Письма из прошлого

Светлана Хохлова 3
С Дмитрием Ивановичем Топориным мы познакомились несколько лет назад, но сошлись ближе, год или два как. Часто по вечерам он звонил мне домой и рассказывал истории из жизни.
Рассказывал о своём детстве в деревне Пензенской области, вспоминал, как процветал его край во время НЭПа: «Песни звучали, не умолкая. В каждой семье были коровы, лошади, а уж овец, да гусей и другую птицу крестьяне и не считали. Народилось детей! Молодые стали строить новые дома. Деревня расстроилась»… А потом наступило чёрное время репрессий, продразвёрсток, голода. Деревни вымирали целыми семьями, на глазах.
Топорину удалось выжить, выучиться, пройти войну и снова остаться в живых. Он, по образованию художник, работал в газетах фотокорреспондентом, ездил по разным городам и весям, многое видел. Сохранил ясный ум и цепкую память. Годы и лишения не сделали его равнодушным, не сломили.
Рассказы Дмитрия Ивановича о родном крае и людях образны и поэтичны. Полны событий – страшных, прекрасных и  удивительных. Навсегда врезались в память тяжёлые годы войны и голодной обездоленной юности.  Светло хранит душа счастливую пору раннего детства, прошедшую в любви незабвенных близких людей, среди заливных лугов у реки и курганов.
Рассказывал он о послевоенных годах и о последних советских днях, самых, наверное, спокойных для России в минувшем столетии. Вспоминал, как однажды, будучи уже пожилым человеком, приезжал гостить в родную деревню и стал свидетелем странного явления. Лунной ночью вышла в горницу, где он ночевал, обнажённая девушка, что снимала у его родственницы комнату - учительница, распахнула окно, и стала перед ним  словно умываться, мыться, зачерпывая горстями воздух. Тело её серебрилось под луной…
Наутро Дмитрий Иванович спросил молодую учительницу, что это она делала ночью у открытого окна. Девушка спокойно ответила: «Умывалась лунным светом. У нас в деревне все так делают».
Был ещё случай. Будучи ребёнком, увидел Дмитрий Иванович удивительный разноцветный огромный шар над рекой. В другой раз на этом месте, над мостиком «играли» над водой два маленьких радужных шарика, как живые. «Сосед тоже однажды увидел такие шарики и начал их ловить, схватил руками - они исчезли. Пришёл домой, а жена смотрит на него и говорит в ужасе: «В чём это ты?» На лице у него – радуга разноцветная, отмывал – не отмывается, так навсегда и осталось».

Были у Дмитрия Ивановича и мемуары, он хотел их мне передать, но сын не позволил. А теперь мой друг далеко, увезли его из Дедовска в Нижегородскую область. Но он стал писать. Вот его письма. Стиль и слог не нахожу нужным переделывать и публикую как есть.


Письмо 1

«С Новым, 2009 годом! Здоровья, успехов в труде и всяческих удач всем работникам ред. «ИВ».
Здравствуй, Светлана!
Ваше внимание, отзывчивость, доброе пожелание помочь чужому, незнакомому человеку, уже доживающему, очевидно, от Бога.
Сейчас наше общество гомосапиенсов эгоистическое, преступное. Все стремятся разбогатеть, забывая Истину:
Старость и смерть не минует никого – ни богатого, ни бедного, ни умного, ни глупого. «Смерть и царя берёт». Но человек, гомосапиенс, не хочет понять эту истину, не хочет соблюдать заповеди Моисея.

             Моё детство прошло в 20-е годы 20-го века в большом селе за гор. Пенза. Село овеяно легендами. Четыре моих легенды (что автор слышал и записал) хранятся в Пензенском краеведческом музее.
Неграмотные крестьяне (у нас в селе) были истинно верующие, жили родами. Род Топориных – из пяти домов - все были связаны узами родства: брат, сват, кумовья, крёстная мать, крёстный отец и т.п. Друг другу помогали.
Мой дед Андрей служил церковным старостой, и меня научил читать и писать в 7-летнем возрасте. Неграмотные соседи иногда приходили в дом деда и просили им читать «Новый Завет». Православная вера тогда играла в обществе положительную роль. Крестьяне были истинно верующие.
Сохой пахали, руками сеяли зерно, хлебом жали хлеба, цепами молотили. Зерно очищали на ветру с помощью деревянной лопаты.
Детей воспитывали с 8 лет в труде: по уходу за домашними животными. Весной и летом в поле. Сельский крестьянский труд закаливал детей не хуже спорта, но с пользой для себя и общества. Когда призывали в армию, редко кого из призывников браковала медкомиссия.
 Осенью и зимой играли свадьбы – женили сыновей, выдавали замуж дочерей. Песни звучали круглый год в селе, в поле.
Читая свои мемуары с 1921 года, убеждаюсь, что люди потеряли смысл в жизни – неграмотные были мудрее и добрее.
Раскулачивание, коллективизация, потом репрессии. Моего деда раскулачили, отца репрессировали. Где исток зла? Жалею, что не отдал тогда вам свои мемуары и дневники. Просил сын беречь, обещал их взять, но чувствую – ему не надо. (В том числе и меня не надо).
Нет в истории ВОВ того, что я видел и испытал на Калининском фронте, потом в 48 – ой армии 2-го Белорусского фронта. Сколько было «пушечного» мяса! На Калининском фронте я воевал в составе 97-ой Сталинской Ударной Стрелковой дивизии. И, к сожалению, 97 СУСД из истории вычеркнули, она нигде не упоминается. На мой вопрос: почему?  Институт военной истории ответил: 97 СУСД переформирована в 83-ю Ударную Стрелковую дивизию.
В ноябре 1942 года в обороне у села Семенцово, Тверской области творилась страшная трагедия, не хуже фашистской. Страшно вспомнить. Это осталось только в дневниках и в моей памяти. В окружении доходило людоедства. ; этой дивизии погибли от голода и холода. По воле судьбы и милости моего ангела-хранителя, который меня спасал, я остался жив. Пережил я муки ада!

