Трепых

Людмила Зинченко
Рыбак дядя Лёша или Барыга, как его называли в поселке, велел сидеть дома, пока тот будет устанавливать тактильный контакт с существами, проживающими в большом количестве Н2О посредством тонкой полиэтиленовой нити и металлического крючка. Дядя Лёша сильно задерживался, это наводило на мысль, что контакт был установлен с наземными обитателями и, несмотря на ранний час (что не приветствуется в этой культуре), для убыстрения процесса уже используется, распространенный здесь, катализатор коммуникации. Он тоже научился применять этот химический реактив для сближения с потенциально интересными особями, жаль его заранее не проинструктировали о таких последствиях, как головная боль. Используя это вещество уже несколько дней подряд, он вошел в столь тесный контакт с автохонами, что дядя Леша Барыга сказал вчера “живи у меня, хули ты”. Это несомненно, расширило его представление о местности, обогатило вокабуляр, но не приблизило к цели, для достижения которой ему надо было общаться с девушками хорошего воспитания; с девушками отличного воспитания, что маркированы красным растением; а так же с нищебродством, что он и делал сейчас. После составления полной картины, всех, живущих на этой территории, необходимо было выделить одну особь женского пола – Девушку Отличного Воспитания (ДОВ).
Закрыв дверь на висящий тут же замок и  спрятав ключ под остатки  пропитанного пылью резиновых сапог дяди Лёши и его гостей, самодельного коврика, он двинулся в путь. На улице веяло дымом из печных труб. Утренний ветерок разносил запах вкусного, скорее печеного, но не исключено, что топленого содержимого этих раскаленных кирпичных полостей, чьи переливающиеся, мигающие друг другу красные угольки, если напрячься, он мог разглядеть за толщиною стен. На горизонте, очерченном деревьями, крышами и антеннами скакали красные всадники.  Он все время удивлялся, почему никто не замечает эту конницу, скачущую по утрам и вечерам, при соответствующих атмосферных условиях – температура, влажность, сила воздушных течений и т.д. – что они называют погодой. Кажется, ее наблюдал и изобразил один художник, так здесь ошибочно называют некоторых медиумов. (Кандинский).  Впрочем, ни дядя Лёша Барыга, ни тётя Люся, что поставила к этому времени чугун с картошкой в печь, ничего об этом не знали. Да если бы и услышали из своих приборов оповещения с динамичной картинкой внутри, не обратили бы внимания, так как единственно нужными сведениями, поступающими оттуда, считали данные об этой самой погоде, которые, к его изумлению, всегда были неверными. Для него оставалось загадкой их полное равнодушие к происходящему внутри них и неумеренный интерес ко всему внешнему. Он много размышлял об аномалиях цивилизации, что движется не к внутреннему совершенству, а по пути преобразования внешних условий под себя, пожалуй, эта тема вызвала б интерес у их аналитиков, будь его миссия успешной. 
Отряд красных всадников заметно редел, вот уже отставшие бойцы завершали свой утренний путь на горизонте. День обещал быть жарким, будто огромный красный уголь выкатился из тетилюсиной печи и хочет зажарить все вокруг – это был последний день.
Проделав несколько несложных манипуляций с пространством, он оказался в центре мегаполиса, на узкой территории, предназначенной для естественного передвижения живых существ. Температура окружающей среды здесь была несравненно выше. Её накаляло и твердое вещество химического происхождения, которым они зачем-то покрывают земную твердь; и огромное количество механических средств, двигающихся мимо; казалось, и люди, спешащие в ранний час, участвовали в этой экзотермической реакции.
Разумеется, по возвращении он проанализирует все нынешние события, но можно сказать и сейчас, опыт экспедиции, в первую очередь, поставил под сомнение компетентность их ученых. Девушек с длинным волосяным покровом, определенного пигмента (русый, как здесь называют), убранным специальным образом, которые должны были сидеть у окна с красным растением, он не встретил ни разу. Теперь было понятно, что коллеги пользовались устаревшей информацией, возможно из недостоверных литературных или других художественных источников. У них всегда с большим интересом относились ко всему, что принадлежит к Гуманитарному Наследию Вселенной. Он помнит, как внезапно огромной популярностью стали пользоваться произведения ... надо будет все же проверить транскрипирование  имени – Т-у-р-г-е-н-е-в. Именно этот писатель и создал образ, которому  дали рабочее название  ДОВ – Девушка Отличного Воспитания.
