Наше наследие
Творчество великого русского классика Л.Н.Толстого
многие представляют больше по его художественным произведениям. Гораздо менее знаком Л.Н.Толстой, как публицист, основатель этического учения, философ. И это неспроста, в 1928 г., в самом начале коллективизации, толстовцы были названы самой вредной сектой, против них были развернуты массовые репрессии. Не пропагандировалась публицистика Л.Н.Толстого и в последующие годы: слишком много там «опасных» мыслей, направленных против любого насилия, в том числе государственного, против бюрократической регламентации жизни.
Давайте прикоснемся к великому наследию. В зиму 1891-1892 гг. в ряде губерний Центральной России вследствие неурожая ожидался голод. Л.Н. Толстой – русский интеллигент, и он не может сидеть, «сложа руки». Изучая положение, ездит по деревням, ходит по крестьянским избам.
Свои мысли по поводу надвигающегося бедствия Лев Николаевич излагает в статье «О голоде», где делает честные и, казалось бы, на первый взгляд, противные своему этическому учению выводы. Но в том и гений, что подчас, отрицая, казалось бы, очевидное, он вдруг выводит нас на новые горизонты осмысления, помогает увидеть более общие закономерности, предлагает другие, теперь уже не кажущиеся парадоксальными решения.
Вот как Лев Николаевич объясняет неэффективность предпринимаемой правительством даровой раздачи семян, когда: «Выдано… было отчасти мало, отчасти поздно, в некоторых же и многих местах семена выдавались без надобности, людям, которые не нуждались в них, так что во многих уездах выданные семена продавались и пропивались. Администрация и земство представляет себе задачу прокормления голодного народа точно так же, как представляет себе задачу прокормления данного количества скотины. На столько-то волов нужно на 200 дней зимы столько-то пудов сена, соломы, барды. Заготовили это количество корма, и поставили на стойло волов, и можно быть уверенными, что волы перезимуют. С людьми расчет совершенно иной. Главное же то, что чем больше будет даровое пособие, тем более ослабится энергия народа, а чем больше ослабится энергия народа, тем более увеличится нужда.
Нельзя заранее узнать нуждающихся, и потому правильно распределить даровое пособие народу не то что трудно, но прямо невозможно… Обыкновенно думают, что только бы было что раздавать, а раздать, распределить это уже легко. Положим, думают обыкновенно, что бывают злоупотребления, обманы, но для этого надо быть внимательным, позаботиться исследовать и тогда можно отделить ненуждающихся
и дать только истинно нуждающимся.
В этом–то и заблуждение! Существо дела таково, что этого нельзя сделать! Раздавать даровые пособия только нуждающимся – нельзя, потому что нет тех внешних признаков, по которым можно было бы определить нуждающегося, а сама раздача дарового вызывает самые дурные страсти, так что уничтожаются и те признаки, которые были, …стараются притвориться или даже сделать нуждающимися, чтобы без труда получить пособие»
Это рассуждение писателя очень злободневно. Многими даровыми выплатами и «раздачами» из так называемых общественных фондов потребления сплошь и рядом пользуются даже не то что менее нуждающиеся, а совсем так сказать не нуждающиеся, но близкие к процессу распределения этих благ, или просто ловкие и ухватистые, так сказать предприимчивые. Такая предприимчивость обществу пользы не приносит и противоречит нормам морали. Вот что говорит Л.Н.Толстой «Веками, поколениями выработались в людях приемы приобретения богатств и средств к жизни и суждения о достоинстве различных приемов! Приобретать трудом хорошо, похвально, без труда - дурно, стыдно. И вдруг является способ приобретения без труда не подлый и не имеющий в себе ничего предосудительного. Очевидно, какую путаницу в понятиях производит такое появление нового способа приобретения». Еще одну негативную сторону даровой правительственной раздачи высвечивает Толстой: «…Раздают даром: что это значит? Откуда у того, кто раздает то, что он раздает? Очевидно, те миллионы рублей или пудов, которые находятся во власти раздавателей, приобретены ими не тем трудом, которым приобретаются крестьянские рубли и пуды хлеба, а более легким. «Нельзя ли и нам приобрести эти рубли и пуды?.. Что значит для этих миллионов те десятки лишних рублей и пудов, которые передадут мне бедному?» Так невольно рассуждают люди и такого рода рассуждения и вытекающая из них деятельность не только парализует всю пользу раздачи той жадностью и теми обманами, которые она вызовет, но и , главное, тем отвлечением людей от самого главного и прочного средства приобретения - от труда».
