Манифест мечтателя анархиста.
Русь! Куда же несёшься ты?
Николай Гоголь «Мёртвые души»
Зачем рубить окно в Европу?
Туда мы все (товарищ, верь!),
Пославши коммунистов в …опу,
Войдём, как люди, через дверь.
Наивный стишок времён Перестройки
Основной вопрос по Гоголю
Суть споров между западниками и славянофилами, либералами и державниками сводиться к одному вопросу: Россия – европейская страна или евразийская? Первые считают, что Россия, будучи европейской, должна развивать у себя демократию, гражданское общество, а государство – гарантировать гражданам их права и свободы. Вторые, убеждённые в её евразийском происхождении, убеждены, что у России – особый путь, основанные на жёстком централизме, коллективизме (иначе говоря, соборности) и сакральности власти. Предположу, что это тот случай, когда истина находится посредине: Россия – европейско-евразийская страна.
Побывав в Греции и Финляндии, я обратил внимание, что живущие в этих странах два очень разных по менталитету народа имеют много общего с русскими (точнее, конечно, с россиянами). Мы, как и греки, эмоциональны, гостеприимны, не слишком трудолюбивы, любим поговорить о политике и надеемся на помощь откуда-то свыше. В то же время, как финны, осмотрительны, упрямы и бываем порой очень прижимисты.
Этому парадоксу есть очень простое объяснение. Древняя Русь, как государство, зародилось при помощи скандинавов, которых мы называем «варягами», объединив славянские и финно-угорские племена. А развивалось под влиянием греческой Византии, от которой переняли религию и частично римское право. В общем, Киевская Русь была стопроцентно европейским государством. Основу Европы составил Древний Рим, а Византия, как известно, была восточной частью Римской империи. Киевская Русь очень быстро распалась на многочисленные княжества, что, кстати, очень характерно для средневековой Европы.
Однако с самого начала Русь взаимодействовала с азиатскими по сути степными племенами печенегов, половцев и с Хазарским каганатом. Русские не только воевали с ними, но и призывали в качестве союзников для войн с европейцами и друг с другом. А русские князья охотно брали в жёны половчанок, так что в жилах следующих поколений русских князей текла азиатская кровь. Например, князь Юрий Долгорукий, памятник которому стоит в центре Москвы, был женат на дочери половецкого хана Аепы Осеневича.
После татаро-монгольского нашествия Северо-Восточная часть Руси и вовсе отвернулась от Европы, попав под сильное влияние Золотой Орды. Западные княжества стали частью Польши и Литвы, и, наверное, не случайно украинцы, в отличие от россиян, так активно стремятся в Европейский Союз.
Во многом благодаря Орде, Русь вновь обрела свою государственность, причём евразийского толка – с жёсткой централизацией и деспотичной властью. Таковым было Московское княжество, возникшее из европейской Киевской Руси, но под влиянием азиатов.
Только освободившись от татаро-монгол, наша страна стала вновь медленно разворачиваться лицом к Европе. Это происходило в то время, когда Византия прекратила своё существование, а потому в умах московских политических и духовных деятелей возникла мессианская идея Москвы, как третьего Рима. То есть правопреемницы Византии. Идея, с одной стороны, европейская, поскольку два предыдущих Рима располагались в Европе (правда, «второй Рим» Константинополь географически находился сразу в двух частях света, но корни свои вёл от европейского Рима). С другой, вполне евразийская, предполагающая подавление личности во имя великой идеи. Впоследствии идея государства-мессии воплотиться в колониальной политике Англии («бремя белого человека» по Киплингу), в нацистской Германии и в большевистской России.
История России полна парадоксов. Сын литовской княжны Елены Глинской (хотя, по преданию, она был потомком хана Мамая) Иван Грозный правил с азиатской деспотией. Но при этом намеревался жениться на великой английской королеве Елизавете.
Реформы Петра I были призваны превратить Россию в великую европейскую империю. Великой империей она стала. Но европейской – лишь в самой поверхностной части. Страна к тому времени расширилась до небывалых размеров, управлять такими масштабами можно либо с помощью централизованной деспотии, либо дав самостоятельность отдельным её частям. Пётр разбил государство на губернии, но никакой даже малейшей свободы новообразованным регионам не дал. Как и своим гражданам.