Он знал, что это руководитель их проекта и его Учитель, крупнейший ученый и мировое Светило открыл для всех его произведения. Потом у Учителя возник интерес к этой ничтожно малой, периферийной части Вселенной. Он исследовал ее и создал кривую развития, позволяющую прогнозировать будущее. Выводы его потрясли. Сегодня это локальное сообщество, населенное гуманоидами с потенциально высокими эмоциональными способностями, умом, интуицией уверенно и необратимо двигалось к распаду.  Основным фактором деструктуризации был катастрофический бюджет человеческих ресурсов. Тогда и родился проект Спасения.
Появилась  идея найти девушку отличного воспитания,  в этой локации её так  и называют “тургеневская девушка” и не такую, что получила образование и манеры в заграничном заведении, куда ее отправили внезапно разбогатевшие родители – надо было найти ДОВ, чья генетическая память  накапливалась многими поколениями женщин и мужчин отличного воспитания. С ее помощью, возможно, и удастся восстановить образец человеческой породы.
В литературе того времени, к которой он пристрастился, нашлось интересное описание, косвенно отсылающее к ДОВ: “В ней был тот неуловимый девичий трепых, свойственный только нашим девушкам из дворянских семей”. Как-то так, он не помнит дословно. Слово “трепых”, странное даже для их языка, манило тайной. Он понимал, что здесь-то и кроется загадка ДОВ, не зря коэффициент интуиции (шестое чувство, как говорят здесь) у него был высоким. Инструктора, впрочем, рассчитывали на другой метод опознания: когда он войдет в контакт с Объектом, произойдет их взаимодействие на химическом уровне, последствиями будут учащенное сердцебиение, головокружение, обострение чувств, подъем эмоционального фона, психологическая привязанность и т.д. К сожалению, пока ничего подобного он не испытывал.
Оказалось, объект  не надо было высматривать в окошках старых деревянных сооружений, ДОВ может быть разной – ее не смутит любое транспортное средство, ровно как и одежда,  волосяной покров, возможно, совсем отсутствует и даже слова, которые она кричит в маленькую продолговатую штучку, могут быть такими, что, как здесь образно говорят, заставили бы краснеть «уши» его товарищей  на занятиях по лингвистике, будь у его товарищей эти самые «уши». Знай он об этом раньше, не провел бы столько времени в периферийных районах, где каждая женская особь, любого возраста, комплекции, социального статуса, появлявшаяся в оконном проеме с красным растением на подоконнике, казалась ему тургеневской девушкой. Чтобы проверить их культурные параметры, он, стоя под окном, начинал задавать вопросы об искусстве, но ответы, что выкрикивались из окон, типа “вали отсюда урод”, заставляли задуматься лишь о том, что специалисты из Отдела Физических Подобий допустили ошибку в разработке его оболочки.

В этом месте большого скопления людей – столице, он бывал не раз. Здесь он тщательно обследовал территории сгущения интеллекта, куда приезжают с целью повышения умственных способностей, но это не имело ничего общего с его целью.  Здесь он завел знакомства в кругу высшей эмоциональной и интеллектуальной деятельности, что и называется у них искусством (люди этого круга оказались наиболее близки ему), но тоже безрезультатно. Пребывание скрасили увеселительные места, где он провел немало времени по ночам, где в качестве вещества, влияющего на сближение особей, вдыхался дым с определенными свойствами. Там он встретил немало хорошеньких и очень хороших девушек, даже “душевно богатых”, как сказали бы современники его любимого писателя, но это были не те образцы, и значение слова “трепых” по-прежнему оставалось загадкой.
Так и не придя к какому либо решению о планах на последний день, но уже покрывшись слоем жидкости, что выделяет человеческое тело при высоких температурах, к тому же, испытывая  последствия длительного тестирования  катализатора коммуникации с дядей Лешей Барыгой, он решил посетить знакомого, с которым сошелся ранее. Через несколько секунд он уже поднимался по не очень чистой, местами даже очень не чистой, темной, но главное, прохладной,  лестнице, ведущей на четвертый этаж дома, который был построен в те времена когда  художники  (хотя, надо повторить, это не точное их определение) еще имели способности видеть то, что не видят другие – красную конницу, в частности. Дом имел определенную историческую ценность, что не мешало ему быстро приближаться к состоянию, в которое превращаются все виды материальной деятельности человека – руины, так что смысл этого их постоянного созидания был не до конца ясен. В одной из секций дома жил его приятель. Это был одинокий философ, мыслитель чье имя так поразило его в начале, что он по неопытности принял его за одного из спикеров «Вести о Любви» (имеется в виду Александр Евангели). У них нашлось нечто общее – этот человек тоже активно интересовался женскими особями, близкими к определению ДОВ. Дверь открыли не сразу. Он вспомнил, что приятель дает отдых своему организму не так, как здесь принято, когда светило окажется в другом полушарии планеты, а наоборот. Тем не менее, знакомый обозначил все признаки радости:
– Привет, Илья, куда ты пропал?
