Заводские девчата

               
               
               
        Мы прощались. Сидели в кафе на центральной улице. Не помню, что мы пили, потому что выпить мы могли что угодно. Лично я никогда не пьянела.  Мы прощались, потому что я уезжала из родного города в столицу нашей великой Родины, город-герой Москву.
   На прощальный вечер  девчонки принесли изготовленный в каком-то цехе огромный ,величиной с трость, сувенирный карандаш,  и  стихи. Всё это передал им мастер Наум Розенфельд,детина двухметрового роста, наш бессменный ньюзмейкер. Впрочем, тогда такого слова мы не знали.
   « Не плачь, Рене, нам тоже очень грустно.
   Мы расстаемся, сложилась так судьба.
   Пусть будет счастлива твоя дорога
   Мастер острого веселого пера!»
    Мой отъезд  был омрачен  только тем обстоятельством, что в Риге оставалась мама. Но она обещала мне часто приезжать в Москву. Тогда не было ни границ, ни таможни,  ни виз, и никому бы в страшном сне не приснилось, что все это может появиться.   
     Так что,  прощальный ужин был для меня скорее радостным , чем очень уж грустным. За столом сидели Лариса, Нателла, Эмма, Галина, Айна .  Мои заводские подружки. Мы все вместе работали на флагмане латвийской индустрии - заводе ВЭФ.
    Неважно, в каком порядке перечислять моих девчонок. Начала с Ларисы, потому что  ее родители  Марк Саулович  и  Надежда Михайловна Цирельсоны , для меня -дядя Марк и тетя Надя, работали вместе с моими родителями на Рижской киностудии еще  до нашего с Ларисой рождения. Но встретились и подружились мы только в двадцать лет, в комитете комсомола известного на всю страну завода  ВЭФ.  Большой популярностью у советского населения, а также и в социалистических странах  пользовалась его массовая продукция -  транзисторный приемник «Спидола», названный по имени героини пьесы  латышского поэта Яна Райниса «Огонь и ночь». Спидола, повелительница ведьм, по мысли толкователей Райниса, олицетворяла собой художественное творчество.  Еще потребителям были известны телефонные аппараты марки ВЭФ  Но мало кто знал, что все это побочная продукция, ширпортреб, и что на самом деле завод выпускает автоматические телефонные станции и другую инновационную аппаратуру связи, которая использовалась не только на таких объектах, как  Кремлевский Дворец съездов, но в техническом оснащении армии. До второй мировой войны ВЭФ выпускал даже самолеты. В годы «застоя» на флагмане латвийской индустрии  работали около  20  тысяч человек, это был настоящий город в городе. И в этом городе была своя газета и свой радиоузел, куда  я пришла работать корреспондентом , а также имелся роскошный Дворец культуры, куда устроилась на работу Ларочка. 
            Я не узнала свою несостоявшуюся подружку детства в яркой брюнетке по имени Лариса Федина. Но зато она , услышав мою фамилию, сразу подошла ко мне знакомиться заново.
      Теперь нас связывало общее дело, и мы не усмотрели никаких препятствий к тому, чтобы завязать такую исторически складывающуюся дружбу. Мы виделись каждый день. К полудню я приходила в замечательное кафе Дворца культуры, где Лариса делилась со мной информацией о том, каких следует ожидать премьер, выставок и гастролей. Дворец культуры был неиссякаемым источником информации. На его базе работали крупные художественные коллективы. Хор «Рига» , народный театр, ансамбль народного танца, народная киностудия, студии рисунка, скульптуры, янтарного и гончарного мастерства. Всего не перечислишь, читайте «Википедию». В редакцию я возвращалась с исписанным блокнотом, и тут же садилась строчить заметки на культурные темы. 25 граммов коньяка в кофе только повышали работоспособность. Однажды я случайно услышала, как заместитель редактора Эмма Рувимовна Брамник,  веселая рыжеволосая красавица , ставила меня в пример новичкам: вот , посмотрите, как работает  Рене. Половину рабочего дня  просидела в кафе со своей подружкой, а за вторую половину  выдаст целую полосу в газету.  Мне так и не удалось понять,  хвалит она меня, или это скрытая шпилька в мой адрес.