Более глубокие реформы задумал его внук Пётр III, уничтоженный и физически и исторически своей женой Екатериной – единственным нелегитимным монархом на русском престоле. А вполне легитимный Пётр III, за несколько месяцев своего правления успел упразднить Тайную канцелярию (своего рода НКВД) и издать Манифест о вольности дворянство. С этого времени берёт начало история либерализма в России.
Целое сословие получило свободу. Жившие при Екатерине II формально свободные дворяне в душе своей оставались рабами. Но их дети – это Грибоедов, Пушкин, декабристы. Эта та часть европейски образованного российского дворянства, понимавшая, что нельзя быть свободным в несвободной стране.
Европа того времени болела революциями, поэтому-то либерально настроенное дворянство также мечтало о революции, а потому активно участвовало в деятельности тайных обществ. Впрочем и им был свойственен евразийский дух. В частности, этнический немец, крещённый в лютеранстве Пауль Бурхард (Павел Иванович) Пестель в своей «Русской правде» намеревался все народы России слить в единый русский народ.
Но дальше всех по революционному пути пошёл сын тверского помещика Михаил Бакунин. Он вообще намеревался в ходе революции упразднить государство, заменив его федерацией общин. Для этого он вместе с Карлом Марксом создал I Интернационал, который, в конце концов, распался из-за серьёзных разногласий с основателем марксизма. Бакунин вместе с Прудоном стал одним из первых теоретиков анархизма. Таким образом Россию можно считать родиной этого политического течения, правда, наряду с Францией. Это была своеобразная реакция на российское евразийство, его полная противоположность.
А в России в это время происходила грандиознейшая революция, в которой главными революционерами выступили государь-император Александр II и его младший брат Константин. Они провели реформы более значимые, чем петровские. Отменили крепостное право, создали вполне европейскую судебную системы с состязательностью сторон и присяжными заседателями, реформировал армию, взяв за основу доныне существующий призыв на воинскую службу, заложил основы местного самоуправления в виде земств.
Продолжение «революции сверху» неизбежно привело бы Россию к конституционной монархии, и страна вполне органично вписалась бы в нынешнюю семью европейских народов. Но Александр II был убит, как и его, условно говоря, «политический двойник» Авраам Линкольн. Американского президента застрелил Джон Уилкс Бут за то, что тот освободил негров. Но вот ещё один парадокс российской истории. Государя-императора убили не сторонники крепостного права, а его яростные противники «народовольцы».
Марксистские последователи «народовольцев» (настоящими правопреемниками следует считать всё же партию социалистов-революционеров) большевики не чурались анархистских идей. Ленин в написанной им накануне октябрьских событий 1917 года работе «Государство и революция» провозгласил, что государство – это лишь орудие эксплуатации угнетённого класса, а, значит, после социалистической революции должно отмереть. Отличие от революционных анархистов у него всего лишь в том, что последние хотели государство сразу разрушить.
Поэтому в годы гражданской войны анархисты часто поддерживали большевиков. Самый известный анархист – батька Махно. Его армия состояла в основном из украинских крестьян, а также русских, греков и местечковых евреев. Украинские крестьяне производили молоко и молочные продукты, выращивали зерновые культуры, продавали большую часть на рынке, а на вырученные деньги покупали одежду и сельскохозяйственные орудия. Они понимали, зачем нужны рабочие – чтобы эту одежду и орудия создать. А вот зачем нужны государственные чиновники, которые облагают их непомерными налогами, вразумить не могли. Поэтому считали государство чем-то лишним.
Местечковые евреи видели, что государство не в состоянии защитить их от погромщиков, а потому тоже проникались анархическими идеями. Все мы знаем хотя бы по кино и лживой трилогии Алексея Толстого «Хождение по мукам» лихого Лёвку Задова из еврейского местечка Весёлое, возглавлявшего контрразведку в армии Махно.
