ОДИНОКАЯ ПТИЦА.
Перед выездом из Сухума нам пришлось искать проводника. Пока иеромонах В. бегал в поисках провожатого, мы сидели в «газели» и глазели по сторонам.
Наше внимание обратил на себя пёстрый маститый фазан. Он внимательно покосился на нас, походил туда-сюда и продолжил стояние, явно привлекая наше внимание. Было странным отсутствие рядом с ним хоть какой-либо пернатой птицы женского рода. Вдруг подумалось:
- Запоёт ли?
Но птица не пела. Фазан был, словно человек, сосредоточен на какой-то своей мысли. Он степенно шёл, степенно останавливался и, в отличие от нас, никуда не торопился. Подняв достойно голову, он смотрел то направо, то налево. Потом внимательным взглядом он остановился на небесах, да так и замер…
…Сухая земля осыпалась под ногами. Летели вниз по горному склону маленькие камешки. Пыльный кустарник цеплялся и царапался. Птицы сначала устало перекликались, а потом и вовсе замолкли.
Казалось, что дорога эта никогда не закончится. Но земля отдалялась, а небо приближалось…
Небольшая группа людей пробиралась сквозь терновник.
- Вот уж поистине, – тернистый путь греха, – подумал один из них , забрасывая длинную железную лестницу на колышущееся под ногами густо переплетённое море колючих кустов. – Сорвёшься вниз, – и мучительная смерть обеспечена. Каждая из иголок, – в палец длиной. Господи, как Ты терпел терновый венец на Своей главе?
Дорога в обход ещё долго тянулась бы по горам и опасным обрывам, поэтому решили бросить машину и двигаться напрямик.
Вспоминались рассказы о батюшке-пустыннике. Говорили, что он один из первых пришёл в абхазскую пустыню. Там был и архимандрит Виталий, и другие отцы пустынники, о которых рассказывалось в книге «На горах Кавказа». Теперь же отец Алексий прибаливал, и даже ослеп. Страшная жара и духота, физическая немощь не сломили подвижника. Ночи напролёт продолжалась молитва и земные поклоны. Белый подрясник пропитывался потом.
… Наконец усталые путники поднялись на вершину холма. Здесь, укрывшись под кронами высоких деревьев, прямо на скале прилепилося скитское строение.
ЛОЗА ВИНОГРАДНАЯ.
Высокий сухощавый старец в схиме отдыхал после ночных бдений. Он едва касался жесткой скамейки.
Казалось, воздушною рукой он благословлял нас, робко и с благоговением подходивших к нему. Но на удивление зорко он видел своими глазами, ослепшими от слез, каждого из нас.
- Батюшка, у меня недоумение. Можно ли молиться с иерархами, которые объединились с иноверцами и велят поклоняться одному общему богу?
- Я этого не слышал. А кто сказал, что такое произошло? – ответил тихо старец.
- Был собор в Москве недавно.
- Я там не был. Утверждать не могу. И сказать не могу, если не знаю, - снова тихо сказал отец Алексий.
- Батюшка, но если иерарх- еретик, то как с ним себя вести?
- Могу сказать лишь, что по правилу Василия Великого, если иерарх открыто не исповедует ересь, то с ним можно общаться и за него молиться.
- А если открыто исповедует?
- Тогда надо плюнуть, развернуться и уходить! Сей есть волк в овечьей шкуре! – голос батюшки не по-старчески зазвенел.
- И не молиться с ним?
- И не молиться! – старец поднялся со скамейки и перекрестился.
Тут закашлялся и заёрзал, пытаясь оттеснить нас от батюшки, номенклатурный иеромонах, с которым мы приехали. Отец Алексий вдруг резко спросил его:
- А вы что, на приходе служите? – и, как бы пытаясь отгородиться, поспешил к своей келье.
Приезжий послушник шёл справа от него, поддерживая старца под руку. Красивая стройная женщина в синем платочке и длинной юбке шла слева. Старец словно отвечал на её многочисленные вопросы. И его ответы она слышала сердцем. Приблизившись к келье, они увидели едва заметный жест, которым их пригласили войти.
Иеромонах нервничал и подпрыгивал на месте, но увязаться следом за старцем не решился.
Небольшая комнатка с окошком, по краям её - лавочки для гостей. Очень скромно. С одним выходом в другое помещение – видимо, в жилище келейника.
- Молитвами Святых Отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас! – произнесли почти одновременно мужчина и женщина.
- Аминь, аминь… присаживайтесь на жердочки.
Они присели и замолчали. Слишком уж высокой чести сподобил их Господь.
Теперь можно было отдохнуть от суеты, послушать тишину молитвы, подобно прибою океана наполнявшей весь этот мир.
- Когда я был маленьким, меня тоже интересовали многие вопросы веры. – Начал свой рассказ старец, и на минуту задумался. - Но мне было с кем их обсуждать. У меня были хорошие наставники и собеседники. Моя мама, мой дедушка… Господь помогал и многое открывал. Сейчас, на конец моей жизни многое мне стало понятным...
