ГЛАВА 1
По чистому снегу перевала через хребет Рогнор протянулась длинная ископыть следов. Конный строй растянулся едва ли не в милю. Всадники ехали по двое, иначе не вместила бы их узкая горная тропа. Сытые кони в белых ездовых попонах ступали уверенно и не спеша. Наездники, покрытые меховыми плащами, – серое тело змеившейся по снегам колонны; обозы и несколько осадных машин – ее гремучий хвост.
На одной из горных вершин, притаившись в сугробе, скорчилось белое, мохнатое существо. Едва последний обоз скрылся за седловиной перевала, оно, пятясь, поползло вниз с горы и, одному ему ведомой тропой, припустило бежать к темнеющему в дали лесу.
Заходящее солнце осеребрило доспехи, осветив суровые лица под надвинутыми капюшонами. Конкистадоры миновали перевал и спускались в расстилающуюся за предгорьем лесистую местность. Во главе передового отряда, блестя полированным доспехом, ехал бравый генерал Чезаре де Торрес, человек тяжелый телом и мыслями, дворянский герб которого сослужил ему большую службу, нежели его ум и дела.
Рядом с генералом – святой инквизитор Витус Леонель, молодой священник, красивый, как девушка, с длинными белокурыми волосами, взглядом змеи и повадками лиса. Одесную священника его правая рука – сэр Хольгер Корлайт, паладин, рыцарь огромного роста, чье мрачное лицо пересекал шрам от сабельного удара, а деяния в равной степени были и славны, и кровавы.
Когда снежный слой под ногами конников почти исчез, а спуск в долину стал почти пологим, из-за придорожного валуна навстречу, подняв руку, вышел солдат. Пока главнокомандующий разговаривал с разведчиком, полы мехового плаща сэра Хольгера слегка раздвинулись, и на морозный воздух высунулась сонная мордашка маленькой девочки лет, может, десяти.
– А мы уже приехали? – звонкий голосок песенкой зяблика чирикнул над звуками засыпающей природы и глуховатым шевелением походной колонны. Повернув к рыцарю круглое личико, девочка в улыбке сощурила блестящие темные глазенки. Для этой улыбки не было иной причины, кроме непосредственной радости просто от того, что она его видит. И рыцарь умел чувствовать эту улыбку, даже не глядя, как и сейчас, когда его взгляд был устремлен куда-то за горизонт. В ответ на нее всегда заметно теплели злые зеленые глаза. И паладин Хольгер тихо произнес:
– Нет, сестренка. Но скоро мы будем на месте.
Удовлетворившись этим ответом, малышка снова укуталась в полы плаща и откинулась назад, спинкой ощущая металлическую поверхность кольчуги своего покровителя. Странно было видеть ребенка в самой голове стальной колонны конкистадоров, но сама Мия не видела в своем положении ничего необычного. Ей почему-то стало казаться, что она всю жизнь провела вот так: в дороге, покачиваясь то на обозе, то на широкой спине могучего коня рядом с рыцарем, который не был ей ни отцом, ни старшим братом. Но кем-то, объединяющим в себе все, то надежное, сильное и близкое, что содержалось в этих двух словах.
Первым воспоминанием в короткой жизни Мии была темная улица, топот бегущих ног, шум сражения, предсмертные вопли да мечущиеся сполохи факельных огней. Тогда она стояла посреди улицы и плакала, потому что в горящем доме за ее спиной умирали ее родители. Когда высокая тень, колеблющаяся в бликах пожарища, накрыла ее с головой, она обернулась и увидела Его. В руке паладина багряно поблескивал меч, но Мия не сильно испугалась. Самое страшное, что могло произойти, с ней уже произошло. Тоскливо и жалко смотрели на крестоносца мерцающие от слез темные глазки. И он опустился на одно колено, воткнув в землю окровавленный клинок, положил большую ладонь на взлохмаченную детскую голову.
– Твои родители ушли на небо. Не плачь, когда-нибудь ты встретишь их. А теперь пойдем. Я помогу тебе выжить.
Конкистадоров окружали чуждые земли и народы, которые они приехали преклонить под меч или уничтожить. Рыцари провели в пути не один год, но маленькую Мию не волновала ни цель похода, ни будущее, ни прошлое. То, что она ощущала сейчас, можно было охарактеризовать предельно просто: любопытство и веселое нетерпение счастливого ребенка, спокойного и уверенного, что сильнее ее защитника нет никого на свете.
Сумерки скрали очертания лесного массива, и теперь он вырисовывался обочь широкой тропы, ведущей конкистадоров через долину, как темный, шепчущий невидимыми губами листвы, задремавший на боку великан.
* * *
Молодой белый волк стрелой летел сквозь лесную чащу. Серебряным огнем вспыхивал его мех, попадая в полосы лунного света. Вскоре дикий бег вынес его на укрытую под нависшей скалой небольшую поляну, где у входа в пещеру пылал костер, а у костра, подтачивая об оселок охотничьи стрелы, сидел одетый в меха зверолов народа танука.
– Роно! – крикнул охотник, видимо, обращаясь к зверю, но волк, даже ухом не шевельнув, с размаху бросился в костер.
По ту сторону огня на земляной пол пещеры из пламени выпрыгнул уже смуглый паренек с враново-черными волосами, с коротким луком за спиной, одетый в светлую одежду волчьих шкур.
– КОНКИСТАДОРЫ ИДУТ!!!
Роно ворвался в освещенный круг в глубине пещеры. Почтительно склонившись перед седым старшиной охотничьей артели, поднял на присутствующих остекленевшие от злобы и звериного ужаса глаза.
– Бахра! – голос его еще срывался, задыхаясь от быстрого бега. – Бахра, я видел… Их много! Их не пересчитать! …Всё… всё как предсказывала Зулла!.. Они идут на Фрам!
Старик Бахра даже не выпустил изо рта длинной трубки. Но лицо его, похожее на высохший лик деревянного идола, заметно осунулось, меж бровей и у губ залегли скорбные складки.
– Тахо…
В ответ на это имя фигура гигантского роста поднялась в дальнем углу пещеры. Медленно и мощно распрямился могучий стан, тихо звякнули варварские бляшки на одежде воина танука.
– Тахо, – прерывая размышления глубоким вздохом и струей дыма из разжавшихся губ, Бахра заговорил: – Пошли самых быстрых наших людей во Фрам. Пусть готовятся к обороне. И сам готовь людей к бою. Прежде, чем железная нога захватчиков ступит за городище Фрама, ей придется переступить немало наших… да и своих трупов.
Сказанное для одного было сказано для всех. В молчании выходили охотники из пещеры. Пока в освещенном кругу не остались лишь старейшина, воевода и принесший страшную новость молодой охотник.
Глубокий голос Тахо нарушил тишину:
– Они идут на Фрам. Там наши жены и дети. Их вождь специально выбрал время, когда все охотники в лесах…
Бахра выбил прогоревшую трубку о камень и не спеша наполнил ее вновь:
– Об этой армии говорили те наши братья, которым удалось уцелеть после истребления восточного племени. Конкистадоры завершают свой поход. Их обозы ломятся от награбленного. Их мечи ржавеют от крови танука. Они сильны, а ведет их умелый воин... Роно! Если духи предков благоволят тебе, в разгар битвы проберись в их лагерь и убей его. Остановить свору псов можно, обезглавив их.
* * *
Лес подступил совсем близко. По левую руку простиралось холмистое взгорье, по правую – древесные гиганты тянули к небу замшелые ветви. Гордые в своей безнаказанности и уверенные в своей силе, конкистадоры встали лагерем, раскидав походные шатры у самой опушки леса. Наспех расставленные часовые у костров угощались трофейным элем, и, может, поэтому метко пущенная из чащи тонкая стрела так легко забрала душу одного из них.
И в тот же миг разбилась вдребезги лесная тишь, певуче зазвенели тетивы охотничьих луков, засвистели брошенные пращами камни, взлетел под ночной небосвод боевой клич мирных охотников танука.
Конкистадоры были отчаянными бойцами. Безжалостная и хорошо вооруженная свора захватчиков дрогнула лишь под первым натиском лесных волков. Глас медных труб яростным воем прокатился по лагерю. Коротко и жестко в ответ охотничьим лукам отозвались мощные арбалеты. И все же мало душ воинов танука отправилось под их звуки в чертоги праотцов. Охотников защищали деревья.
Инквизитор Витус, приблизившись к генералу Чезаре, негромко сказал:
– Убрать арбалеты. Мечи из ножен и в ближний бой. В лес, иначе нас всех перестреляют.
В ночной темноте, перед пылающими кострами, конкистадоры были отличной мишенью. На это и рассчитывали танука. И, когда стальная лавина рыцарей хлынула в сторону леса, из чащи им навстречу, вызывая атаку на себя и прикрывая лучников, вышло лесное воинство.