    По четвергам мы с Ларисой встречались не только днем, но и вечером. После заседания в комитете комсомола, которое длилось не меньше двух часов, общение продолжалось  уже за пределами заводоуправления.  Я  была свободна от семейных обязательств, да и первый брак Ларисы к тому времени  фактически распался. На наших вечеринках она всегда веселилась сама и заводила остальных.  Недаром она была специалистом в области культмассовой работы. Лариса сразу располагала людей к себе – яркая красавица, спортивного типа, хорошо одетая , всегда с прекрасной стрижкой  и с едва уловимым запахом сладковатых духов.  Наши  бравые молодцы, освобожденные секретари комитета комсомола, в Ларисе просто души не чаяли, но, к сожалению, все они уже были женаты. 
    Я вечерами тоже была свободна. Мой любимый, с которым мы жили под крышей его холостого приятеля, после работы  проводил время в компании с кем угодно, только не со мной. Разумеется, меня это возмущало, но поделать я ничего не могла, поэтому все время искала себе всякие занятия. Для этого у меня были в то время самые широкие возможности. Я ходила на оздоровительную физкультуру и в бассейн - заводской спортклуб располагался в одном дворе с редакцией ( сейчас там гостиница три звезды) , занималась в кружке народных танцев во Дворце культуры.  Лариса часто приглашала на концерты и спектакли.
     Работа в заводской многотиражке для меня была бы очень не интересна, если бы не коллектив старых опытных журналистов, у которых можно было поучиться профессии. И люди в этой редакции подобрались просто замечательные.  Наш главный редактор, Борис Григорьевич Гейман, был очень колоритной фигурой. Старый газетный волк, он раньше жил в Еврейской автономной области.  Женился  на вдове бразильского коммуниста, и усыновил ее ребенка от первого брака, который теперь был известным в республике журналистом.  Борис Григорьевич очень любил поговорить. Поэтому наши летучки, проходившие в его крохотном кабинете, выгороженном из общей комнаты тонкой стенкой, затягивались на несколько часов. Под разными предлогами мы оттуда сбегали. Но тот, кто оставался последним, мог и не вырваться от  главреда  до самого обеденного перерыва.  Однажды в нашу редакцию приехал коллега Б.Г.  с Пермского телефонного завода по фамилии Ёжиков.  По этому случаю было решено организовать застолье  прямо в редакции. Мы  уселись вокруг накрытого стола, и, глотая слюни, принялись ждать окончания совещания. Наконец, спустя часа три, дверь открылась, и наш гость стремглав  бросился в сторону санузла. А главред оглядел стол и тихо сказал: Заждались? Ну а что я мог поделать! Ну и болтун  этот Ёжиков!
     Мы чуть не упали под стол от сдерживаемого смеха.   
   Милый Б.Г. !  По отношению к редакционной молодежи он был просто как отец. Выгораживал нас перед вышестоящим начальством. Один из наших молодых мужиков запутавшись в своей семейной жизни, ушел от второй жены к первой. Вторая решила отомстить. Пришла со своей матерью в партком и наговорила много чего о моральной неустойчивости её бывшего супруга. Борису Григорьевичу предложили уволить из редакции запятнавшего себя разводом сотрудника. Мне пересказали его речь, обращённую к парткому:  -Я считаю, что этот молодой человек, напротив, проявил качества морально устойчивого строителя коммунизма. Он показал, что мужчина может (и должен) исправлять допущенные ошибки. Да, когда-то он совершил аморальный поступок – оставил жену с ребенком и женился на другой. Но теперь, осознав свое моральное падение, он исправился. Исправился! Он вернулся к своей первой жене и к своему ребенку! Его не за что наказывать!  - И нашего товарища оставили в покое.
   За меня Борис Григорьевич тоже очень переживал. Молодая девушка, живет в грехе с женатым. Поэтому, когда наконец моя «лав стори» закончилась законным браком, то Б. Г. пришел на нашу свадьбу.  Он так себя вел по отношению ко мне, что некоторое не посвященные спрашивали, не папа ли это невесты.  После нашего переезда в Москву , оказавшись в столице в командировке,  Б. Г. пришел к нам в гости. Я поняла, что он хотел  посмотреть, нормально ли у меня складывается жизнь.   
    Как раз в редакции  «Вэфовца» я и нашла новых подруг. Эмма Брамник, Нателла Григорян  и Галина Просвирова. У Эммы  к тому времени было двое детей-подростков  и замечательный муж Саша, известный в Латвии хирург. Эмма удивительным образом умела сочетать в себе роли газетной волчицы и образцовой жены. Ее главной заповедью было - не заморачиваться.  Она быстро придумывала темы, быстро брала интервью по телефону, так же быстро выдавала материал, и бранила сотрудников за медлительность. Эмма знала на ВЭФе  всех  и вся.  Ее коронное выражение: « Кого я раньше видела в канаве, теперь я вижу на Доске почета». Точно так же быстро Эмма расправлялась и с домашним хозяйством. Она собирала рецепты под грифом «На скорую руку». Это Эмма научила меня делать универсальный соус – из сметаны с давленым чесноком. Если запечь  очищенный картофель до золотистой корочки, выложить его на большое блюдо, посыпать рубленой зеленью и подать этот соус – можете быть уверены, что все остальные кулинарные изыски покажутся неуместными.  Я, в свою очередь, поделилась с Эммой рецептом шарлотки, и она стала практиковать его каждые выходные.
