Став взрослыми, мамами и папами, мы как-то незаметно забываем, что мы чувствовали, будучи детьми. Вернее, мы может и помним о своих чувствах, но вот никак не получается спроецировать эти знания - воспоминания на своих маленьких детей. Мы уверены, что они еще ничего не понимают и думают только об игрушках. «Какие чувства, они же совсем дети!», - так думаем мы.
Вот недавно я покопалась в своих воспоминаниях о себе в раннем возрасте, и удивилась, как много я уже понимала и часто вела себя, как взрослая женщина, могла, где надо пококетничать, где надо скрыть какие-то чувства, и даже где-то поманипулировать другими.
А ведь про своего сына в этом же возрасте я думала, что он дитя дитем. И, конечно же, мои родители тоже так думали обо мне, не предполагая, что в моей душе может твориться такой сумбур ярких переживаний. И самое главное, что такая маленькая девочка может при всем при этом скрыть от чужих глаз всю эту внутреннюю бурю чувств.
Помню, как я удивилась после прочтения романа Франсуазы Саган «Здравствуй, грусть!» тому факту, что написала его юная 18-летняя девушка, а не опытная женщина. Это был первый роман Саган. Можно, конечно, иметь такой опыт, какой описан в романе, но сочинить, придумать всю эту сеть интриг, манипуляций, которую так умело сплела юная героиня романа, опутав взаимоотношения окружавших ее взрослых людей, невозможно без обладания знания человеческой природы. Героиня заставила действовать взрослых по ее плану, да так, что никто из них и не догадался, что был игрушкой в ее руках. Девушка слишком заигралась, история закончилось трагично для одной из героинь из числа взрослых. Но дело даже не в этом. Меня же поразило: откуда у 18-летней Саган такое знание всей этой «кухни» межличностных отношений? Мне казалось, что это приходит с опытом. Выходит, что многие женщины с детства от природы, обладая особой чувствительностью и интуицией, уже неплохо разбираются в хитросплетениях человеческих отношений.
В детстве я часто была влюблена. Еще в дошкольное время мне нравились дети папиных приятелей-офицеров, более взрослые мальчики. Конечно, эти симпатии были глубоко запрятаны, и только мое смущение в их присутствии могло меня выдать. В первом классе от кого-то из девочек я услышала, что все влюблены в нашего одноклассника Витю Найденова. Ранее я никак не реагировала на него, а тут посмотрела на него повнимательней и тоже влюбилась за компанию. Влюбленность была, наверно, очень слабой и мимолетной, еще бы, ведь «за компанию», ибо ни продолжительность, ни окончания я не помню. Возможно, она прошла с появлением на горизонте Кости Вельяминова.
В первый раз я увидела его в весьма непрезентабельном виде, возмутившем меня до глубины души. «Позорище!», - подумала тогда я - первоклассница, увидев сонного мальчика в детском лифчике с резинками для чулок, как у девчонки. Думаю, что надо рассказать поподробнее об этой незнакомой для нынешнего молодого поколения детали детского туалета, которая уже давно исчезла из детского гардероба с появлением такой удобной вещи, как колготки. Детский лифчик представлял собой маечку из плотной хлопчатобумажной ткани. Надеть лифчик из такой не растягивающейся ткани через голову было неудобно, поэтому впереди эта маечка была на пуговицах. К низу полочки лифчика были пришиты две резинки по краям и точно также к низу спинки еще две резинки. Описать эти резинки тоже будет затруднительно. Эти элементы также канули в лета, как и сам этот детский лифчик. Классическую резинку для трусов еще можно найти в продаже.Только резинки для детских лифчиков и дамских чулок были намного шире и пожестче тех, что для трусов. Это для того, чтобы резинки не растягивались, иначе чулки бы плохо держались и некрасиво свисали. Конец резинки завершался пристегивающимся устройством. Оно состояло из двух частей: нижняя часть - резиновый язычок с кругленьким выступом, а верхняя часть - металлическая скобка. Чулочек подцеплялся язычком и скобочка накрывала сверху язычок с материалом чулка, цепляясь за выступ на язычке. Таким образом чулки довольно прочно прикреплялись к лифчику. Крепление женских чулок для взрослых было аналогичным, только крепились они к дамскому поясу.