Потрясая дубинами и топорами, нанизывая на копья человеческие тела, танука кинулись в бой. Иные на бегу теряли человеческое обличие, сгибались, припадая к земле руками, становились на четыре конечности, обращались в волка, в росомаху или рысь. А впереди всех, страшный в своей ярости, сотрясая землю ревом, несся сам Тахо – с головой бурого медведя, с телом человека, с воздетым каменным топором. И снова смешались ряды конкистадоров, отступили, подставляясь под стрелы…
Тогда, как лучи слепой луны, зажглись в темноте два скрещенных меча. И пред звериным воинством, на пути медведя-воеводы, встал сэр Хольгер Корлайт – паладин, крестоносец, убийца и палач.
Рассыпая искры, разошлись в стороны стальные клинки. Описав в воздухе кровавую дугу, полетела в сторону голова черного волка. Следующий танука в прыжке наткнулся на клинок и в корчах упал на землю.
С улыбкой безумца, как ангел гнева, на десять шагов впереди всех, Корлайт поднял над головой окровавленный меч.
– Не дрожите перед тварями лесными! Ступайте и несите кару божью огнем и мечом! Смерть для нас награда! С нами Бог, и сгинут все, кто отвергнет волю Его!
Воодушевленные конкистадоры снова хлынули к лесу.
Замерший на минуту, Тахо рванулся вперед. Теперь он видел своего врага в лицо. Тяжелый каменный топор высек огонь, столкнувшись со стальным клинком паладина Хольгера. Полузверь и человек, в фанатизме своем равный зверю, вступили в смертельный бой.
Инквизитор, стоя на возвышении, подальше от вражеских атак, спокойным голосом советовал генералу:
– Не выстраивайте ряды. Судя по фронту обстрела, аборигенов не так уж много. Их надо окружить и постараться истребить до одного… Хотя, скорее всего, поздно, и кто-нибудь из них уже предупредил Фрам о продвижении колонны… Но все же… Разрешите распорядиться?
Конкистадоры прорвались в лес. Шли редким строем, избегая стрел, шли полумесяцем, обходили лучников танука, смыкали фланги, по приказу Леонеля брали врага в кольцо.
– Эти твари видят в темноте лучше нас. Подожгите лес.
– ОГОНЬ!!!
По мановению командирской руки Чезаре горящие стрелы метеоритным дождем полетели в кроны деревьев. Феерическое побоище завершалось под горящим древесным сводом, под сыплющимися искрами и падающими вниз обгорелыми ветвями. Танука, почитавшие лес своем домом, горестно взвыли. Некоторые тщетно пытались тушить огонь, кто-то в исступлении кинулся на захватчиков. Но в свете пламени гибнущих деревьев танука увидели, что окружены. Конкистадоры сомкнули ряды.
– Горит и пылает, ваше превосходительство, – с улыбкой сказал генералу инквизитор, сдувая с лица выбившуюся прядку волос. – Эти дикари сами уготовили себе ад на земле…
Генерал хотел было что-то ответить, но в этот миг белый волк, дождавшись момента, совершил прыжок. Толстые лапы Роно легли на металлические плечи Торреса, белые клыки вонзились генералу в горло.
Леонель отпрянул за спину одного из охранников. Лисьи глаза инквизитора распахнулись от ужаса, встретившись с человеческими глазами зверя. Волк сжал челюсти, и душа Чезаре де Торреса покинула неуклюжее тело командира конкисты.
– Патер ностер! Стреляйте, чего вы стоите?!
Арбалетный бельт оцарапал спину волка. Роно, сделавший свое дело, отпустил жертву и бросился наутек. Сделав пару выстрелов вдогон, растерянные солдаты сгрудились у тела командира.
Солдаты могли поддаться панике, командиры казались растерянными. Но инквизитор прекрасно знал, что потеря невелика. Это он – Витус Леонель, которого позже танука прозовут Серым Лисом, – он все это время, стоя, как дьявол, за левым плечом генерала, командовал действиями конкисты в походе и в бою.
Участие в компании влиятельной дворянской семьи де Торреса помогло добиться у Империи значительных полномочий для конкистадоров на новых землях. А теперь, когда близилось завершение похода, смерть генерала была как нельзя более выгодна Леонелю: ему не приходилось делить ни с кем ни лавры, ни власть на захваченной территории…
Признаков жизни у генерала не обнаружилось. Инквизитор прикрыл покойнику глаза.
- Не время скорби, дети мои, – зазвучал среди грома сражения его серебристый голос. – Волею Божьей мы завершим дело, начатое благородным Чезаре… Ступайте и передайте приказ. Скажите сотникам, пусть будут милосердны к неразумным тварям. Покончим с этим делом без лишней крови!.. Не вводить воинов в горящий лес. Окружите аборигенов и не выпускайте их из пламени. Огонь очистит их грешные души.
Адъютанты поспешили передать «милостивый» указ. А инквизитор остался наблюдать за картиной побоища, приказав двум солдатам позаботиться о бренном теле командира… Если бы не счастливая случайность, Серый Лис сам изобрел бы способ убрать генерала с пути.
* * *
Танука никогда не были воинами. Свободный народ, живущий на богатых землях за Рогнорским хребтом, они строили селения и городища, поклонялись духам природы и покойным предкам. В большинстве своем танука были звероловами. Главным городом был Фрам. Но постоянно в нем проживали лишь ремесленники, торговцы да совет старейшин с постоянной армией. Многие охотники имели во Фраме дома и семьи, куда возвращались с добычей после сезонной путины.
Город неплохо охранялся. Он имел всего один вход, широкий ров и был огорожен высоким частоколом из строевых сосен, который поднимался ввысь не хуже крепостной стены. При входе имелся подъемный мост, служивший одновременно и воротами – прочными, но вместе с тем всего лишь деревянными воротами.
Танука никогда не чурались общения с внешним миром. Они охотно принимали в своих гостеприимных землях охотников-чужестранцев. Народ звероловов не нуждался ни в чем, однако во Фраме охотно встречали и заезжих торговцев, привозивших из дальних стран забавные диковинки.
Тем паче удивлялись наивные танука, что за какие-то цветные камешки, которыми они украшали статуэтки своих богов, и за желтый металл, слишком мягкий и непригодный для изготовления оружия, у чужеземцев можно было получить что-то полезное.
Эта наивность и погубила мирных аборигенов. Слухи о богатствах племени звероловов дошли до Империи.
* * *
Поле боя залило лунным светом и обрызгало багряными сполохами близкого пожарища. Маленькая Мия проснулась при первых звуках битвы. Но Освальд, немой слуга Хольгера, не позволил ей выйти из шатра.
Там, снаружи, происходило что-то страшное. Мия всегда оставалась в лагере, когда конкистадоры шли на штурм селений, и до сих пор никто не решался атаковать их стан.
Мия заметно встревожилась. Не за себя, потому что по-прежнему чувствовала себя под надежной защитой. И не за Хольгера, потому что твердо верила, что его победить невозможно. Но какое-то необъяснимое чувство, тоскливое, как песня рабов на галерах, закралось в сердце. То ли выли волки… то ли кто-то звал ее… И малышка засуетилась. Вжалась в самый угол шатра, сворачиваясь в комочек, а как только Освальд отвернулся – прошмыгнула под полотняной стеной и выскочила наружу.
Вообще-то Мия не поняла, как это у нее вышло. Под стену шатра не пролезла бы и ее голова… Но думать об этом скоро стало некогда. В нос ударил запах гари и крови. Не пробежав и полсотни шагов от шатра, она наткнулась на труп конкистадора. Человек лежал, раскинув руки, из глазницы его, забитой кровью и какой-то студенистой массой, торчало древко стрелы. Тихо шипя от страха, Мия попятилась назад и наткнулась на жесткий сапог другого конкистадора. На сей раз живого. Он отчего-то показался Мие вдвое выше обычного человека.
- Гляди-ка! И здесь уже? Получи, тварь!
«Стойте! Что вы делаете?!» - хотела крикнуть девочка, но не успела… или не смогла? Булава со свистом врезалась в землю, к счастью, задев лишь кончик хвоста. Взвизгнув от боли, она бросилась наутек.
Бежала, металась под ногами сражающихся, чудом избегая секущих мечей и свистящих стрел, бежала, пока страх не перерос в панический ужас. Наконец инстинкт загнал ее в глубину леса, где она без памяти упала под бурелом, на жесткую подстилку пожелтевшей хвои.
* * *
Тахо был могучим воином, закаленным в боях. Но нынешний противник оказался ему не по зубам. Хольгер был агрессивнее и быстрее. Он никогда не обдумывал своих действий, неистовством атак сметая врага, заставлял уходить в оборону, не думал ни о защите, ни о победе. В глазах крестоносца светилось только «Убить! Уничтожить! Раздавить и растерзать!». Он был будто одержим в бою, и противостоять этой одержимости у Тахо не хватило сил.
Танука слышал, как за его спиной в бушующем пламени погибают его соплеменники, но не мог даже взглянуть на них. Меч паладина отрубил ему руку выше кисти. Над обливающимся кровью врагом вознеслись два одноручных меча, как два клыка, готовые пригвоздить к земле. Но в этот момент сэр Корлайт вздрогнул и остановился.
Извернувшись, Тахо отполз в сторону, но паладин будто не видел этого. Потемневшим взглядом обвел он поле боя. Победа конкистадоров была уже неоспорима. Но над шумом затихающего сражения неслышное, но ощущаемое где-то в глубине сердца крестоносца, звучало чье-то смятение и не свой, но все же близкий страх.