Это совсем непохоже на ту милостыню, которую оказывает, например, крестьянка, отрезая ломоть от своего хлеба соседке нищенке. Она знает, кому она помогает, почему этот человек и его дети оказался в таком положении. Знает, сколько может она дать этой помощи. И берущий, понимает, что дают ему заработанное, отрывая от себя и соответственно испытывает благодарность и желание исправить свое положение.
Применяя эти мысли к дню сегодняшнему, легко сделать вывод: не лучше ли серьезно сократив всяческие льготы, помощи, пособия, там, где трудно проконтролировать правильность их выдачи (льготные путевки, всяческие льготы бюрократии, бесплатные билеты на различные увеселения и др., в частности, увеличив их размеры там, где они действительно необходимы, как правило они в таких случаях легко поддаются контролю (отпуска по беременности и родам, пенсии по инвалидности и старости и т.п.), основное внимание уделять совершенствованию оплаты труда.
В своей статье, анализируя причины голода, Толстой говорит: «Нынешний год только вследствие неурожая показал, что струна слишком натянута. Народ всегда держался нами впроголодь. Это наше средство, чтобы заставить его на нас работать».
Тот, кто распределяет, всегда заинтересован в дефиците того, что распределяет: в это один из моментов его власти, а о себе он позаботится.
Но вернемся снова в 1891 г. Что же предлагает писатель для исправления, создавшегося положения? Обращаясь к администрации и земству, Толстой говорит: « Мы, господа взялись за то, чтобы прокормить кормильца, - того, кто сам кормил и кормит нас. Грудной ребенок хочет кормить свою кормилицу; паразит то растение, которым он питается! Мы, высшие классы, живущие все им, не могущие ступить шагу без него, мы его будем кормить! В самой этой затее есть что-то удивительно странное. Детям дали лошадь – настоящую живую лошадь, и они поехали кататься и веселиться…. Добрая лошадка обливалась потом, задыхалась, везла, слушалась; а дети кричали, храбрились, хвастались друг перед другом, кто лучше правит и погоняет, и скачет. И им казалось, как и всегда кажется, что когда скакала лошадка, что это они сами скакали , и они гордились своей скачкой…. Но всему есть конец, пришел конец и силам доброй лошадки, и она, несмотря на кнут, стала останавливаться. Тут только дети вспомнили, что лошадь живая, и вспомнили, что лошадей поят и кормят, но детям не хотелось останавливаться , и они стали придумывать, как накормить лошадь. Они достали длинную палку и на конец ее привязали сено и, прямо с козел, на ходу подносили это сено лошади. Кроме того, двое из детей, заметив, что лошадь шатается, стали поддерживать ее; и держали ее зад руками, чтобы она не заваливалась ни направо, ни налево. Дети придумывали многое, но только не одно, что должно бы было им, прежде всего, прийти в голову, - то, чтобы слезть с лошади, перестать ехать на ней….
Разве не то же, что делали дети с везущей их лошадью, когда они гнали ее, делали и делают люди богатых классов с рабочим народом во все времена и до и после освобождения. И разве не то же, что делают их дети, стараясь, не слезая с лошади, накормить ее, делают люди общества, придумывая средства, не изменяя своего отношения к народу – прокормить его теперь, когда он слабеет и может отказаться везти?
Придумывают все возможное, но только не одно то, что само просится в ум и в сердце: слезть с той лошади, которую ты жалеешь, перестать ехать на ней и погонять ее»
Эти слова очень легко переадресовываются многомиллионной армии современных управленцев, готовых придумать все что угодно, только бы сохранить огромную бюрократическую лестницу, где для каждого из них найдется полочка.
Каким образом осуществится освобождение народа от тех, кто не работая только «погоняет» его, пользуется его трудами? Л.Н. Толстой – страстный противник всяческого насилия. Две последующие цитаты, характеризующие, по мнению писателя, возможности насилия в части сотворения чего-то доброго, я взял из другой публицистической работы Льва Николаевича – «Рабство нашего времени».
« Все попытки уничтожения правительств насилием до сих пор приводили к тому, что на место сверженных правительств устанавливались новые, часто более жестокие, чем те, которые они заменяли».