Я советовался со старцами, мы много молились и обсуждали, и вот, Господь открыл нам правду.
По Слову Господню, слепые вожди слепых не могут привести народ ко спасению, но только ко ввержению народов в яму,- что мы и наблюдаем. Поэтому, имея целью прозрение пути спасения, мы не имеем права не исследовать эти пути.
- Как теперь молиться?
- Предпочитаем молитву Иисусову, и вам советуем, - заметил старец, и его пальцы ещё быстрее начали перебирать чётки. По слову Господню, - блаженны алчущие и жаждущие правды, яко тии насытятся. - Простите,благословите...
Отец Алексий потихоньку перебирал какие-то бумаги. Наконец он взял в руки тетрадку и протянул её посетителям.
-Я слепой уже, а мне приносят, как-будто я могу прочитать тут или понять. Вот, возьмите, почитайте. Может быть, что-нибудь пригодится. Приезжайте на могилку ко мне, я вам тогда подскажу… А в этой жизни мы навряд ли ещё увидимся.
Они такое родное и близкое почувствовали. К горлу подступил комок.
- Батюшка, батюшка, миленький, - только и смогла сказать женщина. А мужчина наклонил голову, в глазах его блеснули слезы.
Перед отъездом из Сухума вся компания, переполненная впечатлениями, дожидалась отправления, сидя в задрипанной «газели». К ним подошёл фазан и, обернувшись клювом к небу, вдруг запел.
- Ага, значит, - помолился, - удовлетворённо подумали про себя мужчина и женщина.
… На обратном пути они просмотрели тетрадку. Там оказались молитвы.
P.S. Оказавшись в одном из монастырей России, мужчина и женщина зашли на монашеское кладбище. В самом уголочке его, недалеко от туалета, был похоронен батюшка Алексий. Они узнали годы рождения и смерти. Спросили у рабочего, тот ли батюшка.
- Да это у нас тут абхазский пустынник какой-то жил,- ответил он разсеянно и потащил свои мешки в сторону монастырских строений.
Они прослезились и сразу вспомнили грустную историю.
Президент Республики по фамилии Магапша был приглашён в Россию. Там ему сделали операцию, якобы на глаза, как и Царю из Ухмырья, и…, и от этой простой операции он почему-то тоже умер. А ведь он согревал своей заботой гонимых молитвенников и простых жителей своей страны. А после этого кто-то, под предлогом лечения, вывез батюшку Алексия в Россию под личную опеку бывшего собрата по пустынничеству, ставшего теперь представителем епископата. Вскоре старцу сделали операцию, потом ещё, и ещё…
Его буквально «окружили заботой», и вскорости он был похоронен на территории монастыря.
Вспоминая грустную эту историю, пришедшая пара стояла понурив головы. Женщина неутешно рыдала.
- А меня зарезали безконечными операциями, на которые они меня возили, а я устал. Ведь я знал, что еду на смерть и мучения. Но душа моя уже рвалась из этой темницы. Поэтому не сопротивлялась, потому что я очень хотел соединиться с моим Богом, - поведал батюшка. Он открыл себя в глубокой и скорбной молитве страдающего сердца. - А вы поскорее уезжайте, вам здесь опасно находиться. Пока постойте.
И они поняли: батюшку поторопили на тот свет, как и всех старцев. Чтобы лишить людей спасения, чтобы разгромить оплот монашеской республики. Магапша был политический руководитель, а батюшка – духовный. Через него доносилось исстрадавшемуся человечеству живое дыхание жизни. И сделано это злодеяние убийства было по заказу международных масонских структур и «благими намерениями» одного из близко знавших батюшку епископов, как и все епископы советского времени дававшего подписку о сотрудничестве со спецслужбами.
Охранник монастыря начал искать каких-то там цыган: мужчину с бородой и женщину в длинной юбке. Мужчина и женщина, переглянувшись, вышли из храма. Пройдя мимо храма и трапезной, они вышли за ворота. Старенькая машина, пофыркивая на подъёме, стремительно уносила их от места мученической кончины пустынника- праведника.
ОТЦЫ ПУСТЫННИКИ И ЖЕНЫ НЕПОРОЧНЫ.
За несколько лет до этого, заброшенный волею судеб на Сельско-Юрьевский скит Замакидонского монастыря, бродяга- послушник честно отрабатывал кусок хлеба с медовухой на монастырской пасеке. Как в страшном сне перед его глазами стояли рои и тучи пчёл на фоне ночного неба – тьмы тем злобных и грозных пчёл. Они кидались, вгрызались в руки, в шею, забирались под рубашки, под рукава маек, немилосердно жалили. Пасеку перевозили ко взятку, к созревающему новому полю подсолнечника. Ульи грузили краном. А пчёлы возмущались, потому что их обворовали, - взяли их первый взяток. И они жестоко мстили за свои поруганные труды.
