Если смотреть с самолёта или с высокого места на кресты, что стоят на Голгофе, то они очень маленькие. Маленькие крестики на большой горе, словно на широкой груди сильного великана. Великан, истыканный булавками из дерева. А тех, кто на крестах, вовсе не видно, только если присмотреться. И палящее солнце, не дающее в полдень ни капли тени. А потом - южная ночь, внизу душная, а тут, на горе - свежая и звёздная. И там, внизу, великан, истыканный деревянными крестиками. Но ночь была перед тем, ночь в саду среди спящих олив. Маленькие люди много говорят, всегда что-то говорят друг другу и редко говорят с небом. Великан ещё спит и глаза обращённые в синеву закрыты, он даже не чувствует этих уколов в свою грудь, не слышит криков толпы вопящей - "Распни!". Он дремлет. Великан ждёт дождя, ждут влагу оливы и иссохшие арыки ждут ручьев.
Только с высоты не видно лиц и не слышно слов, слышны выкрики и стоны и слышно, как пыль, поднимаемая от сотни, ног скрипит в раскалённом воздухе. Что-то очень неправильное и в тоже время самое необходимое происходит там, на горе, в этой несуразной толпе маленьких фигурок, забивающих крестики в грудь великана и прибивающих друг друга к этим крестам. Что-то неощутимо страшное, как бывает с водою, напирающей на, казалось бы, крепкую плотину. Воды всё больше и вот уже незаметная трещина пробежала по монолиту скалы. И, в след за трещиной, первый и весёлый ручеёк брызнул с той стороны, с которой никогда не должен был течь. Никогда - это наше, маленькое и глупое неведение, молчание в верх, наши глаза, не видящие трещин в скалах и не поднимающиеся над лежащими великанами.
Боль искажает лицо маленького человека на смешном этом и несуразном орудии казни, мгновение и губы шепчут что-то.. Толпа прислушивается, то ли зовёт он кого-то, то ли прощается ? "Свершилось" - говорит человек..
Страшная боль потрясает великана, огромными ранами разверзаются грудь его истерзанная крестиками-булавками, живот долин, ноги и руки дорог и троп. Ночь наполняет всё внезапно, истошно орут мулы и прячутся звери, молнии режут спекшийся воздух синими стрелами. Великан открывает глаза, он видит небо, сходящее в его чрево-пещеру. Великан нем, но он спокоен, боль от ран уже ушла. А небо лежащее в его чреве, излечив раны, тоже уйдёт.
"Уйдёт" наверное не то слово, разве небо может куда-то уйти ?