Описывая эту деталь детского белья, я подумала: все же какое замечательное изобретение – колготки! В жизнь россиян колготки вошли, наверно, в конце 60-х годов 20 века. Во всяком случае, в моем родном Светогорске первые колготки появились у моей одноклассницы Оли Волковой. Их ей привез папа из Финляндии, куда он ездил в командировку по работе. Я даже помню, какие они были: красивого насыщенного синего цвета, плотные в крупную резинку. И было это во второй половине 60-х годов прошлого столетия. Более массово колготки внедрились в нашу жизнь в 70-е годы.
Мальчики носили лифчики с чулками в дошкольном возрасте, а потом уже стеснялись. Когда я впервые увидела Костю, я училась в 1-м классе, а он - во втором. Вот поэтому меня так и удивило, что он еще носил лифчик с чулками.
Их семья только что приехала в наш городок по месту службы отца. Семья их состояла из 4-х человек: мама Надя, папа Коля, семиклассница Лида - ровесница моего старшего брата и второклассник Костя.
Так как наша семья жила в отдельном финском двухэтажном домике, то возможно, в силу наличия свободного места, первый день семья Вельяминовых заночевала у нас. Все это происходило в маленьком пограничном городке Светогорске в Ленинградской области на границе с Финляндией. Мой папа служил офицером-пограничником в Светогорском штабе. Нашей семье был предоставлен отдельный домик, наверно, потому, что у нас была самая большая семья по количеству детей из известных на тот момент офицерских семей.
Нас детей было трое: старший - Валера, средний - Саша был моложе Валеры на 1,5 года, а я - младшая: моложе Саши на 5 лет, а Валеры соответственно - на 6, 5 лет. Валера и Саша родились в других местах, еще когда папа служил на заставах, а вот я родилась именно в Светогорске.
Домик наш был очень уютным, хоть мебель в нем была в основном казенная. На втором этаже располагались две комнаты. Там спали мы - дети. Я была счастливица, ведь у меня с самого раннего детства была своя комната, братья спали в соседней комнате. Спальня родителей находилась на первом этаже.
Кроме того, на 1-м этаже еще были гостиная, кухня, ванная, совмещенная с туалетом, кладовка и веранда. Ванная в те годы была редкостью, тем более горячая вода. Большинство людей мылись в бане. А у нас была ванна с подогревом воды в титане. Титан представлял собой монолитный металлический бак, нижняя область которого предназначалась для растопки угля или дров, благодаря чему в верхней части грелась вода. По тем временам это была роскошь. Еще был подвал, вход в который находился с торца дома. Имелся и заколоченный чердак.Он не давал мне покоя. Меня очень интересовало его содержимое, особенно в свете моих фантазий по поводу клада. Дети в округе часто рассказывали разные истории, что кто-то на чердаке своего дома нашел клад, который оставили прежние хозяева - финны. Дескать, хозяева убегали, похватав что-то на скорую руку, а ценности забыли. После финской войны городок Энсо перешел в состав СССР и стал называться Светогорском, а бывшие жители города переехали вглубь Финляндии. Вот я и фантазировала, что на нашем чердаке тоже должно быть много всего интересного, оставленного бывшими хозяевами дома. Мне так ни разу не удалось пробраться на злополучный чердак, потому что вход в него был заколочен.