Однако у большевиков всё случилось с точностью до наоборот. Вместо «отмирания» государства – тоталитарный режим. Чиновничество и постоянная армия, по Ленину, «паразиты общества», выросли до неимоверных размеров. Вместо разрушения царских тюрем – чудовищная система ГУЛАГа. В общем, верх взяла самая радикальная форма евразийства и даже просто азиатчины – кровавая тирания. А между тем евразийцы-эмигранты, самым известным из которых был муж Марины Цветаевой бывший офицер Белой армии Сергей Эфрон, пошли на сотрудничество с большевиками, но были Сталиным уничтожены. Можно предположить, что если бы верх взяли анархисты, у них получилось бы нечто подобное. Такое происходит тогда, когда утопические идеи пытаются воплотить насильственным путём.
Попытка Хрущёва очеловечить евразийскую тиранию привела к подрыву всей системы. Простой пример. После отмены колхозного крепостного права 60 миллионов крестьян-кормильцев превратились в горожан, и СССР ощутил чудовищный дефицит зерна. Его пришлось покупать у Америки.
Когда же система рухнула окончательно, перед Россией вновь встал вопрос о выборе пути. Либеральное дворянство было к тому времени уничтожено, но появилась либеральная советская интеллигенция, воспитанная на великой русской культуре – дворянской по своим корням и на сто процентов европейской. На какое-то время этой части интеллигенции удалось взять верх, и Россия пошла по европейскому пути. Были проведены либеральные реформы, принята вполне либеральная Конституция, схожая не только с европейскими конституциями. В ней воплотились идеи великого русского либерала Михаила Сперанского и некоторые конституционные по сути законы 1906 года.
Но история, увы, не знает прямых путей. Стать в кратчайшие сроки процветающей европейской державой не получилось. Экономические реформы проводились непоследовательно и привели к появлению олигархов и разгулу коррупции. С политической получилось не лучше – принимались замечательные законы, но они зачастую не работали. А дальше, как поётся в одной старой песне – «в каждой трудности полегче путь заманчивей». И показалось, что полегче – вернуться к евразийству. К жёсткой централизованной власти с непомерными полномочиями бюрократии, ставшей к тому же весьма коррумпированной. Другими словами это называется «вертикаль власти».
Но вертикаль – вещь весьма неустойчивая. Чтобы «вертикаль власти» крепко стояла, нужен прочный фундамент. В Российской империи таким фундаментом была сакральность монархии. В СССР – коммунистическая партия и органы госбезопасности. Расшаталась монархия – рухнула империя. Сгнила КПСС, ослабел КГБ – не стало СССР. На чём должна держаться нынешняя вертикаль? Неужели на весьма аморфной «Единой России»?
Пока её удерживает тоска по утраченной империи. Нечто подобное творилось в Германии в 20-30-ее годы. После поражения в большой войне немцы больше думали не об утрате былого величия, а о том, как бы выжить в условиях дикой инфляции и безработицы. Когда к началу 30-х экономическая жизнь стала налаживаться, их объяла волна патриотизма, чем и воспользовался Гитлер.
Так и в России. В 90-е думали о выживание, теперь ностальгируем по великой стране. Проблема осложняется ещё и тем, что Россия совершает двойной переход – от социализма к капитализму и одновременно от индустриального общества к постиндустриальному. Рушатся не только социалистические идеалы, но и традиционный жизненный уклад, о чём было сказано в части I и части II.
В общем, к началу XXI века бывшая родина анархизма оказалась от воплощения мечты Бакунина, Махно и князя Кропоткина дальше всех развитых стран Европы и Америки. Проблема в первую очередь в гражданском обществе и местном самоуправлении, которые призваны в будущем заменить государство.
Местное самоуправление в Российской империи было в зачаточном состоянии, а в СССР не существовало вовсе. Гражданское общество было угроблено тоталитарным большевистским режимом. Но вектор истории задан. Даже азиатские страны, совершив прыжок в постиндустриальное общество, перешли к либеральной демократии, которую можно считать предтечей будущей анархии в постпостиндустриальном обществе.
И в России всё наладиться. И ничего страшного, что, как говорят многие из тех, кто согласился с моими анархическими мечтами, «жить в эту пору прекрасную уж не придётся ни мне, ни тебе». Не бывает светлого будущего, но вполне возможно светлое настоящее. В будущем мир столкнётся с новыми вызовами, о которых мы пока можем только догадываться.
Да и не бывает всеобщего счастья. Бывают всеобщие несчастья – войны, голод, кровавые репрессии. А счастье может быть только личным. Чего я и желаю всем, кто прочитал мой опус до конца!