Её большие мягкие, чуть припухлые губы, напоминающие чей-то давно забытый, но старательно подновляющийся (подновляемый) поцелуй, то блаженно и расслабленно улыбались, то внезапно сжимались, как будто стиснутые в кулак национального мщения. А то в подобии волнения медленно сходились вместе, оставляя маленькую пульсирующую дырочку, сквозь которую, как сквозь оскал ластящейся суки, блестели здоровым бело-голубоватым блеском прекрасные, ждущие свежего мяса зубы.
Когда она, улыбаясь, смотрела вам в глаза, на её нежных губках вспыхивали синенькие искорки – то ли неутолённого желания страсти, то ли неутолённого желания мести, то ли того и другого вместе (вот она настоящая поэзия!). А потом из одного уголка губ в другой пробивала вольтова дуга, такая дрожащая мелкой дрожью жёлто-синенькая смертоносная стрелочка, маленькая такая змейка. Она металась в её приоткрытых губках, как… пантера в клетке зоопарка. Неудачное, пожалуй, сравнение, пантер там хорошо кормят, и они по большей части спят. Ну, и ладно. А мы имеем в виду голодную и обиженную пантеру. Ну, не хотите представлять голодную московскую пантеру, представьте в момент разряда обыкновенный электрошокер «TW 309 Гепард» на пальчиковых батарейках. О-о-очень возбуждает.
Её не большая и не маленькая крепкая грудь (ну, такая, знаете, когда забираешь в ладонь, и ещё немного остаётся), которой она, кстати, очень гордилась и поэтому никогда не носила лифчик (фу, какое пошлое слово, ещё хуже чем бюстгальтер…), спокойно и ритмично вздымалась, не выдавая того волнения, тех нездоровых человеческих эмоций, почти адовых страстей, которые бушевали в её кудрявой молоденькой головке.
Да, я не сказал, она была достаточно молода, ей было двадцать три года от роду, двадцать один из которых она провела в знойных «долинах Дагестана», где в лихие девяностые годы прошлого столетия, пришедшиеся на её детство и юность, активно, широкими взмахами сеятеля с серебряного полтинника тридцатых годов, бросались в подготовленную, благодатную почву отборные семена мусульманского экстремизма и ваххабизма. У неё были большие красивые, почти чёрные, глаза - глазищи освобождённой женщины Востока (на Кавказе тоже живут восточные женщины), в которых всегда играл какой-то весёлый огонек, скакал невидимый чертёнок, прикидывающийся иногда солнечным зайчиком, а иногда, когда его злили, грозовым южным небом с громом и молниями. Эти глаза смеялись над всем, что видели, и в то же время ненасытно притягивали к себе, манили, обволакивали, отдавались Вам… В народе нашем такой милый взгляд исстари называют по-доброму - «лядским» и, осуждая само это явление (хотя вряд ли…), всегда стараются поймать этот взгляд, остановить его на себе (ну, по крайней мере, мужская половина, да и, как оказалось в последнее время, безответственнейшая часть прекрасных созданий тоже)…
У неё была удивительная способность смотреть на вас, практически не мигая. Она смотрела, как змея, королевская кобра, только не покачивалась из стороны в сторону, если, конечно, была трезвая. Когда она смотрела в упор своими тёмными глазищами, то зрачки её сжимались в маленькие чёрные точки, и казалось, что вместо них высовывалась воронёная сталь стволов двух снайперских винтовок с глушителями… Всё вокруг смеялось, а в глубине, в том самом пресловутом омуте глаз, была спокойная уверенность и неотвратимость, какая бывает у наёмных убийц в момент честного выполнения ими поставленной боевой задачи…Видимо, в небесной армии тоже перевооружение, и амуры, побросав свои луки со стрелами, взялись за более серьёзное оружие. Да и задачи небесной канцелярии, похоже, тоже изменились…
Кроме красивой мордашки с большущими глазами и иссиня-чёрных вьющихся жёстких волос у нее была длинная и гордая, как у Нифертити (с советских картинок и чеканок), шея, опять же длинные (извините за повторение, но в данном случае оно приятно), в меру накачанные стройные, даже грациозные, ноги. В таких случаях принято говорить, ноги от ушей. И я бы так сказал. Забавно, да?… Но ушей её не было видно за ощетинившейся гривой длинных, но курчавых волос. Так что ноги росли откуда-то из волос. Вот так, хорошо сказал! Хотя, если представить себе такое чудовище…Но уши на длинных ногах, – ещё смешнее. Учитесь мыслить образами, господа! Но я отвлекся… Из-за этих ног, волос, шеи она во время бега или быстрых танцев (я не сказал, она хорошо пела и танцевала) чем-то невольно напоминала молодую строптивую необъезженную кобылицу. И всё это вырастало, цвело и рвалось наружу из спортивного, с не очень тонкой талией, но зато с легко просвечивающими квадратиками пресса, гладкого загорелого тела. Причем, загорелого равномерно, без белых полосок на плечах и белых треугольничков в других, более романтических и жарких, как летняя погода в Дагестане, местах.
Поэтому, думаю, нет смысла говорить, что она не была восточной женщиной в каноническом значении этого слова. Она никогда не носила чадру, паранджу или хиджаб, не уступала место мужчине в трамвае, не заглядывала, как преданная собака, в глаза мужу-хозяину и прочее, прочее, прочее. Хотя, принимая во внимание вышеописанное, уверен, многие бы дорого заплатили, чтобы увидеть её в хиджабе. А потом ещё дороже, чтобы – без.... Да и какой она была национальности, она бы тоже не ответила определённо. Отец её был то ли татарин, то ли башкир (в общем, еханый бабай, как она образно выражалась), спившийся и бросивший жену с ребёнком, когда Алине (так зовут, кстати, нашу героиню) едва только исполнился один годик...
В общем, это я всё к тому, что по национальности Алина себя считала русской, даже пошла в Махачкале в церковь и крестилась под именем Елизаветы. Правда, так мы её называть не будем. Под таким именем её знает Господь.