Рядом с домом находился огород, большой двор, как мне тогда казалось, и сарай. Во дворе росли кусты шиповника, кусты пахучей сирени, среди которых мы часто искали цветочки с пятью лепесточками. Если такой цветочек найдешь, то непременно надо было съесть на счастье. Посередине двора стоял дуб, который служил для меня своеобразным тренажером. Я по нему и лазала, и качалась, и подтягивалась. Еще собирала листья для гербария и желуди для поделок. В общем, не дуб, а целый мир. Еще росли одна береза и одна сосна. С торца дома стояли липы. Между двумя липами вешали для меня гамак, я качалась на нем, запрокинув голову вверх. Кусочки голубого неба среди листьев этих высоких лип мелькали, а мои мысли, мечты улетали в это мелькающее небо с облаками, и не было меня в эти минуты счастливее. От асфальтовой дороги дом отделяла полоса кустов желтой акации. Желтенькие цветочки акации мы использовали, как свистульки. Наш домик мне часто снился. Иногда мне хочется нарисовать его со стороны дороги. Эта картинка стоит перед моими глазами по сей день. С годами порой накатывает какая-то ностальгия по детству и по всему, что в нем было. Муж утверждает, что это первые признаки старости. Наверно, он прав. Возможно, еще и дело в том, что очень уж сильно наша теперешняя жизнь отличается от той далекой. Поэтому и приятно вспоминать о том, что ушло безвозвратно.
В тот день я даже не знала, что у нас ночью спали чужие люди. По-видимому, я рано легла в своей спальне на 2-м этаже и не слышала, как Вельяминовы пришли. Они ночевали на первом этаже в гостиной. Я сидела на кухне за столом уже в школьной форме, завтракала, как вдруг из зала вышел сонный мальчик в трусах и в этом «позорном» лифчике с висящими резинками для чулок, возмутившем меня, первоклашку, до глубины души. Он, почти с закрытыми глазами, прошел мимо меня через кухню, в туалет.Таким же непроснувшимся он вернулся назад, опять меня не заметив.
В этот же день Вельяминовых поселили в дом по соседству с нашим. Тетя Надя устроилась работать в целлюзно-бумажный техникум, где наша мама работала секретарем. Они подружились. Дядя Коля, естественно, стал приятелем нашего папы, вместе с ним служа в штабе. Лида попала в один класс с моим старшим братом Валерой. В первый день, когда Лида и Костя пошли в школу, мне пришлось их сопровождать. Я показала им дорогу, попутно рассказывая о нашем городе и школах. В городе было всего две школы: средняя и 8-летняя. На тот момент мы с Сашей учились в восьмилетней школе, а Валера - в средней. Лида с Костей были определены в среднюю школу. Почему сопровождать младших Вельяминовых пришлось мне - первоклашке? Я думаю,что братья постеснялись пойти в школу с незнакомой девчонкой. Они были в том возрасте, когда ребята чаще всего опасаются, что их начнут дразнить. Однажды к нам приехала какая-то дальняя родственница – молодая взрослая девушка. Она уже работала. Родители поручили сопровождать ее куда-то среднему брату Саше. Представляю, как Саша испереживался, что его увидят приятели мальчишки, гуляющим со взрослой девахой. Ведь когда потом мама спросила у родственницы: все ли нормально прошло, довел ли Саша ее туда, куда надо было, та ответила, что все было хорошо, единственно, Саша всю дорогу вел себя как-то странно, все время оглядывался, будто боялся слежки.
С появлением в округе нового мальчика, симпатичного и высокого, все девочки - мои ровесницы сразу влюбились в Костю, как было принято в этом возрасте, влюбляться группой в одного. За компанию! Мне он тоже очень понравился.
