даже по ТВ все казалось страшным кошмаром. Кто? Кто стрелял с крыш в спины людям? До сих пор неизвестно кто, чьи были снайперы, кто отдавал приказ стрелять, но митингующих стали отстреливать. Они не остались в долгу- потасовки, драки, стрельба, сотни раненых, покалеченных, изуродованных и внешне и внутренне.
А над всем этим:
Злоба, грустная злоба
Кипит в груди…
Черная злоба, святая (?) злоба...
Вот и А.Блок о том же.
Стало но настоящему страшно. ТВ захлебывалось. Лидеры площади кричали, призывали, доказывали и убеждали людей стоять до конца. Правда в самые страшные и ответственные моменты они благополучно испарялись.
А между прочим, никто и не собирался уходить. Площадь понемногу и незаметно перерождалась. Кормят, поят, деньги дают, куда идти? Домой? Дома нужно работать, а здесь и так хорошо.
Ольга Борисовна уже устала от этого грома и молнии. И хотя консерваторию не сожгли, а просто закоптили, одним днем, она вспомнила, что по четвергам заседание кафедры, и поскольку его никто не отменял, одела свою новую шляпку с перчатками и пошла на работу.
Тут-то все и началось. Она подошла к входу в консерваторию с Прорезной, и уже ступила, ну прям, как Берлиоз, к турникету, как ее остановил грубый окрик
-Стоять! Бояться! Упасть, отжаться!...Кто такая?
Ольга Борисовна глянула и не нашлась сразу что ответить. Вместо привычного вахтера у турникета внезапно оказался ражий детина в камуфляже с автоматом за спиной.
-Позвольте, я пришла на работу. Я здесь работаю,- строго начала Ольга Борисовна.
-Ничого не знаю. Паспорт!
-Но у меня нет паспорта.
-А где он?
-Понимаете, у меня его украли.
-Дэ?
-Да здесь же, на площади, вместе с кошельком вытащили из сумочки.
-Ты шо брешешь, старая вешалка. Тут чесни люды!
Детина окрысился и перекинул автомат повыше. На помятом, небритом лице злобно сверкали маленькие глазки.
-Нет паспорта. Геть! Пошла отсюда.
Ольга Борисовна опешила, а потом возмутилась. Во-первых последние 30 лет никто не позволял себе разговаривать с ней таким тоном. Во-вторых, она стояла на площади, т.е. была заодно с народом. Демократия, пирожки, гимны, вдохновение от причастности к историческим событиям. И что в итоге?
Из стеклянной будочки вахтеров вывалился еще один, такой же наглый, приземистый крендель, только без автомата. На поясном ремне у него висел большой нож.
-Славко! Шо це за карга? Чого надо?
-Говорит, на работу пришла.
-Яку ще роботу. Жени (гони) ии звидсы!
Ольга Борисовна пошла пятнами.
-Как вы смеете так со мной разговаривать. Я доцент, кандидат искусствоведения.
-Доцент!-захохотал камуфляжный.
-Мы тут все доценты по пиву. Вали, пока цела. А то по шляпе получишь, мало не будет.
Ольга Борисовна отступая к двери, не подумав, презрительно произнесла
-Охлос! Мизерабли!
-Шо!? Умная? Капелюх носишь. Н-на!
Второй быстро перегнулся через турникет, и сшиб шляпку с головы Ольги Борисовны, а потом обернулся к первому.
-Отак надо с ними. Старая шлендра! А ну пошла, пока не покаличилы! – потом, почесываясь, добавил
-Славко, сгоняй за сигаретами. Мабудь вже накидалы ци олухи в ящик.
(на площади установлены стеклянные ящики с надписями
«Для захісників Майдана», в одни бросают деньги, а в другие сигареты.)
Дорогая шляпка покатилась по Прорезной, какой-то молодой человек не удержавшись, пнул ее, как мяч, и она еще быстрее закувыркалась вниз.
Ольга Борисовна чуть не потеряла сознание- потемнело в глазах , выступили слезы и застучал висок.
Она пошла вниз с невидящими глазами, прошла мимо своей шляпки. Чувство обиды, незаслуженного оскорбления душило. Закололо сердце.
-Кому же это я пирожки носила? Они же конченые. Бандиты! Хамы! Правильно соседка говорит- майданутые, мерзавцы, галицкие копыта, бандерлоги! Боже мой! Писал же Ремарк в «Трех товарищах»- жрать, спать, совокупляться и оправляться- 4 пункта. Более ничего. Именно. Какой ужас! Скорей домой.
Растерзанная и внешне и внутренне, она направилась к метро. Шептала
-Русский бунт- бессмысленный и беспощадный- вот что это, а никакая не революция.
Увидела молодых людей, похоже студентов
-А эти играют в войнушки. Дикари, дураки. Потом родители плачут, забирая своих мертвых детей, а олигархам все-равно.