Сверху послышался стук. Пара хорошеньких девичьих ножек показалась на ступеньках вверху, где была спальня. Он насторожился. Но эта маленькая девушка не плавно и женственно, а по-детски, грохоча, скатилась вниз по ступенькам, даже друг поморщился: “Ты как конь, Надька”. Она виновато дотронулась губами до колючей щеки его приятеля. Тот повернулся к нему, как бы оправдываясь:
– Все разошлись утром, Надежда осталась последней. Пока, Надя, не пропадай –
сказал друг, повторяя то же движение губами и закрыл за ней дверь.
За кофе с белыми палочками, их состав был отличен от тех, что они вместе принимали по ночам (дули, как он научился говорить), за философской беседой проходили его последние часы.  Убывал день. Заметно уменьшалось количество света и, наоборот, увеличивалась плотность дисперсной системы газов внутри помещения. Сейчас, как никогда ясно, чувствовалось движение главного здешнего жизненного вектора – времени. Он уже смирился с тем, что его пребывание не принесло результатов. Их проект закроют. Он долго будет винить себя, что не смог встретить ДОВ, а значит не смог выпрямить эту изломанную, повторяющуюся, глитчующую кривую, которая однажды дала сбой и привела необратимым процессам. А может, произойдет опять какой ни будь сбой, который вернет кривую в прежнее состояние.
Когда солнечный диск закатился за стену одного из высотных зданий, а красные всадники выполняли уже свой вечерний рейд, они с приятелем тоже решили прогуляться.  Шли по еще не прохладным, но уже отдающим свой жар, летним улицам, деревья, внезапно потерявшие актуальность за ненужностью тени, обступали прохожих пыльной декорацией, закончившего спектакля, и эта золотая пыльца кое-где светилась в лучах закатного солнца. Лица, руки проходивших мимо девушек хорошего и отличного воспитания,  а так же без какого-либо, меняли свой оттенок в сторону  густых и теплых тонов, глаза их становились глубже и значительней, что уже не вдохновляло его, знающего эту иллюзию цветового режима. А когда друг вошел в одну из прозрачных дверей, чтобы пополнить запас белых палочек, без которых не мог прожить и часу, он остался на улице, по обычаю, пустив в ход последнюю. Экспедиция вот-вот закончится. Он мысленно прощался с этим светилом и с его тенью, с особями мужского и женского рода, которых встретил здесь, и которых больше не увидит. 
Поток механических средств, быстро проносился мимо или замирал перед трехцветным объектом, используемым для регулирования движения, что правда, не всегда давало эффекта. Одно из них, при воздействии излучения, относящегося к красному участку спектра, остановилась напротив. Это был общественный транспорт небольших размеров, примерно на 8 человек. Естественный источник света направил свои последние лучи на его окна. Он увидел существо женского пола с волосами, горящими на солнце, с глазами горчичного оттенка, с длинной и нежной шеей на слабых плечах, лоб был похож на мрамор – все это он увидел с такой мучительной ясностью, что даже жилка на виске не ускользнула от взгляда.  В руках ее были красные растения, завернутые в прозрачный материал.  Девушка внезапно встрепенулась, как большая невиданная птица и взволнованно-тревожно взглянула на него. Ее лицо преобразилось – задумчивость исчезла, взор проник куда-то в глубь него самого, а изгиб раскрывшихся влажных губ ее оказал странное действие – ему стало сладко и нестерпимо больно одновременно. Мозг внезапно отключился. Левая часть груди начала пульсировать под майкой, кровь стала циркулировать заметно быстрее. В висках застучало. Не осознавая, что происходит, он подошел к девушке на максимально короткое расстояние, желая приблизить ее к себе, прижался вплотную к металлической перегородке, что их разделяла. Среди множества шумов, он выделил трепет ее сердца.  Цветовая температура на дороге поменялась. Механическое средство резко двинулось с места. Последнее, что он услышал, был резкий высокий звук.
На улице раздался громкий скрип тормозов, у философа появилось страшное предчувствие, и, засовывая на ходу в карман пачку «Кента», он выскочил из магазина. Его странный приятель, с которым он познакомился полгода назад, и о котором даже толком и не знал ничего – кто он, откуда? – неподвижно лежал на дороге, уставившись в небо широко открытыми глазами. Какая-то девушка с русыми волосами выбежала из остановившейся маршрутки, высоко и громко, точно раненая птица, закричала.  Ее розы рассыпались по асфальту. Одна из них легла ровно посредине красного пятна, что растекалось по кромке тротуара.