После тяжёлого боя послушник долго приходил в себя в келье. Теперь жизнь на скиту показалась удивительно мирной и радостной. Он готовил для братии, рвал малину во дворе и сразу её съедал вместе со всеми. Пили чай с забрусом. В жару ложились спать, чтобы особенно не перетрудиться. И в общем, по сравнению с монастырской жизнью, все чувствовали покой.
Само село располагалось довольно странно по обоим рукавам огромного оврага, берега которого были густо покрыты зарослями высокой травы. Внизу журчал колодец, там можно было попить чистой водички. Во дворах домов по краям оврага росли фруктовые деревья, кустарники. Можно было жить. Правда, в основном, вся растительность была какая-то заброшенная и покрытая пылью. Присутствие огромного оврага не очень-то и вдохновляло и казалось дорогой куда-то вниз.
Послушник, узнав, что прямо через овраг владыка Викон строит для престарелых монахов что-то типа скита или прибежища, решил попытаться прорваться к отцу Алексию. В монастыре ему сказали, что батюшка находится в этом скиту. В монастырях ни от кого никаких тайн нет и буквально от первого встречного или соседа по келье можно узнать практически всё. Особенно, если почувствуют в тебе родственную душу.
Когда заснул старший по послушанию, послушник решил провести разведку боем, что называется. По тропинке через овраг сквозь бадяки он торопился увидеть дорогого батюшку.
Первое, что его поразило, это были огромные железные ворота и железный же высоченный забор, что не вписывалось в понятие монастырского скита, а напоминало скорее особо охраняемый спецобъект. Злобный пёс начал бешено лаять и срываться с цепи, почувствовав незнакомца.
- Ничего себе – скит, - подумал послушник и постучал в ворота.
Двери открыли. Во дворе разворачивалось строительство. С десяток молодых трудников с азартом и остервенением бросали лопатами гравий. Первая мысль при виде такого энтузиазма: сколько же вы, ребята, грехов сотворили, раз так рьяно трудитесь?
Территория за воротами мало отличалась от режимного объекта. Ни деревца, ни саженца. Два дома расположились напротив друг друга.
- Один для женщин, престарелых монахинь, другой для старичков – монахов, - пояснила подоспевшая инокиня.
Послушник узнал её. В Абхазии она жила впроголодь, и ходила на послушание через весь город в Иверский монастырь, чтобы там покушать. Тогда паломники подвезли её и надавали продуктов.
Теперь же статус инокини изменился. И она имела благословение владыки пускать к старцу посетителей лишь по его, самого владыки, личному разрешению.
- Но ведь я же был у батюшки в Абхазии, - пытался объясниться послушник. Он очень хотел попасть к батюшке, хотел получить старческий совет и окормление.
- Батюшка очень болеет и мы его стараемся не безпокоить, - веско заметила инокиня, и этим своим заявлением окончательно сломила напор, и без того робкий.
Не помогло даже негромкое покашливание и кряхтение за тонкой перегородкой.
Слепая старушка - монахиня в строении напротив долго благодарила инокиню за обед.
- Видать, намытарилась, - подумал послушник, и пошел в обратную дорогу.
Ретивые трудники продолжали озверело метать гравий. Ляскнули железные ворота.
Что-то было упущено. Недоговорено. Не сделано.
- Не по-Божески как-то. И тропинку не могу найти. Как это я ушел, может вернуться? – обрывки мыслей путались в его повреждённой понятиями долга и послушания голове.
Обернувшись назад, он ещё раз взглянул на неприступный железный забор… и поплёлся в овраг.
Но записка всё же дошла до старца.
- Батюшка, это ты опять обо мне вспомнил и помолился спасибо тебе, - воскликнул ото всей души человек. Он понял – это от батюшки Алексия поклон. Изменилось всё вокруг: мир пришёл на душу, покой.
Откуда-то прилетела чудесная птица. Она была очень лёгкая и грациозная. Взглянув на послушника, птица взмахнула крыльями и улетела.
- Значит, батюшка стал лёгкий, взмывает в небеса, подобно этой птице, и скоро отойдёт в селения вечные – подумал послушник. - Да, пожалуй, и пора тикать отсюда, пока не поздно. - Пришла вторая мысль, и он ей незамедлительно последовал, не задумавшись оставив на скиту чемодан со всем своим скарбом...
Прошло несколько лет.
Никто не видел на земле, как взмыла к небесам эта райская птица. Лишь безутешный послушник, узнав о кончине батюшки, зашел в алтарь храма, где он в это время расписывал стены с бригадой художников из Одессы, и спрятавшись за колонной, долго рыдал, стараясь подавить всхлипывания и не выдать своего горя.
Не знал он, и не догадывался, что чудная птица взлетела высоко – высоко, к самому престолу Боженьки, и молится, молится о нём, об этом парнишке, обо всех страждущих, уставших, обремененных.
… Милый, добрый старец, моли Бога о нас. Истина жива. Потому что правду убить враги не смогли. Потому что батюшка рассказал из гроба о том, что произошло.