Непонятно как, магией или обычным волшебством человеческой привязанности рождена была эта связь, но за годы похода крестоносец и маленькая Мия научились слышать сильные эмоции друг друга.
Хольгер покинул поле боя, где конкистадоры, встав плотным кольцом, безжалостно добивали тех танука, которые отчаянно пытались бежать из окруженной пылающей части леса. Вернувшись в шатер, рыцарь откинул полог и предстал перед растерянным Освальдом – на голову выше своего слуги, с еще не отгоревшим азартом битвы в глазах, покрытый кровью врагов.
– Где она?
Навеки безмолвный слуга развел руками, изобразив сначала большое, потом малое, махнул куда-то в сторону, простер руки направо, налево, показывая тщетный поиск, наконец скорбно склонил голову. В этом жесте было именно раскаяние, а не страх, ибо не было случая, чтобы сэр Корлайт повышал голос или поднимал на него руку.
Ночь прошла в поисках. Но маленькую Мию не нашли ни среди живых, ни среди мертвых.
ГЛАВА 2
Сперва Мие казалось, что ее укачивают в воздушной колыбели, пахнущей первобытными и подсознательно родными запахами. Она приоткрыла глазки, увидела за силуэтами деревьев скачущий рядом с ней бледный диск луны, и снова впала в беспокойный сон. Она пробыла в забытьи всю дорогу, пока белый волк нес ее в логово танука.
Ее разбудил страшный звук – не то рев, не то стон. Мия сжалась в комочек, выглядывая в щелочку из под укрывшей ее шкуры, разглядела полутемную пещеру, пылавший в центре костер и нескольких человек. Всего их было четверо. У костра, сгорбившись, сидел мужчина в одежде их темных шкур, чуть поодаль седой старик склонился над лежащим воином огромного роста. Левая рука раненного была отрублена и знахарь только что прижег рану факелом, чтобы остановить кровь и теперь намазывал обрубок каким-то снадобьем. Совсем рядом с Мией сидел, обернувшись к ней спиной, черноволосый паренек. Заметив ее пробуждение, он повернулся к ней, приветливо блеснув смородиновыми глазами.
- Бахра, она пробудилась! – голос его звучал дружелюбно Седой знахарь не спеша закончил перевязывать воина, потом поднялся и, выбрав сосуд с нужным зельем, подошел к Мие.
- Она пережила свое первое превращение. Хотел бы я знать, как она попала на поле боя.
Протянутая чашка пахла молоком, но Мия почему-то испугалась. Ведь это были танука, а танука – враги конкисты, нечистые твари и язычники.
- Если кто-нибудь меня тронет… - взвизгнула девочка, забиваясь в угол – Хольгер придет и убьет вас всех!
Но рука знахаря тихо легла ей на плечо, и чашка оказалась под самым носом.
- Она лежала под сваленным деревом, едва живая. - пояснил Роно. – Я нашел ее, когда удирал от конкистадоров.
- Проклятые псы! – мужчина в одежде из темных шкур в первый раз за все время поднял обезображенное ожогами лицо – Они убили всех, сожгли заживо, загнав нас в лес, как овец! …Фрам падет, как и Каор пал. Они сильнее и хитрее нас.
- Помолчи, Карок! – возмутился Роно и добавил не без гордости. – Я убил их вождя. Теперь они лишились головы…
- Вождя?! – озлобленный Карок поморщился и презрительно плюнул в костер. – Из той жирной туши, которую ты загрыз, такой же вождь, как из тебя убийца!
Нахмурившись, Роно хотел было что-то ответить, но осекся под осуждающим взглядом знахаря. Карок тоже предпочел замолчать.
Мия замерла вглядываясь в добрые глаза старого танука.
- Твой тотемный дух – белый ирбис. – сообщил Бахра девочке, осторожно, как дикого зверька, гладя ее по волосам. – Отныне это всегда будет твоей второй сущностью, в которой ты будешь ближе к природе. Постепенно ты научишься вызывать обращение по желанию…
- Не научусь! – буркнула Мия – Обращение – это колдовство. Колдовать запрещено!
Подумав, она взяла-таки чашку молока из рук знахаря и выпила. Ей действительно хотелось пить, а в маленьком тельце все еще ощущалась слабость.
Трое мужчин удивленно переглянулись от ее слов. Только воин-великан по-прежнему безучастно лежал, глядя в потолок.
- Помнишь ли ты, Тахо, - тихо спросил знахарь – Чьим фамильным тотемом был Снежный Ирбис.
- Хорна. – не переводя взгляда, глухо отозвался воевода танука – Моего брата, вождя восточного племени. Я не помню никого, кто кроме Хорна и его детей принимал бы вид Ирбиса.
- Но вождь Хорн и все его дети погибли, когда пал Каор! – воскликнул Роно.
- Не все. – Бахра задумчиво набивал себе трубку пахучими листьями – Если ты помнишь, Тахо, младшую дочь Хорна, Котсумию, не нашли тогда среди мертвых. …Как тебя зовут, дитя?
Малышка сидела, поджав под себя ножки и нахохлившись, как вороненок.
- Я не дитя!
На лице Роно появилась улыбка, такая широкая и добродушная, какая может быть только у человека, в душе оставшегося ребенком.
- Тогда кто же ты?
Мие никогда еще не приходилось задумываться над этим вопросом. Зато она прекрасно знала, что ответил бы Хольгер и, без сомнения считая себя с ним неразделимой, тоненьким, смешным от торжественности голоском ответила:
- Я – крестоносец Святого Престола!
Улыбка Роно стала еще шире, а Карок подавился таким ехидным смешком, что Мия невольно разозлилась. Слабость ее прошла. Рассказы конкистадоров о том, что своих пленников танука едят живьем, не подтвердились, так что и страх постепенно исчез.
- Если вы не собираетесь меня убивать, - холодно спросила храбрая малышка – тогда отпустите. Я пойду к своим.
Лицо Роно сделалось серьезным:
- Но ты здесь среди своих. Тебе нельзя к конкистадорам. Они убьют тебя. Ты – танука!
- Неправда!!! – девочка вскочила, как ужаленная. Ей внезапно стало больно – вот только непонятно где.
- Это правда. – спокойно продолжал Роно – они уже пытались тебя убить. Они чуть не отрубили тебе хвост. Ты была в крови, когда я нашел тебя.
В следующий миг полупустая чашка полетела Роно в голову, а Мия, увернувшись от рук вскочившего Карока бросилась бежать из пещеры. Бахра дал знак не преследовать, но Роно на сей раз воспротивился.
- Так нельзя. В лесу много опасностей…
…Заря уже раскинула свои бледные лучи, над ночным полем сражения. Уже не дым, а просто утренний туман стлался над выгоревшей землей. Поодаль опушки леса, в сизой дымке виднелся невысокий холм, верхушку которого увенчали воткнутые в землю мечи. Это были могилы погибших конкистадоров. По всему полю слышалось сытое карканье воронья, торчали в черной земле стрелы. Обломанные копья, да валялись зазубренные клинки.
Роно нашел Мию на том месте, где раньше стоял походный шатер Хольгера. За те сутки, что малышка пролежала без сознания в пещере танука, лагерь конкистадоров снялся с места и ушел. Колонна их, должно быть, сейчас одолевала последние мили пути по дороге к Фраму.
Обхватив руками колени, Мия сидела, второй раз в своей короткой жизни оставшись одна на пепелище. Когда белый волк, потоптавшись по-собачьи, улегся рядом, девочка подняла чумазое личико, блеснувшее светлыми дорожками слез.
- Я не плачу, это пепел в глаза попал… – крохотным кулачком она протерла глазенки, а зверь положил свою мохнатую голову ей на колени - …Он вернется за мной, вот увидишь.
* * *
Когда крики врагов стихли, и некого стало загонять пиками обратно в огонь, инквизитор отозвал солдат. Еще около часа на поле кипела неторопливая послевоенная работа: хоронили мертвых, оказывали помощь раненным.
Двое солдат стали было сдирать серебристую шкурку убитой волчицы, но зверь под ножом внезапно обратилась в мертвую девушку. После того трупы врагов оставили в покое, бросив на растерзание падальщикам. Танука были больше людьми, нежели животными и после смерти принимали облик человека.
Если не победой этой ночью, то малыми потерями конкиста была обязана Витусу Леонелю. Но сам инквизитор сейчас был крепко не в духе. В споре с Корлайтом он даже повысил голос:
- Да в своем ли ты уме?! – сдвинув изящные брови и всей позой изобразив знак вопроса, он уставился на мрачного паладина – Если маленькая дикарка удрала к своим… Помилуй Господи, туда ей и дорога! На что она тебе? Или ты думал привезти ее в Империю, на потеху свету? Ее родители были дикарями и язычниками, такова же и она.
- Она не в ответе за своих родителей. – тихо отозвался Хольгер, мало обращая внимания на театральные жесты Леонеля, прикрепил к поясу два одноручных клинка и собирался выйти из шатра - Зато я… я теперь в ответе за нее.