В центре стала замечать, как будто раньше была ослеплена, изуродованную площадь, шины, бочки, грязь, вонь, баррикады. Стук топоров резал уши. «Революционеры» обжились на деньги Брюсселя и Обамы. Растапливали печки, варили похлебку, большинство сидело на чурбаках, курили, сплевывали тут же. Чтобы далеко не ходить, мочились тут же. Поигрывали автоматами. Лица беспородные, небритые, с надвинутыми на лоб маскировочными шапками. Звериные. И это для них я таскала корзины, пекла пирожки! Ольге Борисовне стало нестерпимо стыдно.
-Боже мой, какая я дура! Кричали женщины ура, и в воздух чепчики бросали- это про меня, безмозглую.
Она пришла домой. Уже открывая квартиру, вспомнила про свою дорогую шляпку- забыла ее на мостовой.
-Правильно сказано, не помню кто, а точно- начинают романтики, а пользуются подлецы. Да, прав Иван Алексеевич. Пришел дикарь. Дикарь! Начал крушить. Сокрушил. Во что превратили центр города? В помойку. А какие морды нажрали на площади! Защитники!
Она ходила по своей чистой квартирке и не могла найти места. Ей было страшно. Происшедшее казалось каким-то дурным сном. Риччи почувствовал ее настроение, ластился, повизгивал, жалел.
Никогда ее так не унижали. Никогда. Теперь со всем этим придется жить. Как?! Фантасмагория! Оксюморон!
-Это не революция, это Молох! Остаться? Ни за что.
И она решила уехать. Отнесла Риччи соседке- у нее тоже была собачка, и соседка с удовольствием согласилась забрать к себе пекинессика.
Взяла загранпаспорт, собрала сумку. Повязала на голову платок- никаких шляпок. Поехала на вокзал.
С трудом по загранпаспорту купила билет в город, где когда-то заканчивала музыкальное училище. Там у нее жила сестра.
Пришла на перрон. Объявили посадку. Она шла вдоль состава, а 14 вагона, равно, как и 13 не было. А билет был. Она бегала вдоль состава, полагая , что ошиблась и просмотрела. А потом одна из проводниц, замечая ее 6 или 7 раз , пояснила.
-13 и 14 вагоны отцепили, не ищите!
-Как это отцепили? У меня билет.
-Пришли хлопцы с Правого сектора, подняли бучу. Начальник приказал отцепить. Жизнь-то дороже.
-Боже мой! Как же я уеду?
Проводница сжалилась, пустила в вагон. Ольга Борисовна уставшая, с высоким давлением- висок продолжал стучать, кое-как влезла на 3(!) полку.
Всю ночь держась за край полки, чтобы не упасть, думала, думала.
Что происходит? Страна на грани экономического коллапса, Крыма нет, и уже не будет, народ рассорили, цены на газ выросли вдвое, лекарства стали еще дороже, ввели НДС, обирают людей. Бесконечные проклятия в адрес России.
Это что, специально? Намеренно уничтожают страну. Маразматичная сука из Львова, считает меня существом и предлагает расстрелять за то, что я говорю на русском языке, и ее показывают по ТВ. Что это? Ведь это уму непостижимо. Ах, правильно Пушкин написал про этих майданутых:
«…И малодушны, и коварны,
Бесстыдны, злы, неблагодарны,
И сердцем хладные скопцы,
Клеветники, рабы, глупцы…»
И откуда знал. Впрочем, что это я? Гении хорошо знают чернь. Но какая я дура. Гимны пела, молилась за них! Ах, революция! (передразнила сама себя). Это не революция. Это бунт, погром, бесчинство, ложь, бесконечная ложь, а в итоге –беспредел. Что будет? Консерватория почти не работает. Студенты разъехались. Искусство цветет при сильной власти. Ага. Теперь наше искусство- орущая Руслана. Кстати, не сожгла ведь себя. Кишка тонка. Оболгали Башмета и кто? Ничтожества. Министр культуры- гомосексуалист, малограмотный актеришка, стоявший на Площади. Авантюрист чистой воды. И все они мгновенно переродятся, забудут свои обещалки и опять- тьма. А мне слушать бред невежды-министра. Не-ет! Довольно. Наслушалась. В такие лета должно сметь свое суждение иметь. Слава богу, прозрела.
Утром уже была у сестры. Истерзанная, враз постаревшая, куда делась ее элегантность! со слезами рассказывала свои мытарства и комментировала события на площади именно площадной бранью.
В столицу Ольга Борисовна пока не собирается и про свои походы на Площадь помалкивает
А занимается тем, что перечитывает «Окаянные дни» Бунина и злорадно находит совпадения с нынешними событиями на Площади.
О шляпке не вспоминает. А когда-то обаятельнейший актер пел для всей огромной страны: «Соломенная шляпка золотая, с головки вашей ветреной слетая…» и далее, как будто про нее: «Когда над головой грохочут громы, способна даже пригоршня соломы, сыграть в судьбе решающую роль.»
Ну, что ж сыграла- лакмусовая оказалась шляпка.
Этого чудесного актера давно нет на свете, нет и огромной страны, для граждан которой, он весело пел: «Иветта, Лизетта, Жоржетта, Жанетта…», и достойного будущего пока у Соломенцевой Ольги Борисовны в ее независимой «краине» не предвидится.
08.04.14. Ольга Голубь.