И на старости, перед уходом из жизни, не повезло – с больной дочерью в Дедовске дольше жить было невозможно. Переехал к племяннику, здесь нормально, терпимо, но машины сутками едут, шоссе близко от казармы, всего в 30 метрах. Но беда в другом – «скорая» до 16 часов не выезжает. Говорят: «врач придёт на дом», а больница в 7 км (казарма за городом, в посёлке, прямо на обочине шоссе, где нет ни аптеки, ни почтового отделения).  Лекарства по рецептам не отпускают, полная «дерьмократия». Единственное – молоко здесь натуральное. Жалею, что когда вы меня приглашали жить (приглашала погостить, отдохнуть) не решился. Я тогда было обрадовался, но подумал: если б квартира у вас была 3-х комнатная… Хотелось бы вместе с вами издать книгу о прошлом, особенно о ВОВ. Много «белых пятен» в истории ВОВ, а придётся уходить о жизни и не огласить правду о войне. Вы – единственная, кому интересно прошлое. Спасибо. Спасибо вашей матери, что вас родила такой. А сколько стоит обменять 2-х комнатную на 3-х комнатную? Спасибо главе администрации Щербе за поздравление меня с 90-летием и компенсацию 2000 рублей. На этом до свидания! Телефон наш 8-831-964-40-20. Дмитрий Иван. Желаешь – напиши ответ.
Приписка на полях: P.S. плохо ещё, что здесь – в Лукоянове отказали мне, как инвалиду ВОВ в госпитале – санатории: в Дедовске я мог три раза быть в госпитале. «Попал в капкан»».

Письмо 2.

«Светлана! Вы просите меня прислать Вам автобиографию – это сложно: это целая история рода Топориных и история России, а мне писать трудно. Всё написано в моих мемуарах.
Я детально помню с 1921 года все события в великой стране СССР.
Жизнь моя – трагедия. В 1930 г. раскулачили деда Фёдора, за то, что до революции имел арендуемые земли по реформе Столыпина – разбогател. Работников не имел. В период НЭПа вновь стал середняком, и в 1930 напомнили, что Фёдор Топорин был кулаком-мироедом.
В 1931 умерла мать. В 1933 сестрёнка – 4 годика, бабушка, брат матери с женой. Вся семья троюродного брата Семёна – 4-ро детей.  Сами мы, два брата (сейчас я живу у сына этого брата) с полевых дорог собирали трупы украинцев, которые приходили спасаться от голода, а мы сами умирали.
В декабре репрессировали отца за то, что за иконами хранились два семейных портрета царя Николая Второго. Кто-то знал и донёс. Избили его НКВДешники, увезли. Видели его в Златоусте, Челябинской обл. Мы, два брата, сестрёнка 6-ти лет остались без средств к существованию. Дед Андрей, брат родного деда до 1930 года служил церковным старостой – помогал…
В феврале 1936 г. я написал письмо Сталину, доказывал, что мы, дети врага народа, царского сатрапа – не виноваты. Мы – голодные, раздетые. Зав. почтового отделения забраковал письмо: «Красной чернилой писать к великому вождю не положено». Переписал фиолетовой. «Отправлю» - сказал зав п/о - но твоё письмо до Сталина не дойдёт, у него без таких писем делов много».