- Глупости! – сверкнул глазами инквизитор, однако в тот же миг, осознав, что принципиальность Хольгера не сломить ни одному стенобитному орудию, круто сменил тактику. – Ты не можешь оставить меня сейчас! – рукой ухватив паладина за локоть, он не без труда повернул его к себе лицом. – Кто поведет войско в атаку? Ведь бойцы всегда шли за тобой, а даже не за Торресом! …Послушайте меня, сер Хольгер Корлайт! Не вы ли клялись Святому Престолу огнем и мечом свергнуть языческую веру и принести свет темным народам?! Что же ты творишь? Нарушаешь клятву, данную Богу и Отечеству из-за иноземного младенца?
Крестоносец ничего не ответил. Но, молча, видел перед собой залитый торжественным светом тронный зал, где он, приклонив колено и опираясь на меч, произнес слова фанатичной клятвы верности конкисте и кресту.
Но еще он помнил тот день, когда армия уезжала из захваченного Каора, оставляя за собой на месте города аванпост Империи. Тогда малышка Мия, которая должна была остаться в миссии, догнала его у самых ворот, вцепившись ручонками в стремя его коня, а когда Хольгер спешился, в его руку.
- Не уходи!!! – всхлипывала она, зажмурив глазки и, казалось, оторвать ее от себя не было никакой возможности, да он и не пытался… - Не уходи! Все уходят и бросают меня одну! И папа, и мама, и теперь ты тоже! Если ты уйдешь, я все равно побегу за тобой! Или сяду и буду плакать так долго, пока не умру! Вот так!
Может быть, тогда впервые он почувствовал ту необъяснимую связь – узрел ее глазами в одночасье рухнувший мир, зияющую пустоту и неизвестность там, где неделю назад сияло беспечное детство.
Рука в тяжелой перчатке стерла с детской щеки слезинку и девочка решилась открыть глаза.
- Не плачь. – улыбаясь только взглядом, сказал он – Я буду с тобой.
- Надолго?
- Всегда.
…
Довольный уже тем, что рыцарь передумал уходить сию минуту, Серый Лис довольно точно угадал мысли паладина.
- Но ведь одно другому не мешает, Хольгер. – вкрадчиво проговорил он, успокаиваясь с каждой секундой – Тебе бесполезно сейчас искать девочку в чаще леса. Эти звери всегда почуют твое приближение раньше. Ты это знаешь, так же прекрасно, как знаешь то, что они не тронут своего же детеныша. Так зачем же лезть в пекло? Ты потеряешь и время, и жизнь. Того хуже, узнав, что тебе нужно, они из мести могут убить девочку. Подумай об этом, однако же, не думай слишком долго! Каждый потерянный нами день, каждый упущенный час, эти твари используют на подготовку к обороне. А это лишние десятки, даже сотни жертв в наших рядах. Пойми! Ты нам нужен. Ты наш козырь, наше знамя, за которым идут бойцы!... Зато потом… Потом, когда власть будет в наших руках, когда у нас появятся заложники и союзники, тогда мы эту землю вверх дном перевернем, чтобы найти твою дикарку, ты согласен?
Хольгер ответил ему таким прямым взглядом, что глаза инквизитора невольно забегали. Лукавые приемы Леонеля паладин выучил давно, но с другой стороны, всегда отдавал должное его рассудительности и уму.
- Нет.
Серый Лис поднял брови, и немногословному рыцарю пришлось пояснить:
- Я помогу тебе взять Фрам. Но когда город падет, я покину конкисту.
Леонель развел руками:
- Это твое дело. Когда во Фраме установится наша власть, поход будет окончен, а ты выполнишь свою клятву. Иной власти я над тобой не имею. …Правда, чтобы построить колонию в этих диких землях, твоим боевым товарищам предстоит еще немало ратных дел… Но если ты решил покинуть нас, я не имею права тебя судить…
- Только Бог может судить меня.
Рывком накинув плащ, крестоносец вышел из шатра.
* * *
За сутки пребывания в лагере танука, Мия успела познакомиться со всеми, кому посчастливилось пережить нападение на конкисту. Всех, кто оказался более-менее невредим, отправили во Фрам и в другие лагеря – помогать в бою и поднимать тревогу. В прежде многолюдном лагере осталось 13 человек, считая саму Мию.
Вечером малышка сидела в пещере, рядом с Бахрой, который готовил для раненных лечебные травы.
- Мать твоего отца зовут Зуллой. – рассказывал знахарь - Она одна из сильнейших шаманов танука и живет далеко отсюда, на южном конце хребта Рогнор. Оба племени танука – Восточное и Западное почитают и уважают ее. Когда-нибудь, ты ее увидишь. Твоя мать тоже была знахаркой… А может именно тебе Зулла передаст свои знания, кто знает…
- Очень мне надо! – фыркнула Мия и надулась.
- Почему? А я бы почел за честь… Ах да, ты же у нас крестоносец, да? И ты не помнишь своих родителей?
- Помню. – лицо девочки на миг озарила улыбка. Она особенно остро вспомнила, что от мамы вот так же приятно пахло лекарственными травами, как здесь, в пещере – Но мама не была колдуньей! Она была хорошим человеком. Хольгер сказал, что они попали на небеса, а он никогда не врет!
- Верю, верю. – в голосе Бахры не было ни тени насмешки – Вовсе не обязательно быть имперцем, чтобы попасть на небо. …По-моему, нет разницы, в какого Бога ты веришь, как его зовут и сколько у него лиц – одно или много... Главное быть, как ты говоришь, хорошим человеком. Вот твой Хольгер – он хороший?
Мия сощурила глазки, как счастливый котенок.
- Очень.
Наверно все, что глупый взрослый человек постарался бы выразить словами – тепло, заботу, безопасность, доверие, - она показала одним выражением личика, осветившимся от звука его имени. Мия была еще не в том возрасте, чтобы толковать природу чувств, но порой ей казалось, что он будто всегда жалеет ее, будто она тяжело больна или кем-то обижена… Во взгляде Хольгера, устремленном в ее глаза, кроме нежности, читалась еще и затаенная печаль.
Снаружи раздался крик:
- Торговец пришел! – и заинтересованная Мия вышла из пещеры.
Торговцем оказался низкорослый толстый человечек с рыжей бородой, довольно неопрятный на вид. Один из сотни таких же первопроходцев Империи, которые в поисках наживы рассыпались по гостеприимным землям танука, выменивая различные безделушки на шкуры и золото, сплавляли их на побережье и получали не малые барыши от сотрудничества с торговым флотом. Торговцы селились близь постоянных лагерей и в городах аборигенов. Их принимали с благосклонностью. Однако, с тех пор, как конкиста генерала Торреса ступила на землю танука, многое изменилось.
Когда торговец, окончив дела и взвалив на плечи свой мешок, отправился восвояси, Карок и еще один танука незаметно последовали за ним.
* * *
Конкиста достигла Фрама под вечер того же дня и встала станом у единственных врат города. А на утро Леонель вызвал для переговоров старейшину.
- Да пошлет вам Бог здравия, заблудшие братья мои! – стройный, уверенный, нахальный, он стоял на вершине осадной башни и приветствовал вышедшего на городскую стену старейшину. – Боюсь, недоброжелатели наши ввели вас в заблуждение, ибо не с войной пришли мы, а с миром. Вы напали на нас, и нам пришлось защищаться. Простите нас, как и мы прощаем вам вашу горячность! И не смотря на то, что вы встречаете нас, как врагов, мы все же готовы протянуть вам руку помощи! Придите же к нам, страждущие, и мы дадим вам излечение; придите к нам, кающиеся, и вы будете прощены; придите к нам, алчущие истины – и мы отведем вас к свету! Откройте ворота и примите братьев своих, смиренно просящих внять их совету.
И старейшина ответил:
- Уходите! Вы просите мира, окружая город осадными машинами и в тайне точа меч. Тех, кто пришли к нам с миром, мы приняли с радостью. В стенах Фрама и сейчас находятся ваши торговцы и миссионеры. Но ваши мысли темны. Твой язык лжив, Серый Лис. Уходите! Покуда у Фрама есть защитники, в город вам не войти.
- Гордыня – грех, неразумный язычник. – ничуть не потеряв улыбки, заметил инквизитор. – Господь покарает тебя, а мы станем орудием Его возмездия. Однако же, да услышат все! – он повысил голос. – Те, кто не желает идти против Бога, пусть сложат оружие и запрутся в своих домах. Им я дарую жизнь и пощажу их семьи. Остальные, именем Святого Престола, будут отправлены на суд Божий… СЕЙЧАС!!!
Так началась битва за Фрам. По мановению руки Леонеля, имперские боевые машины ударили по стенам города. Но Серый Лис вовсе не желал сравнять врата и стены с землей. Он прекрасно знал, что ему окапываться в этом городе и, возможно, выдерживать немало восстаний или осад. План его был намного изящнее.
- Сможешь сделать то же, что в Каоре? – спросил инквизитор, обращаясь к стоящему рядом Хольгеру и, когда тот кивнул в ответ, осведомился. – Чем мне помочь?
- Убери как можно больше людей со стен. - флегматично посоветовал крестоносец, уже спускаясь с осадной башни.
- Приготовить зажигательную смесь. – скомандовал Серый Лис.