Вообще у меня уже был друг с еще дошкольного возраста Мишка Дзюба. Мы бегали вне школы вместе, мы сидели за одной партой по просьбе Мишиной мамы. Ей казалось, что я - отличница хорошо влияю на Мишку. Только я сяду 1-го сентября с какой-нибудь подружкой, как меня раз - и опять с Мишкой сажают. Мишка приходил к нам, как к себе домой, спокойно подходил к столу. Отрезал кусок хлеба, намазывал его вареньем, ел, и, закатывая глаза в крайний правый угол, начинал что-нибудь сочинять, привирать. Он представлял собой классический пример невербального проявления того, что человек врет. Я тогда еще не знала об этих признаках такого поведения, но уже интуитивно чувствовала, что привирает. Как закатил Мишка глаза в правый угол и начал рассказывать, растягивая слова, так значит все, процесс фантазирования пошел. Средний брат Саша называл Мишку Дзюбариком. «Лен, твой Дзюбарик пришел!» - обычно кричал Саша, когда приходил Мишка. Мишка был маленький,светловолосый, пухленький, с очень симпатичным личиком, с яркими светло-карими глазами и не менее яркими, красивыми пухлыми губками. Когда он находился в возрасте от 5 до 8 лет взрослые его обожали. По-видимому, он смотрелся очень забавным и хорошеньким малышом. А я худющая и длинная - на голову выше Мишки, безусловно, не очень на его фоне умиляла взрослых. Сама же я в силу возраста не понимала: почему взрослые так с Мишкой сюсюкают?! Мне казалось, что мы уже большие, и Мишка тоже. Среди сверстников я была в авторитете - отличница, шустрая в движениях и шустрая на язык. С точки зрения любви Мишка меня никак не интересовал, во 1-х, друг с раннего детства, почти брат, во 2-х, маленький, ниже меня на целую голову. А тут Костя! Совсем другое дело. Голубоглазый, симпатичный, старше меня на год и выше ростом. Все девчонки в округе сходили от него с ума и страшно мне завидовали. Почему? А потому, что я была ближе всех к «священному телу». Родители дружили, часто у нас в доме собирались компании папиных коллег -офицеров с женами и с детьми, поэтому я имела возможность общаться с Костей поближе. Остальные девочки вздыхали на расстоянии.
Однако, вскоре семья Вельяминовых переехала в другую квартиру недалеко от вокзала и далеко от нас. Я стала совсем редко видеть Костю, а вернее совсем не видеть, что меня, конечно же, огорчало. Хотя в детстве обычно если что-то и огорчало, то ненадолго, так как было столько всего интересного, что все огорчения быстро забывались.
Однажды к нам зашел дядя Коля, и случайно в разговоре обмолвился, что он собрал много черники. Места там были лесные, естественно, грибные и ягодные. В карельских лесах много было черники, брусники, клюквы, земляники и морошки. В тот приход дяди Коли я сразу заявила, что очень хочу свежей черники. Сказала намеренно, зная дядю Колю. Он уговорил маму отпустить меня к ним в гости, чтобы угостить меня ягодой. Мама разрешила, а я обрадовалась, ведь у меня появилась надежда увидеть Костю, а желание полакомиться ягодками черники явилось только предлогом пойти в гости к Вельяминовым. Все получилось. Я с ним увиделась и пообщалась, и даже потом Костя пошел меня провожать домой. Я была на седьмом небе от счастья. Мы шли с ним по тропинке рядом с лесом, Костя рассказывал мне про звезды на небе. Наверно, он увлекался астрономией. А моя мечтательная душа млела от того, что мы идем поздно вечером, как взрослые юноша и девушка, под звездным небом при свете луны, и мой кавалер рассказывает мне про звезды. Именно таким я и представляла себе классическое свидание. Как в кино. Я была счастлива и горда: «Мы, как большие!».
После этого я долго не видела Костю. И вот приближался Новый год. Родители мне сказали, что встречать Новый год мы будем у Вельяминовых. Братья останутся дома, они не захотели встречать Новый год с взрослыми. А вот меня родители решили взять с собой. Я жила все оставшиеся дни ожиданием встречи с Костей. "Вот здорово!", - думала я: "Новый год, праздник, вкусная еда, нарядная елка, веселая компания, а главное: я буду встречать Новый год с мальчиком, который мне очень и очень нравится!".
Встреча Нового года обещала быть сказочной. Кроме всего прочего, на следующий день мне надо было еще идти на елку в дом культуры. Там тоже должны быть подарки, новогоднее представление. Да и вообще начались каникулы! Четверть я закончила на одни пятерки. Боже мой, сколько же в этой жизни счастья, думала я, ожидая наступление долгожданного дня.
