Яркими брызгами, солнечными зайчиками, зелеными пятнами моха, запахами прелой листвы и нагретых солнцем камней явилась она в мой лес, и тут же заполнила его собой. Шуршанием своих одежд, томными вздохами, тихим смехом, каплями росы на кончиках пальцев, золотыми бликами в витых рогах, пением маленьких птиц поутру я был разбужен и возбужден. Сколько лет жил я в своём лесу под старым расщепленным пнём. Жил и не знал забот. Деревья растил, папоротники сеял, раскалывал камни для ручьев, спутывал корни, вытаптывал лужайки, распугивал лесное зверье по своим норам - делал всё как и положено, как отец мой делал, как дед и прадед. Хотя, были ли они у меня, я уже и не уверен - сколько себя помню, всё сам в этом лесу, под своим расколотым пнём. А тут она. Навела шороха, разлилась песнями, разбрызгала ручьи, разбудила даже старого ворчливого барсука под соседним дубом. Каждая веточка ей кланяется, каждая птица старается петь только ей, светлячки даже днём вокруг неё хороводы водят. Кто из нас хозяин этого леса - непонятно. Мне таких почестей никогда не оказывали. А ей вот пожалуйста - фиалки под ноги стелятся.
Долго я сидел под своим пнём, старался внимания не обращать - побродит по лесу и уйдёт восвояси, как и другие до неё. А эта пришла прямо к моему пню, притопывает по нему копытцем, посмеивается переливчато, уходить не хочет. Пришлось вылезти, потому как хоть я и отшельник, но держать гостя на пороге здесь не заведено. Тем более, что гостья себя в моих угодьях уже чувствует, словно сама тут каждую травинку выращивала.
Зажмурился я поначалу, красок обилие, золотое свечение, яркие одежды на гостье моей. "Кто ты?", - спрашиваю. А она молчит. Улыбается. Тянет ко мне руки тонкие, когтистые. Рогами золочеными из стороны в сторону поводит, словно сама с собой в чем-то соглашается. А я смотрю на неё и у меня дух захватывает. Не видал я еще такого же прекрасного существа, ни в лесу своем, ни в подводном царстве, ни в воздушном, ни в мерцании звезд, ни в солнечных лучах. Взгляд слепит это её великолепие. Стыдно стало, что стою перед ней в одежке своей травяной, из гибких веточек, сухих листочков и ромашек сплетенной. А она словно мысли мои читает. Повела пальцами по моему плечу, я взгляд скосил, вижу, что и на мне уже такие же яркие вычурные одежды. Забавляется молчаливая гостья. Посмеивается моему удивлению. Ближе придвигается, заглядывает в душу мне своими черными искристыми глазами, и молчит по-прежнему. И что с ней делать, с озорницей непрошенной? Тяну её к себе, обнимаю тонкий стан, золотыми нитями перевитый. А она и не против. Наоборот, сама губы яркие подставляет, одежды ажурные в сторону откидывает, под меня стелется, на ковер замшелый укладывается. Как тут удержаться? К тому же, настолько голову она мне закружила своими песнями, вздохами, улыбками, что готов уже пень свой с ней делить, и цветы на деревьях развешивать.
Любил я её, демоницу волшебную, под вековым дубом. Корни нам подушками служили, трава сплетенная постель заменяла, ветерок теплый одеялом ласкал. "Кто ты?", - спросил я, когда голова от счастья кружиться перестала. Засмеялась в ответ гостья рогатая, прижалась ко мне крепко-крепко, и внезапно огоньками золотыми рассыпалась. Сквозь пальцы проскользнула. Растворилась. Только смех её жемчужный эхом по лесу пошёл.
Зачем явилась? Зачем растревожила? Не ответила, чертовка. Теперь ждать буду, когда вновь в лес мой весна придёт.
(использована иллюстрация AnnDR)