Адъютанты засновали между ним и командирами когорт. Вперед выдвинулись требучеты и баллисты, начиненные черными, просмоленными ядрами. Они перебрасывали свои снаряды за стены города, и ядра раскалывались, растекаясь жидким огнем, рассыпаясь брызгами, поджигали все вокруг.
В сезон охоты во Фраме было не так уж много бойцов, а теперь многим из защитников, волей-неволей пришлось идти на тушение пожара. В это время, шестая когорта, под предводительством Корлайта, небольшими группами выстроившись «черепахой», неуклонно приближалась к стенам города, таща легкие осадные лестницы.
Лучники конкисты вели шквальный обстрел, прикрывая продвижение вылазки. Не все отряды благополучно миновали ров, но те, кто прошли, вскоре оказались в недосягаемости от стрел, под высокими городскими стенами. Лестницы пошли в ход. На двух из них солдаты тут же были смыты потоками горячей смолы. Но Хольгер, ухватившись за конец длинной лестницы, скомандовал своему отряду:
- Поднимай! – и буквально вознесся на городскую стену.
Свалившись защитникам, как снег на голову, он врубился в толпу, как вихрь стали, рубил, колол и резал, защищая лестницу до тех пор, пока по ней ему на подмогу не поднялись другие бойцы. На стенах завязался бой.
Конкистадоры первым делом охраняли лестницы, а когда их стало достаточно много, хлынули вниз, со стен к воротам. Защитники Фрама бились стойко, для многих имперцев этот бой стал последним, но сильнейшие бойцы, во главе с Хольгером достигли своей цели: отбили ворота и опустили мост, открывая дорогу в город.
Леонель отдал приказ, и конкиста ворвалась во Фрам. Конница стоптала ринувшихся навстречу защитников и началась резня. У конкистадоров был один приказ – убивать. Убивать, чтобы сокрушить, убивать, чтобы устрашить. Убивать всех – Бог узнает своих!...
Но миссия Хольгера не окончилась взятием врат. Он не просто так оказался на вершине осадной башни, когда Леонель разговаривал со старейшиной. Инквизитор показал крестоносцу их жертву. И спустил пса веры с цепи.
Звон оружия, треск пожара, звериный рык, вопли и стоны смешались в единой какофонии войны. Горящий город не сдавался. На улицах громоздились горы трупов – и танука, и конкистадоров; из тел их, смешиваясь, текли реки такой одинаково алой крови…
Жаркая схватка разгорелась на главной площади, где верная дружина Совета Старейшин забаррикадировалась в храме и стояла на смерть. И снова сэр Корлайт повел конкисту на штурм, вымостив дорогу трупами чужих и своих, схватился с командиром храмовой охраны.
Силен был защитник храма, ловок и могуч, как таежный тигр. Пятерых конкистадоров одолел он, но перед бешеным Псом Веры не устоял. Хольгер поверг его на колени. Но прежде чем упасть с рассеченным черепом, танука успел выхватить охотничий нож и всадить его в бок крестоносцу. Хольгер лишь замер на секунду. А затем, будто заговоренный, вытащил из своего тела зазубренный клинок и отбросил в сторону.
Опрокинулась жертвенная чаша, пролившись, погасила пламя на алтаре. Страх обуял стражей-храмовников и они бежали. В окрасившейся алым гербовой накидке, сэр Корлайт предстал перед Главой Совета Старейшин. Седой старик танука достойно принял смерть. В последних лучах заходящего солнца Хольгер появился на крыше храма, за волосы подняв над толпой отсеченную голову вождя.
…Фрам пал.
* * *
Маленькая Мия дремала в пещере, за стенами бушевала первая в этом году гроза. Малышка не могла сказать, что ей здесь плохо. Но, вместе с тем и хорошо ей не было. Сквозь теплую дрему, она вспоминала свои первые дни без родителей.
Странно, но плакала она мало. Благодаря возрасту, смерть еще не пугала ее своей непреклонной необратимостью. Освальд хорошо о ней заботился, но привязалась она именно к Хольгеру. Пусть на первых порах рыцарь обращал на нее мало внимания, поручив девочку заботам верного слуги, Мия бродила за ним, как тень. Паладин не раз чувствовал за спиной ее осязаемый взгляд, который озарялся улыбкой, если он оборачивался или омрачался печальным укором за отсутствие внимания.
Иногда, проходя мимо, он клал руку ей на голову, и тогда она жмурилась, как довольный котенок, чувствуя тепло его ладони. Постепенно кроткая привязанность побеждала и суровый воитель, от руки которого погибало без счета виновных и невинных людей, каратель со стальными нервами и железным, казалось бы, сердцем, добровольно сдался в плен маленькому, беспомощному существу и никогда не жалел об этом.
Окончательной победы Мия добилась месяц спустя. Когда рыцарь задремал, сидя в кресле, она долго смотрела на него увлажненными глазёнками. Внезапное, щемящее чувство одиночества, потребность в родительской нежности, заставило малышку выскользнуть из уютной постели. Если бы Хольгер не спал, Мия, наверно, не решилась бы. Она подползла поближе, подсунувшись так, чтобы его ладонь оказалась у нее на голове. И замерла.
Сначала Хольгер не понял, что произошло, и от неожиданности отдернул руку. Но приткнувшийся к нему смешной теплый комочек заставил его невольно улыбнуться. Он поднял малышку и усадил себе на колени. С тех пор Мия стала выражать свою привязанность без боязни, как любой счастливый ребенок, уверенный в том, что его любят.
Сейчас маленькая танука вновь оказалась оторванной от тех, кого она любила и кто, как она думала, любил ее. Но Мия уже не испытывала потребности броситься в объятия первому попавшемуся живому существу в поисках ласки и утешения. Нежный возраст всеобъемлющего доверия прошел. Она научилась различать друзей и врагов. И различала их, разумеется, сквозь призму понятий Хольгера…
Дремотные воспоминания маленькой Мии прервал негромкий шум снаружи. Мия раньше не видела этого танука в лагере. Еще совсем молодой юноша, он вошел в пещеру неверным шагом, в сопровождении Бахры и еще пары индейцев. Грязный и промокший до нитки, он упал перед костром и начал издавать звуки, от которых Мие стало не по себе – всхлипывал, скулил и задыхался. Индейцы окружили его молчаливой стеной скорбного сочувствия.
- Они всех убили… всех! – простонал юноша, не отнимая рук от лица. Сидя на полу, он покачивался назад - вперед, сквозь затихающие рыдания передавая свою страшную повесть. - Я один спасся… вся моя семья погибла! Моя мать… слышала, что тех… тех кто не будет сражаться пощадят… Она спрятала моих братьев в доме… но они, солдаты… врывались в дома… Мой отец хотел нас защитить… его убили… а потом… вывели всех… на площадь… и стали бросать в костер! Я слышал, как кричали мои мать и братья! Я потерял сознание и, видно, меня приняли за мертвого… на самом краю костра… - он поднял обгоревшие руки – У них не хватило дров, чтобы сжечь всех, без остатка. Я очнулся в груде обгоревших трупов… … …Я… Я не знаю, как я выбрался… я… Лучше бы я умер!
Уткнувшись лицом в колени, он снова не то завыл, не то заплакал, не произнося больше не слова. Никто не стал утешать его. Любые утешения выглядели нелепо перед его свалившимся на мальчишку горем. Только Бахра безмолвно похлопал несчастного по плечу и накрыл теплой мохнатой шкурой.
Мия изумленно хлопала глазками в своем уголке. На ее памяти конкиста захватила немало мелких селений и городищ. Но Хольгер всегда оставлял Мию в тылу, под присмотром Освальда, потому ничего о зверствах конкистадоров малышка знать не могла. Ей стало вдруг обидно за слова юноши. Это, разумеется, ложь язычников, пытающихся очернить солдат, которые были заодно с Хольгером. А он не мог быть заодно с «плохими»!... Но разве можно так плакать, когда притворяешься? В душу Мии закралось смутное, неприятное чувство. Ей казалось, что она где-то уже видела все то, о чем рассказывал мальчишка.
Из всех танука, кто еще оставался в лагере, один Тахо даже не подошел к новоприбывшему. Бахра знал, что у великана-воина во Фраме осталась семья. Сидя в темном углу пещеры, неловко управляясь одной рукой, Тахо выстругивал из длинного бревна деревянную фигуру. На могилах танука обычно оставляли тотем птицы – это существо, по мнению аборигенов, уносило душу умершего в заоблачный мир. Вождей хоронили под тотемом орла. Умершие при рождении дети перевоплощались в мелких певчих птиц. Но то, что сделал Тахо, было особым знаком. Угловатый ястреб, простерший деревянные крылья означал безмолвную клятву мести, бессловесное обещание напоить землю могилы умершего кровью врага.
ГЛАВА 3
Во Фраме воцарилась власть конкисты. Уцелевших жителей согнали на главную площадь, где Леонель прочел им очередную проповедь о братской любви и смирении. Затем был разведен большой костер, куда со всего города свезли и бросили все статуи и жертвенники (при условии, что они не имели особой ценности), да и жрецов в придачу.