   Еще Эмма учила нас почаще улыбаться. Она говорила, что улыбающаяся женщина всегда выглядит на пятнадцать лет моложе. И мы могли убедиться в этом на ее примере. 
   Нателла, наш ответственный секретарь, была однокурсницей моего любимого. Она с первого дня стала опекать меня, как я потом поняла, из жалости, поскольку представляла себе характер моего будущего мужа гораздо лучше, чем я.  Нателла имела дружную семью. Ее муж, Герман Григорян, в прошлом комсомольский активист, работал  в руководящем звене  на соседнем современном предприятии, специализирующемся на выпуске  полупроводников. Тогда был такой анекдот: что такое полупроводник? Это один проводник на два вагона. У этой пары сын Ярик, Ярослав, они жили с мамой Нателлы, а также с ее разведённой сестрой и племянником. Я могла бывать у них в гостях так часто, как сама этого хотела, но меня утомлял подъем без лифта на высокий пятый этаж и погружение в атмосферу семейного быта.
    Чуть позже у нас в редакции появились двое новых журналистов, с которыми вскоре мы стали не-разлей-вода. Гала Просвирова , в расцвете своей женской красоты, приехала из Ростова-на-Дону. Володя Ханелис, серьёзный журналист с  экономическим образованием, что очень высоко ценилось в профессии, был коренным одесситом. В общем, в нашей редакции встретились Ростов-папа и Одесса-мама. Их шутки словно солнцем освещали наши серые прибалтийские дни. Их материалы в газете, несомненно, подняли её на новую высоту. Галке до прихода к нам довелось поработать не только в газете, но и на телевидении. Она писала замечательные репортажи, где каждый персонаж был прорисован яркой краской. Ханелис дразнил её вопросом «Какова ты, жена моряка?» - в то время вышла большая статья с таким заголовком в одной из центральных газет.
       Галка в то время действительно была замужем за моряком. У неё рос маленький сын Антошка, которого опекала Галкина мама.   По поводу своего брака Галка рассказывала много всяких смешных историй. Вся редакция знала, что первую брачную ночь молодые провели в телефонной будке, уже не помню, по какой причине. Мы с Галкой почти каждый день после работы на часок забегали во Дворец культуры к нашей Ларисе. А потом к нам присоединилась Айна Король, с которой мы вместе заседали в комитете комсомола. Очень яркая красивая блондинка, с прекрасным чувством юмора, добрая и открытая, Айна стала нашей любимицей. Она вязала в своем цехе какие-то схемы для телефонных станций, и, на мой взгляд, это было довольно увлекательно.
       О чем мы говорили с заводскими подругами? Ну, во всяком случае, не о политике. Хотя определённые политические взгляды у всех были.
    Я была патриоткой. Любила свою страну. Находила в СССР массу достоинств.  Мне казалось прекрасным, что страна объединяет совсем разные народы. По улицам нашего прибалтийского города бродили узбеки в тюбетейках, приезжавшие на  холодное море отдохнуть в санаториях от среднеазиатской жары, а заодно и купить  узбекские ковры, которые почему-то шли к нам по разнарядке. Летом в Юрмале на пляже встречалась разноязыкая и разноплеменная толпа, которая на самом деле не испытывала никакой национальной враждебности друг другу, а совершенно мирно уживалась в профсоюзных здравницах. 
   Честно говоря, по молодости или по своей политической неразвитости, я  не слушала ночами Голос Америки и Би-Би-Си.
  Мы строили планы  на будущее. У нас  как-то не практиковались диссидентские по содержанию «кухонные посиделки», о которых я узнала только из газет во время перестройки. Разумеется, мы, девушки, говорили о своей настоящей и будущей семейной жизни. Еще мы обсуждали  получаемые кем-то из дальних знакомых письма от их заграничных родственников. Это было актуально, потому что по четвергам на заседаниях комитета комсомола нам постоянно приходилось «воспитывать» тех молодых людей, семьи которых отъезжали на постоянное место жительства в Израиль. Такой был порядок – перед отъездом полагалось исключить их из комсомола. Но за каждого, как учили нас старшие товарищи-коммунисты, нужно было еще побороться – вдруг передумает да и откажется ехать с родителями? Сейчас понятно, как мы были наивны, но тогда пытались уговорить их остаться очень искренне. 