«Все попытки уничтожения рабства насилием подобны тушению огня огнем, или удержанию воды водою, или засыпанию одной ямы землею, вырываемой рядом из другой».
Постепенное внутреннее совершенствование каждого человека, а соответственно всего общества – вот основа добродетельных перемен. Я бы так сформулировал точку зрения писателя.
Вот что говорит Толстой в статье «О голоде»: «Спасает людей от всяких бедствий, в том числе и от голода, только любовь. Любовь же не может ограничиваться словами, а всегда выражается делами. Дела же любви по отношению к голодным состоят, чтобы отдать из двух кусков и из двух одежд голодному…, т.е. в жертву». Существует два предела жертвенности: «…один тот, чтобы отдать свою жизнь за други своя; другой тот, чтобы жить не изменяя условий своей жизни. Между этими пределами находятся все люди…»
Толстой, таким образом, говорит, что необходима не даровая раздача, в чем-то приравнивающая людей к рабочему скоту, не абстрактная забота о миллионах, когда манипулирование цифрами часто подменяет заботу о человеке, а конкретная помощь конкретных людей конкретным людям. Жертва помогает не только берущему, не унижая его, поскольку это жертва, она возвышает, укрепляет, делает счастливым дающего. Жертвовать может только свободный человек, живущий по человеческим, а не по звериным законам, уважающий человеческое в себе и в других.
Вернемся снова в 1891 г. Толстой призывает ехать в деревню, устраивать столовые, сиротские призрения. «Форма эта более всего вызывает прямую деятельность помогающего, более всего сближает его с населением, менее всего подлежит злоупотреблениям…». Непосредственное общение с действительно нуждающимися, обязательно вызовет к жизни новые формы помощи, «…которые могут быть до бесконечности разнообразны».
«Так ничтожно то, что могут сделать один, два человека, десятки людей живя в деревне среди голодных и по силам помогая им. Очень мало. Но вот что я видел в свою поездку. Шли ребята из-под Москвы, где они были в пастухах. И один заболел и отстал от товарищей. Он часов пять просидел и пролежал на краю дороги, и десятки мужиков прошли мимо него. В обед ехал мужик с картофелем и расспросил малого и, узнав, что он болен, пожалел его и привез в деревню.
Кто это? Кого привез Аким? – Аким рассказал, что малый болен, отощал, не ел два дня. Малого посадили у избы до старосты. Подошла одна баба, принесла картошек, другая пирожка, третья молока. – Ах, сердечный, отощал! Как не пожалеть? Свое детище. И тот самый малый, мимо которого, несмотря на его жалкий вид проходили, не пожалев его, десятки людей, стал всем жалок, потому что один пожалел его.
Тем-то и важна любовная деятельность, что она заразительна. Деятельность общая, правительственная, выражающаяся в теперешних обстоятельствах даровой раздачей, по расписаниям и спискам, хлеба и денег, вызывает самые дурные чувства: жадность, зависть, притворство, осуждение; деятельность личная вызывает, напротив, лучшие чувства, любовь и желание жертвы. «Я работал, трудился – мне ничего, а лентяя, пьяницу награждать? Поделом вору и мука», говорит богатый и средний мужик, которым не дают пособий. С не меньшей злобой говорит бедняк про богача, требующего равную долю. «Мы и бедны-то от них, от богачей. Они нас сосут, а им еще дай нашу долю; он и так гладок» и т.п. Такие чувства вызывает раздача дарового пособия. Но, напротив, увидит один, как другой поделился последним, потрудился для несчастного, и ему хочется сделать то же. В этом сила любовной деятельности. Сила в том, что она заразительна, а как скоро она заразительна, то распространению ее нет пределов.
…Миллионы рублей богачей сделают меньше , чем сделают хоть небольшое уменьшение жадности и увеличение любви в массе людей».
Великий русский писатель – это человек с содранной кожей, кровоточащая рана эпохи. Пусть иногда его высказывания кажутся утопичными недостижимыми. Он дает идеал, к которому надо стремиться. Давно и правильно сказано: «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит» (Ев. от Матфея 16,26). Закончить статью хочу призывом к чтению публицистики Л.Н.Толстого, Ф.М.Достоевского, Н.В.Гоголя, В.Г.Короленко и других великих русских писателей. Там есть, что взять для души, для сердца. В своих работах они искали решение многих проблем, волнующих нас сегодня.
Ноябрь 1989 г. (Статья была напечатана в "Блокноте агитатора").