- Узрите, язычники, обман ваших жрецов! – обращался инквизитор к толпе – То, что сгорает сейчас в огне, не больше чем трухлявые бревна! Будь они и в правду всесильными богами, отчего же не защитили они ни себя, ни своих приспешников? Ваши дары бездушным идолам были угодны лишь жрецам. И Бог покарал их за обман, избрав меня, смиренного, пламенным орудием кары Господней. Но вам, милостивый к невежеству и слепоте вашей, Господь дарует второй шанс. Так решайте же! Придите под сень Креста и покорным служением истинному Богу искупите грех идолопоклонничества… Или… - тут рука инквизитора простерлась к костру, на котором обугливались кости несчастных жрецов – Или последуйте за своими лжепророками.
Жителей Фрама длинной вереницей прогнали перед пылающим костром. Тот, кто отрекался от старых богов, должен был плюнуть в костер и, поцеловав землю у ног инквизитора, мог идти домой, без права покинуть город. Тех, кто воспротивился, тут же связывали медной проволокой и бросали в пламя, а вслед за ним, уже не спрашивая, отправляли всю его семью.
…Завоевание грубой силы закончилось. Настала очередь завоевания хитрости и коварства. И уж тут-то Леонель играл на своем поле! Ни один покоренный народ не удержать в узде одной силой. Но, продемонстрировав силу, умный победитель явит и милость. Завтра Леонель созовет самых знатных и богатых людей Фрама, а так же тех, кто остался в живых из Совета. Он одарит их благосклонностью, завоюет лестью, посулами, а где надо и угрозами. И, таким образом, возьмет в руки нити, при помощи которых будет управлять обезглавленным народом. На подобную хитрость Леонель пускался не раз и всегда она ему безоговорочно удавалась. Всегда находились люди, продающие честь за власть, готовые стать надсмотрщиками при своих собратьях. И уж конечно, таковых всегда было больше, чем желающих умереть на костре.
* * *
Смрадное «дело веры» продлилось до утра. Но еще перед рассветом город покинули два всадника. Стены Фрама уже таяли в утреннем тумане, когда сэр Хольгер остановил коня и обернулся к своему навеки безмолвному слуге.
Рыцарь неуловимо изменился за эту ночь. Дело даже не в том, что он выглядел бледнее обычного и не так прямо держался в седле. Взгляд крестоносца не потерял непреклонности, но на челе залегла хмурая морщина тревожных мыслей и где-то в глубине зеленых глаз паладина затаилась безысходная тоска. Словно бушевавший в них бешеный пламень выдохся, уступив место простой человеческой усталости. Фанатичный марш-бросок достиг своей цели. Но вместо торжества одна лишь пустота встретила рыцаря. Возможно, заполнить эту пустоту могла маленькая танука. Но ее сейчас не было.
- Освальд.
Слуга поднял голову.
- Я не звал тебя с собой.
Немой безразлично скривил рот и пожал плечами: ну и что? Я, мол, и не ждал особого приглашения. Но Хольгер смотрел поверх его головы… куда? Похоже, на дымное марево над стенами Фрама. Ленивый ветер, шевеливший волосы и края плаща крестоносца, разносил по округе тяжелый запах гари.
- Скоро из Фрама пойдут обозы к побережью. Торговый флот уйдет к берегам Империи. Ты…
Возмущенный возглас так и отразился на лице старого слуги. Он протестующее замахал руками и даже подъехал поближе, будто опасаясь, что хозяин убежит от него.
В Империи у Освальда осталась семья. Жена и собственные дети. Старый граф поручил Хольгера заботам верного слуги еще во младенчестве и с тех пор Освальд никогда надолго не покидал своего господина.
Хольгер задумчиво покосился на упрямого слугу. На сей раз в голосе паладина послышалась теплая улыбка.
- А как же тетушка Ивет и персиковые деревья?
Освальд глубоко вздохнул, улыбаясь в ответ. Губы его, в отличие от хозяина, не разучились улыбаться, хотя и заметно дрогнули, когда воображение нарисовало перед ним тень посаженных его собственными руками деревьев, уютный дом с видом на дорогу, по которой тетушка Ивет, служившая кухаркой в графском замке, на закате возвращалась домой… Освальд покачал седой головой, отгоняя ностальгические мысли и уверенно положил руку поверх кольчужной перчатки своего господина.
И в этот миг произошло нечто жуткое.
Клинок Хольгера вылетел из ножен и опустился на шею лошади Освальда. Животное, конвульсивно дернувшись, завалилось на бок. Ухватив за капюшон, паладин выдернул слугу из седла и почти тут же опустил на траву.
- Прости, Освальд. Ты остаешься. Если меня не будет через неделю - возвращайся домой.
Конь крестоносца взрыл копытами землю, взяв с места в галоп. Освальд некоторое время бежал во след, но скоро рухнул на колени, больше от безнадежности, чем от усталости, простертыми руками посылая хозяину беззвучный упрек.
* * *
Низкорослый рыжебородый человечек пробирался лесной тропой с тяжелым мешком за плечами. Мысли его были так же тяжелы, как заплечный мешок и так же брюзгливы, как красная, недовольная физиономия. Конкретно сегодня ему было не с чего радоваться. В лагере танука торговца встретили без особого энтузиазма – весь товар пришлось переть обратно в хижину на своем горбу. А все эти проклятые конкистадоры! Им, видите ли, мало было товаров, которые и без того широкой рекой текли из земель танука. Они пришли и забрали все силой… Империи-то хорошо. А над чем теперь греть руки простым торговцам, вроде него? Мало того, что торговлю всю испортили, так еще и местных дикарей против них настроили. Не то чтобы, как раньше, за складной ножичек выторговать ценнейшие шкуры… а при таком раскладе – как бы собственной шкуры не лишиться…
Хижина торговца, кое-как обнесенная колючей изгородью, находилась на опушке леса. И едва он приободрился, завидев в перспективе близкий отдых и кружечку холодного эля, как опасения его стали оправдываться.
Внезапно что-то черное и стремительное рванулось на него из кустов, что-то ринулось под ноги. Повалившись на спину, торговец увидел над собой распахнутую клыкастую пасть, а над ухом услышал не то крик, не то поросячий визг:
- Проклятые чужеземцы!!! Убей, Карок, убей!!!
Страшная волчья морда, покрытая проплешинами и язвами от следов огня, обдала лицо торговца горячим звериным дыханием. Тут уж он сам завизжал, как резаное порося, и начал отбиваться. Но силы были не равны – твердое рыло лесного вепря наподдало торговцу в бок. Где-то рядом раздался рев – на тропинку вылетел небольшой черный медведь.
Гнить бы костям рыжего торговца в лесу, однако провидение судило иначе. Свистнула сталь – и рев черного медведя оборвался. Карок успел отпрыгнуть в сторону только потому, что меч крестоносца застрял в расколотом медвежьем черепе.
Проведя в пути около полусуток, Хольгер вернулся на место последней стоянки конкисты. В одиночку он двигался быстрей, чем тяжеловооруженная колонна. Поиски следов маленькой танука привели его к хижине торговца – как раз вовремя, чтобы спасти тому жизнь.
Трое танука было против паладина – через секунду, как вы знаете, их стало двое, через другую - Хольгер сделал легкий шаг в сторону, пропуская мимо себя несущегося во весь опор вепря, развернулся и всадил меч в щетинистую холку зверя – и Карок остался один. Рыча и щелкая челюстями, черный волк пригнулся и прыгнул. В прыжке его настиг удар меча – плашмя по голове – и оглушенный волк упал на спину. Ярость Карока выдыхалась и он, теряя звериный облик, попытался отползти от наступающего крестоносца. Но Хольгер стальной рукой схватил его за горло и прижал к земле. Глаза Карока полезли из орбит, стоило ему узнать воина, с которым сражался Тахо.
- Девочка танука. Снежный барс. Солдаты видели, как вы похитили ее из лагеря. Где она?
- Это… не я!!! – хрипя и задыхаясь взвыл поверженный – Это Роно! Он… при… тащил … дев…чонку… в логово! …
- Где она?
Не разобрав ответа, Хольгер чуть разжал пальцы. Этим и воспользовался обезумевший от страха Карок. Подтянув ногу, он пинком в живот отпихнул паладина от себя, волком кинулся в кусты, прижав уши и поджав хвост, стрелой полетел сквозь чащу. Следовать за ним на двух ногах было невозможно.
Раздосадованный своей оплошностью, Хольгер выпрямился, глядя в след убегающему волку. Заботливо намотанные Освальдом бинты под кольчугой снова начали напитываться кровью. Шатко поднимаясь на ноги, сзади к Хольгеру подошел потрепанный торговец и, едва дотянувшись, водрузил грязную ладонь на плечо своего спасителя.
- Уфф! Не знаю, как и благодарить тебя, дружищче! Чуть не прикончили меня, дикие твари! А я-та заботился о них, что о своих детях. Доставлял им все лучшее. Плоды цибилизации, можна ска…
Хольгер лишь прищурил глаза, но торговец тотчас подавился своей развязной речью и поспешно убрал руку с плеча паладина.
- Отведи меня в их логово.
Кустистые брови торговца удивленно взлетели вверх.