        Особенность нашей жизни состояла в том, что у нас было много свободного времени. Заводская смена заканчивалась в четыре часа дня.Примерно в это время и мы покидали редакцию – пора было идти на встречи с нашими героями. Уважаемыми людьми были Герои Социалистического Труда, которых насчитывалось не так уж и мало. В народе их называли Гертрудами. Все наши «Гертруды»  произвели на меня очень большое впечатление. Один из них после работы, которую он отлично знал и мог выполнять с закрытыми глазами, да еще постоянно что-то изобретал и рационализировал, дома уединялся в своей мастерской по обработке янтаря. Он был молчалив, и из него довольно трудно вытягивалась какая-то полезная для газеты информация. На вопрос, какой день ему особенно запомнился в уходящем году, он ответил, что это был день, когда семья справила новоселье на хуторе, где он с сыновьями по выходным дням в течение нескольких лет строил новую пристройку к старому дедову дому. А я-то ожидала, что он назовет тот день, когда его наградили орденом Дружбы народов (зубоскалы называли его  «Веселые ребята») к очередной годовщине Октябрьской революции! Его звали, как сейчас помню, Вольдемар Буш.
    На заводе многие работали семьями. Мы с Галкой и Володей Ханелисом  каждый день встречали дружные семейные стайки  на заводском комбинате питания. Этот комбинат заслуживает отдельного описания, потому что ничего подобного ни на одном советском предприятии не было, и к нам ездили смотреть на это чудо общепитовцы со всей страны и даже из-за рубежа. Создать это передовое заведение уговорила  директора завода молодая специалистка общепита Анелия Козловская. И буквально за несколько лет в центре заводской территории выросло трёхэтажное здание, воплощавшее мечту о новом быте, которое здорово скрасило жизнь трудящихся. Там размещались залы комплексных обедов, восточной и русской кухни, кафе, пельменная, пирожковая и магазин кулинарии. Самой большой проблемой становилась проблема выбора – куда именно отправиться сегодня? Кормили везде очень вкусно. За время обеденного перерыва можно было не только  поесть, но и «затариться» для дома полуфабрикатами высокого качества. А пирожки! А маленькие пирожные!  Однажды наш коллега прямо у нас на глазах съел одиннадцать штук заварных эклеров со взбитыми сливками! Должно быть, у него был очень здоровый организм.
    Безусловно, этот комбинат  давал возможность отдохнуть от атмосферы заводских цехов. Некоторые из них казались мне  чем-то вроде рудников, на которых работали бедные декабристы. Попав  в один из таких цехов впервые, я просто задрожала от ужаса. Земляной пол, открытое пламя печи, полуголые рабочие – я думала, что такое можно увидеть только в фильмах о трудной дореволюционной жизни. На мой взгляд, это был настоящий ад!  А люди, тем не менее, там работали. В цехе штамповки стоял невыносимый грохот. Но работницы невозмутимо сидели на своих местах и ритмично жали на педали своих станков. На них были надеты наушники, из которых лилась популярная музыка, или слышались голоса  артистов, если транслировался радиоспектакль. Заводской радиоузел работал без остановки. В мои обязанности входило читать новости местного значения. Я сообщала, что происходит в течение дня  на предприятии. Конференция, лекция, делегация, изменение времени работы пункта приема химчистки, объявления типа «Зайдите за вашим ребенком в детский сад»…
       Кроме собственно журналистской работы -  найти сюжет, разузнать, написать, - были еще некоторые обязанности, расширявшие мои представления о жизни. С определенной периодичностью наступала моя очередь раздавать экземпляры нашей газеты. В один из цехов привозили весь тираж – решительно не помню, какой он был, мне выдавался список и обыкновенный школьный ластик.  Приходили люди, называли номер цеха, я сверялась со списком и «отслюнавливала» с помощью этого ластика нужное количество экземпляров. Пока я стояла у своего «станка», ко мне подходили знакомиться. Говорили о жизни. С работой, как я понимала, особенных проблем ни у кого не возникало, для большинства это была рутина. Платили неплохо, социально-бытовые условия были прекрасными. Народ ходил после работы в добровольную народную дружину и сдавать кровь – за это полагались свободные дни. Людям  не нравилась идеологическая обработка, с которой приставали специально поставленные для этого парторги, но к этому все привыкли, и пропускали лозунги мимо ушей.