Наконец, мы, нарядные и радостные, пришли к Вельяминовым. В центральной комнате стояла огромная, аж до потолка елка со сверкающими лампочками и разными игрушками. Мама сразу подключилась к тете Наде накрывать на стол, а я сначала решила изучить игрушки на этой чудесной елке. Рассмотрев все эти расписные стеклянные шарики, разноцветные фонарики, разные птички на прищепках, блестящую мишуру и гирлянды из флажков, я тоже начала помогать переносить блюда из кухни на праздничный стол. Между тем, меня больше всего волновал вопрос: а где же Костя?
Прибежала ненадолго сестра Кости Лида с подругой. Обе веселые, румяные с мороза. Девушки собрались встречать Новый год в своей компании. Они уже были старшеклассницами, им можно. Да и я уже училась в третьем классе. Наконец распахнулась дверь, и вошел Костя с какой-то девочкой.
Я насторожилась: «С кем это он?! Может, это дочка кого-то из взрослых гостей?». Костя познакомил меня с девочкой. Ее звали Валя. Тетя Надя рассказала, что это Костина одноклассница, они дружат. Потом, когда Вали не было рядом, тетя Надя поведала, что у девочки большая семья, живут скромно, и она часто бывает у Вельяминовых.
Для меня весь мир сразу же обрушился, праздник был испорчен. Косте нравится другая девочка! Да не просто нравится, они еще вместе проводят целые дни, прямо, как мы с Мишкой раньше. Правда, мы с Мишкой уже не дружим. Мы с Мишкой в третьем классе уже едва здороваемся, мы стесняемся, боимся, что будут дразнить: тили-тили тесто, жених и невеста! Все, дружба закончилась, потому что в этом возрасте дружба между мальчиком и девочкой уже имеет другой смысл. А уж в 4-м классе, в коем учились Костя и эта Валя, тем более.
Все мои мечты о том, как мы будем общаться с Костей, как вместе радоваться встрече Нового года, смеяться, веселиться, рухнули в одну секунду. Сердце мое заныло от ревности и обиды. Я почувствовала себя чужой и ненужной на этом празднике. Внешне эта девочка мне показалась непривлекательной. Какой-то серо-черной. Лицо ее было тоже темное. У меня светлые волосы, завязанные в прическу «Мальвина». Волосы распущены до плеч, а верхняя часть подхвачена красивым бантом. Обычно я носила косички, но ведь этот был праздник, поэтому можно было сделать и «Мальвину». На мне было надето нарядное, сшитое мамой, платье. Моя кожа была светлой с вечным ярким румянцем на щеках. Я всегда стеснялась того, что после, например, урока физкультуры, мое лицо пылало. Хотелось быть побледнее. Однако, бледность девочки Вали мне не понравилась. Валя была смуглая и одновременно бледная. Весь ее образ сплывался в одно темное пятно. «Совершенно невыразительное лицо», - ревниво подумала я. Унылости в ее облик добавляли темные волосы и какое-то темное невзрачное платье.
Я была раздавлена, но как бы ни было мне плохо, никак нельзя, чтобы кто-то это увидел. Никто не должен догадываться о том, что творится в моей душе. Я заулыбалась, сделав вид, будто я всю жизнь мечтала познакомиться с этой Валей, начала что-то рассказывать, шутить. Весь вечер я была необыкновенно весела, и как мне казалось, артистична. Расчет был простой: никто не должен знать о моих страданиях, а Костя должен увидеть, насколько я лучше этой Вали. Мне надо было вести себя так, что и Косте, и даже моей «замухрыжистой» сопернице, я казалась бы какой-то необыкновенной, незаурядной, веселой, с которой им посчастливилось встречать Новый год. Как бы случайно, вот просто повезло людям и все! Залетела к ним такая заезжая звезда и немного разнообразила их серую жизнь. Они должны смотреть на меня и думать: как же она остроумна, обворожительна и как доброжелательна ко всем, и к Вале тоже. У нее совершенно нет таких дурных качеств, как ревность, зависть, просто потому, что она сама - почти совершенство! Вот на возбуждение именно таких мыслей и чувств была направлена вся моя энергия. Во мне заговорило уязвленное женское самолюбие. И это в третьем-то классе? Да, женщинами не становятся, женщинами рождаются. В этой ситуации был свой кураж, который заставлял меня быть в ту новогоднюю ночь искрометной и очаровательной. Я чувствовала себя героиней романа, которая была унижена, отвержена, но ее гордость не позволяла дать другим возможность ее жалеть. Этой героине приходилось, как шпионке, играть чужую роль беспечной, взбалмошной и компанейской, которую невозможно обидеть и унизить. При этом ни одна душа не догадывалась, что сердце ее в это время обливалось слезами. Представление себя такой героиней добавляло в мое поведение дополнительный заряд активности или как сейчас говорят - дополнительный "драйв". Я придумывала разные игры, заставляла Костю с Валей что-то изображать, рассказывала им анекдоты, пародировала учителей. И они уже смотрели на меня с удивлением и обожанием.