- Ээээ, нееее! Ты уж прости, приятель, но я в эту проклятую нору больше ни ногой! Что угодно проси – только не это…
Хольгер очнулся от раздумий и перевел на торговца пристальный взгляд. И не только взгляд, а еще и острие окровавленного меча.
- А я тебя не просил.
* * *
Мия помогала Бахре развешивать под потолком пещеры для просушки пучки душистых трав и кореньев, когда с наружи логова снова раздался шум – топот бегущих ног, а через секунду вопль:
- ОН ЗДЕСЬ!!! ОН ЗДЕСЬ, БЕГИТЕ!!!
Острый корешок вонзился Мие в ладонь. Но девочка не заметила боли. Ее пребывание среди танука не прошло даром. Запахи трав и темнота пещеры понемногу будили в ней смутные воспоминания, которые добродетельная память, спасая детскую психику, спрятала под замок. Память будто отрезала все, что происходило с девочкой до того самого момента, как она встретила Хольгера. Но этот крик словно вспорол мешок, в котором, как известно, шила не утаишь – и Мия вспомнила, что когда-то давно, вот так же, с ужасом и ненавистью, эти слова прокричала ее мать.
- Он здесь!!! – выл у входа в пещеру Карок – Чудовище Чужого Бога! Его не убьешь! Спасайтесь! Он пришел за ней!!!
В темноте красноватым отблеском загорелись глаза Тахо.
- Не убьешь?! – он тенью выскользнул из пещеры. Несколько человек последовало за ним, но остальные в панике разбегались, предполагая, что за первым воином следует и остальная конкиста.
Скоро в пещере остались лишь Роно, Мия, старец Бахра и спасшийся из Фрама юноша. На бесконечные пять минут затянулась невыносимая тишина. Наконец ее прорезал близкий предсмертный крик, перешедший в волчий вой – кто-то из спасавшихся бегством повстречался в лесу с паладином.
Мия вскрикнула и тут же рука Роно заткнула ей рот. Молодой танука потащил девочку вглубь пещеры и, отдернув прибитую на стене шкуру, протиснулся в укромную нишу и замер. Едва Бахра успел притушить костер, раздались шаги тяжелых сапог: крестоносец ступил на каменный пол логова танука.
В маленьком лагере никто не отважился встретить паладина лицом к лицу. Стоя у входа, Хольгер вглядывался в душную тьму логова. В дырочку на висящей шкуре Мия видела его высокий силуэт у светлого входа в пещеру. Видела, как из темного закуточка к паладину метнулась размытая тень – это спасшийся из Фрама мальчишка, с криком «УМРИ!!!» и копьем наперевес рванулся в атаку на ненавистную белую накидку с алым крестом.
Хольгер едва удостоил его взглядом: перехватил копье на расстоянии ладони от своей груди, без труда вырвал его из рук подростка, перевернул и коротким ударом всадил мальчишке в живот. Стройная фигурка скорчилась и упала к ногам убийцы.
Мия окаменела.
Хольгер вошел в пещеру и остановился перед сидящим у почерневшего костра Бахрой. Непонятно, не смог или не захотел старый танука бежать от опасности. Однако на лице его, едва озаряемом тлеющими угольями костра, не было ни страха, ни ненависти – одна глубокая печаль.
- Где девочка? – прозвучал такой знакомый, но ныне будто бы чужой голос.
Бахра промолчал.
- Где она? – голос крестоносца налился ледяной яростью.
Старик поднял на него усталые и умные глаза.
- Что тебе понадобилось на наших землях? Коли вашего бога так радуют грабежи и убийства – так вы грабили и убивали вдоволь. Оставь девочку в покое. Она не зверек для забавы. Она дочь свободного народа.
Ни один мускул не дрогнул на лице крестоносца. Только поднялся и опустился кровавый меч – и обезглавленный труп старика рухнул в потухающий костер.
Весь мир перевернулся перед Мией с ног на голову, ибо при взблеске стали в темноте, как при вспышки молнии, она вдруг ясно вспомнила или поняла… почему В ТОТ ДЕНЬ, когда она одна рыдала на залитой кровью и огнем улице Каора… почему Хольгер вышел ИЗ горящего за ее спиной родительского дома…
Дыхание Роно превратилось в глухое рычание. Прыжок – и он, воспользовавшись темнотой, бросился из укрытия вон, волоча за руку онемевшую от ужаса Мию. Сбитый с толку Хольгер тихо окликнул ее по имени – но от звука его голоса девочка вздрогнула и полетела стрелой. Нет, она не боялась, что крестоносец поднимет на нее руку. Но после своего прозрения, ей страшнее смерти показалось встретиться с ним взглядом.
Они бежали и бежали по лесу, в человеческом обличии, поскальзываясь на камнях и запинаясь о корни. Бежали, пока высунувшаяся из-за ствола дерева рука не схватила Роно за ворот.
Это был Тахо и с ним еще четверо мужчин-танука, в том числе и Карок.
- Бахра мертв! – пролепетал Роно в ответ на безмолвный вопрос – А Он идет по нашим следам!
- Он идет за Ней!!! – взревел Тахо, встряхивая Роно, будто тот был в чем-то виноват. – Замани его в Медвежий Овраг! Не можем одолеть силой – позор мне! Так убьем хитростью! Убью, клянусь, хоть сдохну!!!
Роно остолбенел, заметив, как по искаженному ненавистью лицу Тахо бегут слезы. Вожак лагеря танука едва ли не швырнул Роно в сторону и с малочисленной дружиной скрылся в зарослях.
Бегущие с гор вешние и дождевые воды, вымыли в почве, к северу от лагеря, глубокое и узкое ущелье. Охотясь на грозных пещерных медведей, охотники лагеря Бахры заводили зверя в овраг, где его можно было прикончить, стреляя и бросая копья с высоких берегов.
Роно стоял в нерешительности.
- Оставь меня. – прошептала Мия
Молодой танука встрепенулся.
- Ни за что! – он почему-то пребывал в полной уверенности, что крестоносец явился убить девочку. Взяв за руку, Роно снова повлек Мию за собой, на сей раз не спеша и часто оглядываясь.
На дне оврага лужицами лежала оставшаяся с прошедших ливней вода, от воды поднимался неприятный туман. Пройдя по руслу некоторое расстояние, Роно остановился и долго вслушивался. Преследователь, казалось, отстал.
- Он потерял нас… Но он не бросит искать. Не бойся, танука нас защитят… Позови его!
Мия только тихо плакала, отказываясь воспринимать действительность, каковой бы она не была.
- Ну же, позови его! – стараясь привести девочку в чувства, Роно встряхнул ее за плечи.
И тут же отпустил, заслышав, как за его спиной кто-то спрыгнул с высоты на дно оврага.
- Руки прочь от нее, пес смердящий. – Хольгер выпрямлялся после прыжка, словно вырастал над молодым танука – на голову выше его и, несомненно, во сто крат сильнее и опытнее в бою. Крестоносец шагнул вперед – будто бы нехотя и лениво, но в движении этом улавливалось столько угрозы, что Роно с трудом подавил порыв к бегству.
К счастью, помощь была недалеко. На уровне головы паладина, воткнувшись в стену оврага, затрепетала стрела. Хольгер остановился, без спешки подняв взгляд. На высоких берегах оврага, двое слева, двое справа – из зарослей вышли четверо танука. Стрелы на натянутых тетивах и острия копий, нависшие над головой Хольгера, казалось, смотрели точно в алый крест на его груди.
- Да, оглянись по лучше! – прорычал Тахо, тяжело спрыгнув на дно оврага позади паладина. – Здесь ты останешься, кровавый гад, здесь твоя могила! – На лице вожака танука застыла перемешанная со страхом, а может рожденная из него мрачная решимость – Я сражусь с тобой. Но, даже если паду в бою – ты умрешь, и кровь твою впитают могилы наших братьев, духи которых взывают к отмщению.
Паладин пренебрежительно взглянул на Тахо через плечо. Он узнал его: на лице крестоносца появилась прежняя бешеная улыбка – оскал пса веры:
- Пришел сразиться – сражайся. Нечего языком трепать!
Хольгер сорвался с места так стремительно, что копья бестолково воткнулись в землю там, где он стоял долю секунды назад. Лучники выстрелили ему в спину, но легкие охотничьи стрелы оказались бессильны против кованной лучшими мастерами Империи кольчуги. Тахо пришлось поспешно отступать. Он был уязвим справа. Накрепко привязанный к обрубку кисти широкий клинок помогал отражать удары, но не заменял полноценной руки. Если бы недавняя рана не мешала Хольгеру двигаться, он снес бы голову Тахо еще в первом броске.
Но танука и так приходилось не сладко. Если бы даже стоящие наверху оврага охотники не получили строжайшего приказа не вмешиваться в ход поединка – они не могли бы выстрелить в постоянно перемещающихся противников из страха убить своего.
Крестоносец владел мечом так виртуозно, что бой казался заученным танцем. Вот широкий взмах оставил на груди Тахо алую полосу, резкий выпад заставил его отшатнуться, потерять равновесие, и великан танука завалился на спину. Он едва успел поднять над головой топор, защищаясь от падающего меча, но сила удара Хольгера была такова, что толстое топорище гладко перерубилось надвое. От второго удара ему бы не уйти, но спас Роно, выхвативший нож, с криком: - «Ты больше здесь никого не убьешь!!!» - прыгнул на паладина, к сожалению, снова заслонив того от лучников.