     Я часто расспрашивала Айну о ее жизни, приходила к ней в цех – мне очень хотелось бы написать о ней очерк. Но не получалось.  Она жила в районе Межапарка ( лесопарк по-русски) с папой, мамой и тетей. Там стояли старые особняки.  Айна была довольно застенчива и сдержанна, но, тем не менее, иногда, выпив коктейль в кафе Дворца культуры, она рассказывала нам о своей тайной любви.
     Мне не всегда хочется ворошить прошлое, но это необходимо для того, чтобы двинуть сюжет дальше. Речь пойдет о Ларисе.  Она знала, что у меня появился возлюбленный в Москве, и что вскоре он прилетит на свидание в Ригу. Мы сидели у нее в кабинете, она пододвинула мне телефонный аппарат и сказала: позвони ему, скажи, чтобы взял с собой друга. Проведем время вчетвером.
   Я позвонила. Они прилетели. На два выходных дня. Через пару недель  новый знакомый Ларисы снова оказался в Риге – для того, чтобы пойти с ней в загс. Еще через несколько месяцев мы праздновали свадьбу. Вскоре и  москвич Олег Утикеев пришёл работать на ВЭФ.  С тех пор прошло тридцать лет и три года. У Ларисы и Олега дочери-близнецы, Карина и Кристина. Вся семья живет в Москве.  Лариса сделала в Москве отличную карьеру. Она заслуженный работник культуры Российской Федерации. Организует праздники для народа. По ее признанию, сейчас самое любимое занятие – садоводство. Иногда я приезжаю  на выходные в их загородный дом, но Лариса почти все время проводит среди своих клумб и альпийских горок в дачной позе. 
    У  Айны тоже родились девочки-близняшки.  Она так же хороша собой, как и в молодости. Когда закрылся ВЭФ, неожиданно для себя самой Айна сделала карьеру служащей банка, быстро освоилась и потом заняла должность заведующей отделом.  Дочери пошли по ее стопам. 
    Галка  преподает  студентам основы туризма, и много ездит по миру. О ее семейных делах я осведомлена не очень хорошо, но знаю, что она дружит с невестками и внуками. Галка пишет очень хорошие рассказы, и в Интернете ее называют «рижская Эмануэль». Выглядит она просто замечательно и никогда не унывает.
   Нателла  похоронила своего Германа. Как и многие мужчины, он не смирился с тем, что после выхода Латвии из состава СССР разрушилось дело его жизни. Его предприятие, славившееся на всю огромную страну, закрыли. И ему пришлось работать на неквалифицированных должностях. Я – негр, говорил он. Быть «негр.ом»  означало - не гражданином.  Нателла  долгое время работала корректором в местной газете, что, конечно, совершенно не соответствовало ее высокой квалификации редактора. Когда крепко встал на ноги их сын Ярослав, бывший Ярик, он обеспечил матери комфортную и довольно беззаботную жизнь.Теперь она выглядит значительно моложе своих лет. Элегантно одевается, чего не делала в молодости.
   Эмма после смерти своего первого мужа Саши долго была одна, а в годы перемен связала свою жизнь с известным на весь мир латвийским политиком Мавриком  Вульфсоном. Они прожили вместе несколько счастливых лет.  После его смерти она написала книгу «Я вышла замуж за романтика».  Сейчас Эмма живет в Нью-Йорке у дочери. Она пишет мне несколько раз в неделю.
     Володя Ханелис в конце 70-х годов переехал в Израиль. Он известный журналист и писатель, отец двоих прекрасных детей и дедушка пятерых (пока) внуков.
    Моя семья – дочь, зять и две собаки. Снимаю документальные фильмы и потихоньку пишу воспоминания. Для кого? Не знаю, наверное, в первую очередь, для себя. Прошлое оживает, и я возвращаюсь в то время, когда мне было двадцать с небольшим лет, переживая те же чувства и вспоминая дорогих людей. За последние двадцать лет я была в Риге всего несколько раз, но сейчас меня тянет в этот город детства. Я прилетаю сюда на выходные,  снимаю гостиницу в Старом городе и каждый раз чувствую радость, как бывает, когда общаешься с любимым старым родственником.  Только мимо ВЭФа и особняка, где размещалась наша редакция, я проезжать не люблю. Сжимается сердце, когда видишь пустые величественные корпуса, в которых больше нет жизни.