Девочка по имени Валя была не только серой внешне, но и такой же скучной в общении и к тому же малознающей. «Наверно, она и учится то плохо», - думала я все также ревниво. Мне даже не приходилось что-то особенное выдумывать, чтобы подчеркнуть разницу между нами, продемонстрировать Косте, кто есть кто. Например, я предлагала поиграть в «города». Вале очень трудно было найти название города на определенную букву, она почти не знала названий советских городов, не говоря уже об иностранных. Я намеренно пугала бедную Валю незнакомыми ей и труднопроизносимыми «копенгагенами или амстердамами», которые я называла, четко выговаривая.
Роль души компании мне удалась на славу, и когда пришла пора уходить, дети стали уговаривать моих родителей оставить меня ночевать. К уговорам подключилась тетя Надя, и мои родители согласились. Утром мне предстояло идти сразу от Вельяминовых в дом культуры на елку.
Спать нас положили вместе втроем. Взрослым казалось, что мы еще такие маленькие, совсем дети, и что нас интересуют только шалости. А мы очень стеснялись оказаться в трусах и маечках, лежа рядом. Мы еще долго не засыпали. Я усиленно смешила Костю с Валей, пародируя храп толстого дядьки - одного из гостей, который тоже остался у Вельяминовых с ночевкой.
Я засыпала со смешанными чувствами. С одной стороны, горечь обманутых ожиданий, ревность к этой девочке, а с другой стороны, удовлетворение от того, что никто не понял, что творится у меня на душе, удовлетворение от того, что я полностью затмила соперницу. Ревность во мне не кипела злобой, ведь я была в целом доброй девочкой, ревность во мне отзывалась совершенно новым для меня чувством - душевной болью. Мне было больно даже от мысли, что эта девочка имела возможность видеть Костю каждый день в классе. Так ей и этого мало. Она еще постоянно приходила к нему домой и чуть ли вообще не поселилась здесь. А что же ее родители? Наверно, какие-нибудь странные, - думала я, - ну разве ж моя мама согласилась бы, чтобы я целые дни проводила дома у своего одноклассника. Надо сказать, что мама в нас воспитывала четкое понимание, что удобно, а что неудобно. Я знала, что нельзя в гостях задерживаться больше положенного времени, что нельзя без спроса что-то брать в руки или ходить по всем комнатам, если тебя не позвали пройти в них. Также я всегда знала, что, если тебе предложили что-то съесть, то надо поблагодарить и сначала отказаться вежливо, и если будут настаивать, тогда уже действовать по ситуации, можно и поесть, если хочется.
Утром, позавтракав, мы пошли на улицу. Я отправилась к дому культуры, а Костя с Валей вышли прогуляться и проводить меня. Всю дорогу я им что-то рассказывала, а они слушали меня с какой-то грустью, с какой провожают друзей в дальние увлекательные путешествия. Наверно, им было жалко со мной расставаться, наверно, им казалось, что у меня отличительная от них жизнь - более интересная и разнообразная. Я умела рассказать, увлекая слушателей, так, что любой рядовой эпизод представлялся более значительным, чем он был на самом деле. Я ничего не привирала, а просто рассказывала о чем-то во всех нюансах, подробностях, и эти мои впечатления передавались слушателю.