Хольгер не зевал. Он обернулся на крик, встретив Роно лицом к лицу, просто вытянул руку и поймал нападающего за горло. Ноги молодого охотника болтались в воздухе, он задыхался, нож бессильно царапнул по кольчуге. Еще секунда – и клинок крестоносца проткнул бы его насквозь.
- СТОЙ!!!
Маленькое существо бросилось к паладину, слабые ручки обняли за пояс, заплаканное личико уткнулось в холодную сталь кольчуги.
- Хватит! Пожалуйста! Стой! – и слабость сделала то, чего не сделала сила: безжалостный убийца остановился. – Ты убил моих родителей… - горячо прошептала Мия. – Не убивай больше никого, остановись!
Хольгер замер. Прищуренные в ярости глаза распахнулись, пальцы разжались и Роно бухнулся на землю. Занесенный меч поник.
И Мия испугалась. Между ней и человеком, ближе которого не было на свете, вдруг разверзлась пропасть шириной в войну двух народов и глубиной в жестокую смерть ее родителей. От боли невосполнимой потери в груди стало тесно, и Мия с детской наивностью вцепилась в догорающую спасительную соломинку.
- Нет, нет! – она замотала головой – Не слушай меня, пожалуйста! Ты не виноват, нет! Это война… во всем виновата только во…
Хольгер оттолкнул ее так, что она полетела на землю. В тот же миг метко брошенное копье пробило грудь паладина ближе к левому плечу и пригвоздило к глинистой стене оврага. Все танука спустились вниз и встали перед противником полукругом. Мия, взвизгнув, метнулась к Хольгеру. Дрожащими ручками она попыталась вытащить копье, но даже дотянулась до него с трудом.
От уголка губ крестоносца поползла полоска крови – видимо, удар повредил легкое. Но паладин справился с шоком на удивление быстро. Рука уверенно легла на древко копья. Не открывая глаз, он стиснул зубы и потянул… Копье поддалось, зазубренным наконечником разрывая плоть. Алое пятно на белой гербовой накидке стало расползаться еще стремительнее. Копье воткнулось в землю. Опираясь на него, крестоносец выпрямился.
Мия отпрянула и застыла с прижатыми к груди, стиснутыми в кулачки ручонками. …Как хотелось все вернуть назад, чтобы не было ничего – ни ее ожившей памяти, ни сказанных слов!… Она уже знала, что это не возможно, но глупое сердце не хотело отпускать.
- П-пожалуйста… - давясь слезами, шептала она. – Давай уйдем отсюда… ты же пришел за мной! Давай уйдем вместе… я прошу тебя…
Хольгер не смотрел на нее, взглядом обводя приближающихся врагов. Надо было обладать детской наивностью, чтобы счесть, будто они выпустят его отсюда живым. Сейчас, можно было собраться с силами и продолжать драться, чтобы умереть на трупах врагов… Вот только для Мии они не враги. Но если девочка встанет между ними и местью – не пощадят и ее.
Роно, видимо, подумал о том же. Подступающие танука отчего-то медлили и он хотел было увести Мию, но она вырвалась, метнувшись к Хольгеру, прижалась к нему со всей силой детского отчаяния, которое не выразить словами, разве что в крике: «не умирай!»…
Слезы девочки текли ручьем, смешиваясь с кровью паладина. Рука его соскользнула с древка копья и медленно, осторожно легла на голову малышке.
- Не плачь, сестренка. – взгляд его посветлел и губы, произнесшие это теплое слово, тронула едва заметная улыбка. – Иди.
Девочка отчаянно замотала головой, но Хольгер придержал ее, серьезно и ласково глядя в заплаканное детское личико.
- Так надо. Иди.
И ни слова больше. Только мысленно, чтобы она не поняла, что он прощается: «Береги себя, малышка…».
Но она все поняла. Ей не хватило бы бесконечности, чтобы оторвать взгляд от зеленных глаз крестоносца. Он отвернулся сам – чтобы лицом к лицу встретить подступающего врага. Он не выпустил меча из рук, но больше не поднял его в свою защиту.
Дожидаться развязки Мия не стала. Она попятилась, а потом побежала, оттолкнув Роно, без оглядки кинулась бежать вдоль по оврагу. Через заросли кустов она прыгнула, руками вперед, приземлилась уже на лапы. Не видя перед собой дороги, белый снежный барс летел через лес. А над медвежьим оврагом застыла мертвая тишина.
* * *
Роно нашел Мию час спустя. Она лежала на краю леса, в траве, вниз лицом, подтянув коленки к подбородку и закрыв руками голову. Когда Роно растолкал ее, она набросилась на него с кулачками.
- Уйди! Отпусти! Не трогай! Вы… вы…вы убили его?! Он мертв?
Роно отступил и потупился. Он знал, что если крестоносца удастся взять живым, смерть его не будет ни быстрой, ни легкой. Деревянный ястреб ждал крови врага, а жестокости конкисты превратили танука именно в тех, кем пришельцы их видели – в зверей.
Роно не знал, что ответить, но малышка неожиданно ответила за него:
- Он этого заслужил.
Мия уселась на траву, снова обняв коленки, мотнула головой, отбрасывая сбившуюся челку. Она смотрела вдаль, за край равнины, где на горизонте едва виднелись снежные пики горной цепи Рогнор. Она заговорила, и верилось с трудом, что слова эти принадлежать десятилетней девчушке, а не умудренному опытом человеку. Горе состарило девочку в один час. Но сейчас говорила она с улыбкой.
- Он заслужил смерти. Я рада, что он уйдет и больше никому не причинит зла. Но вы от этого не выглядите менее жалкими! – твердо сказала девочка. Ее магическая связь с рыцарем еще жила. Сейчас она не слышала ни его страха, ни боли – над этими чувствами взяли верх твердая решимость и… душевный покой. – Вы не победили бы его никогда! – в еще хриплом голоске прорвалась открытая гордость и светлая память, как легкий ветер, высушила последние слезки.
Роно уселся рядом.
- Куда ты теперь?
Мия пожала плечами.
- У меня ведь есть бабушка. Бахра говорил, что она живет на южном конце хребта Рогнор. Ее зовут Зулла.
- Я знаю Великую Зуллу! Я провожу тебя туда и помогу найти ее… - воскликнул Роно и, осекшись под удивленным взглядом Мии, пояснил. – Я не вернусь больше к ним. – кивок назад, туда, где остались Тахо и прочие – Они стали олоо. Мне жалко их. Но мне с ними не по пути.
Олоо – так называли танука бешеных животных. Бешеные псы-конкистадоры тяжело ранили лесных волков, заразив их несвойственной мирному народу жестокостью, научив их ненависти и мести. Роно не приводил таких сравнений, но Мия и так его поняла.
- Хорошо. – кивнула она, прищурив улыбающиеся глазки – Хольгер был бы рад, что я не осталась одна.
* * *
С того дня, когда Мия приняла решение искать шаманку Зуллу, уже седьмая ночь опускалась на истерзанные войной земли танука. Белый волк и белый снежный ирбис поднимались в сумерках по склону хребта Рогнор.
Где-то далеко внизу простирались долины, темнели леса. Шелестели незримые безлунной ночью реки.
Роно и Мия не оборачивались назад. Они не знали, что там, позади, стекаются к большому костру из уцелевших поселений, лагерей оставшиеся в живых, не подкупленные и не запуганные Империей танука. Один за другим, выступали старейшины и воеводы. Обсуждали, спорили, взывали. И лишь однорукий великан Тахо, сидя в стороне, угрюмо глядел в пламя.
Не спал в этот час и коварный инквизитор Витус Леонель. В свете свечей серебрились его белоснежные волосы и довольно блестели сиреневые глаза. Он слушал доклад посыльного о прибытии с торговым флотом нового легиона конкисты, для «усмирения готовящихся восстаний».
Не знали Роно с Мией и того, что где-то возле прежнего лагеря Бахры, на холме, увенчанном деревянным ястребом, безмолвно молится и плачет старый слуга, ослушавшийся своего господина. Освальд нашел того, кого искал и меч, воткнутый в землю над погребенным телом, стал крестом на могиле рыцаря.
Мир окончательно утонул во мгле, а по лезвию надгробного бастарда скользнул яркий блик. Над самой высокой вершиной хребта Рогнор восходила новая звезда. Раскинув четыре острых луча вниз, вверх и в стороны, она засияла на темном небосклоне – холодная и светлая, как сталь клинка. Эту звезду заметила шаманка Зулла, глядевшая в окно своей хижины. Звезда осветила дорогу путникам на склоне горы.
- Ух ты! – удивился обратившийся в человека Роно. – мы с Бахрой наблюдали звезды. Но такой не видели никогда.
- Я тоже. – сказала Мия.
Неприметная улыбка тронула губы девочки, свет звезды отразился в ее больших глазах. Из глубин памяти донеслись знакомые голоса.
«- Не плачь. Я буду с тобой.
- Надолго?
- Всегда. »
The End