К тому же я действительно была активной девочкой. В классе меня избирали звеньевой,я ходила в разные кружки в дом культуры. Когда играли с мальчиками нашего класса в КВН, я была капитаном девчачьей команды. В общем-то, у меня действительно была интересная жизнь. Я любила кататься на коньках, на лыжах, всем интересовалась, обожала смотреть кино, читать книги и журналы о кино, театре, о любимых артистах. Знала не только имена и фамилии артистов, но и режиссеров. Мама выписывала журнал «Советский экран», я его перечитывала от начала до конца. Еще к нам приносили журнал про культурную жизнь в Ленинграде то ли «Театральный Ленинград», то ли «Вечерний Ленинград». В этом журнале давалась информация не только о репертуарах всех театров города, но и либретто, где описывалось содержание идущих в этих театрах опер и балетов. Я завороженно перечитывала по сто раз истории Сольвейг, Аиды, Джульетты, Марии из «Бахчисарайского фонтана» или бедной Жизели. Я представляла себя в роли героини. Мне очень нравился этот прекрасный мир, где красивые люди в красивых одеждах живут необыкновенной жизнью, полной приключений, любовных страстей и страданий. Впечатлившись прочитанным, Я постоянно устраивала концерты у нас во дворе, организуя местную малышню. Мне очень нравилось разыгрывать «Золушку» после просмотра одноименного фильма с Яниной Жеймо в главной роли. Мы наряжались, гримасничали, изображая героев сказки.
Вообще в наш двор стекалось много детей, малышня - ко мне, постарше - к братьям, особенно после того, как папа установил во дворе теннисный стол. Ребята играли в настольный теннис. А мы - малышня играли и в лапту, и в казаки-разбойники и самые разные игры. У нас было очень хорошее детство. Родители стремились нас приучить также к спорту, как к активному, так и в качестве болельщиков за хоккей, футбол, фигурное катание. Папа наш очень любил играть в шахматы, поэтому мы все с раннего детства умели играть в эту умную игру. Папа тренировал нас в быстром счете, причем это делалось параллельно с каким-нибудь другим делом. К примеру, всей семьей укладываем нарубленные дрова в аккуратные поленницы, и пытаемся, кто быстрей умножить числа друг на друга по заданию папы: «17 умножить на 25? Сколько будет?». Откуда у папы были такие воспитательские способности?! Ведь вроде бы не педагог, но вероятно, было что-то от природы. Не зря же его все время избирали парторгом в его военной части, он умел общаться с людьми уважительно и спокойно. Всегда мог дать дельный совет. Я думаю, что из него бы получился прекрасный психолог.
Да, на самом деле у меня была интересная насыщенная жизнь. Когда я прощалась с Костей и его подругой, было видно, как им грустно. Я уходила в какую-то яркую праздничную жизнь, а для них праздник закончился. Мне предстояло еще веселиться на новогоднем празднике в доме культуры, а им надо было возвращаться в опустевшую после шумной встречи Нового года квартиру. Я понимала, что смотрелась вполне счастливой, победительницей по жизни, но внутри, победительницей я себя не чувствовала. Внутри я страдала. Ведь рядом с Костей была эта Валя, а не я. Я лишь постаралась сделать все, чтобы никто не узнал об истинных моих чувствах.
Попрощавшись с Костей и Валей и зная, что они смотрят мне вслед, я быстро пошла в направлении дома культуры бодрой походкой, слегка подпрыгивая, продолжая демонстрировать беспечность и радость. Пусть думают, что мне-то совсем не жаль их покидать, ведь меня ждет что-то намного более интересное. Ахх, у меня еще столько дел, столько встреч!
На новогоднем празднике, мне было все не мило. Даже не досмотрев представление, я забрала свой подарок и пошла домой. И вот уже уединившись в своей комнате, я дала волю своим чувствам и расплакалась. Потом села за стол и начала рисовать. Я любила рисовать, и это у меня всегда получалось неплохо. Обычно я не просто рисовала, я сочиняла какой-нибудь рассказ, чаще всего о любви. В этот раз я попыталась изобразить продолжение моей личной истории. В этом моем повествовании в картинках Костя мучился от того, что понял, как любит меня, и от того, что уверен: я не отвечаю ему взаимностью. Он горько осознал, что со своей необыкновенной жизнью я была от него бесконечно далека, и не было никакой надежды на взаимность. Валю он более видеть не мог, она ему теперь казалась совсем серой, малограмотной и навязчивой. Валя и сама все понимала уже, поэтому не стала более ему досаждать и отошла в сторону. Теперь Костю все больше тянуло на ту тропинку, по которой когда-то мы с ним шли, любуясь звездным небом. Однажды он встретил на тропинке меня, конечно, совершенно случайно там оказавшуюся. Я была, разумеется, ослепительно красива и от того еще более недосягаема для Кости. Он не смог выговорить ни слова, и тогда я сама сказала ему: «Знаешь, Костя, я так любила тебя, так ждала этого Нового года, чтобы вместе радоваться празднику, а увидела тебя в паре с другой. Ты мне сделал очень больно! Я думала, что этот Новый год будет каким-то необыкновенным, самым счастливым в моей жизни, а он стал для меня самым горьким разочарованием». Костя кинулся ко мне: «Прости меня! Я понял, что люблю только тебя! Мне никто больше не нужен! Как я мог дружить с такой безграмотной девочкой, как Валя, теряя драгоценное время». Я посмотрела ему в глаза долгим печальным взглядом, и, выдержав паузу в несколько секунд, произнесла: «Поздно! Моей любви больше нет. Прощай!».
Удовлетворив свою жажду мести, я решила все же простить Костю. Только я собралась нарисовать счастливый конец этой мелодраматической истории, как вдруг раздался голос мамы с первого этажа. Она звала меня обедать. Так что и на бумаге в рисунках эта история не имела для меня счастливого конца.
Мне уже было не до рисования. После обеда пришли подружки, я им рассказала все, как было, опустив только свои переживания. Выглядеть несчастной в глазах других - это было выше моих сил. Другое дело наедине пострадать, представляя себя героиней, ведь все героини так или иначе страдали, гордые и прекрасные.
Мы вдоволь наговорились, покатались на санках с горки. Вечером папа принес мне еще один новогодний подарок - коробку с конфетами, печеньем и яблочком. Мама приготовила вкусный ужин, и мы сидели за столом всей семьей: папа, мама, Валера, Саша и я. После ужина мы смотрели по телевизору «Голубой огонек». На следующий день мы с мамой собирались пойти в кино на индийский фильм «Неприкасаемые».
Засыпая, я уже не чувствовала себя несчастной. Я думала о том, сколько всего еще интересного и увлекательного будет в эти каникулы. Надо непременно будет походить на каток, я так люблю лететь по льду на коньках под музыку, представляя себя фигуристкой. Надо будет покататься вволю на лыжах, и наконец, прыгнуть с трамплина с той горки, с которой я побоялась прыгнуть в прошлый раз, съехав с горы, минуя трамплин. А еще подружка дала мне почитать такую красочную книжку с чудесными картинками «Волшебник изумрудного города». Завтра мама собирается делать пельмени, а я всегда помогала их лепить. Мама любила рассказывать, как однажды, когда я была еще совсем маленькой, до школы, она показала мне, как правильно лепить пельмешки и куда-то ушла на некоторое время, а когда вернулась, я уже успела налепить сто штук. Она специально подсчитала. Так что в лепке пельменей я для мамы хороший помощник. Засыпая, я думала и о том, что осталось еще целых 9 дней каникул, а я уже немного соскучилась по своему классу и по любимой учительнице Эльзе Александровне.
Глаза уже закрывались, а в голове промелькнула последняя в этот день и очень приятная мысль: «Какая же все-таки, действительно, у меня хорошая интересная жизнь!».