Председатель колхоза доверил мне ухаживать за колхозными телятами и спать в телятнике. За это на день давали 1200 г чёрного хлеба и 2 л сепарированного молока.
И вдруг, в конце июня 1936 года вызвали меня в правление колхоза, где сидели все члены правления. Председатель подошёл ко мне и сказал: «Какой же молодец! Надо сообразить – написать Сталину! Он добрый. Правление получило перевод на вас – 270 р.: оденем, обуем, будете ходить в школу. Только старайтесь ухаживать за телятами».
Вот уже половина августа, а ничего не покупают. Пришёл сам в правление. Председатель в оправдание сказал: «Извини, паря! Надо было колхозу молотилку – других денег не было. Вот осенью сдадим зерно, мясо и купим вам на 300 р.». Потом помолчал и произнёс: «Вот что, писака, если ещё раз напишешь, будешь там, где твой отец – враг народа. Скоро тебе будет 18 лет, поможем получить паспорт, и шмаляй из села. Человеком станешь…». И летом 1937 года бывший комиссар Пётр Сафронов помог мне устроиться учеником к мастеру, художнику Якову Блюму в гор. Чкалове (Оренбург). Я с детства хорошо рисовал. Через два года я стал мастером. Яков Блюм ещё брал меня на этюды в зауральные рощи, научил рисовать с натуры, пейзажи, портреты. Я до конца жизни благодарен ему. С первых дней учёбы как-то за столом спросил: «Кто родители?». Я всё рассказал, и он сказал:
- Кому-нибудь ещё рассказывал?
Я ответил:
- Нет ещё.
- Это хорошо, а то, действительно, будешь, где твой отец – враг народа.
- А как же, если спросят?
- Скажи, что отец был коммунистом-активистом, и его убили кулаки.
Такой ответ, когда призывали в армию, я и написал. Меня призвали служить в спецвойска, и моя служба проходила, как в детском садике. В роте было 80% из Москвы, и в отделении оказался художник-москвич, Долгов Василий, раньше работал на ВДНХ. Служба была тяжёлая – охраняли военные объекты, а мы с Долговым рисовали картины, расписывали клуб, кабинеты.
Я Сталина не виню – он не знал моего отца и деда. В голы репрессий в русских сёлах друг на друга доносили НКВД. А в сёлах татар – мусульман никого не раскулачили и не репрессировали.
Приписка на полях: P.S. жил бы в Дедовске – рассказал бы много, чего нет в истории. Мне плохо писать, руки немеют.
Отдельная записка: Здесь, в гор. Лукоянове нигде нет железных заборов и таких 2-3 - этажных и 5-ти-этажных коттеджей, нет железных дверей. Но в магазинах можно купить за 17 руб. мин. воду 1,5 литра, но она не минеральная. Оливковое масло 0, 5 литра, но оно не оливковое, обыкновенное «Злата» или ещё какое, без вкуса, но прозрачное. Аминь».

Письмо 3

«В истории ВОВ не всё написано».
«Война долго не продлится, Красная Армия разобьёт врага».

Время неумолимо движется вперёд и на своём пути немалое стирает в памяти человека – счастье, радости, горе, чувство страха. Но то, что глубоко проникает в мозг – сохранится до конца жизни.
Срочную службу в Красной Армии начал я проходить с 5 октября 1939 года в гор. Советская Гавань на берегу бухты «Десна» в 69 ОСБ (Особый стрелковый батальон). В нашей 4-й роте личный состав были 80% из Москвы и области – сыновья крупных партийных работников, директоров промышленных предприятий: заводов и фабрик, и простых рабочих и колхозников. Мы несли постоянную службу на важных военных объектах. Командиры и полит. работники были учителями, наставниками, высоконравственными, требовательными и строгими. Красноармейцы были братьями. До начала войны я не помню, чтоб кто кого ударил, избил. Даже словом не оскорбляли друг друга. Служба проходила, как в детском садике.

Я не верю никаким приметам, но 22 июня 1941 года день был необычайный. Воскресенье, жаркая погода. К удивлению, ни один красноармеец не попросился в увольнение в город. На всех напала усталость, сонливость. Многие пошли в казарму спать. Многие зашли в тайгу дышать ароматом багульника. После ужина прямо в столовой демонстрировали фильм «Сила жизни» (больше не пришлось увидеть этот фильм), он начался: «на сером ночном небе полная луна, чёрный силуэт леса. На суку огромного дуба сидит филин. Заметил сидящего зайца и стремительно бросается и вонзает острые когти в спину зайца. И заяц пронзительно кричит… Этот крик заглушил голос дежурного по части: «Тревога! Всем быстро выходить!!!» У столовой стояли все командиры, политруки, замполиты, комбриг Комаревич. Построили нас, и он выступил перед красноармейцами, сообщил страшную весть: «Сегодня, 22 июня в 4 часа немецкие войска напали на пограничные войска, перешли западные границы, нарушили договор о ненападении. Но война долго не продлится – Красная Армия скоро разобьёт врага. Немецкое командование не извлекло урок из финской войны, и они получат своё».
Выступили все командиры и политработники, и каждый в заключение говорил: «Красная Армия скоро разобьёт фашистскую нечисть под руководством великого вождя товарища Сталина». На второй день л/с все, как один, подали рапорта об отправке на фронт, но военсовет отказал: «Здесь, не сегодня-завтра союзница Германии – Япония нападёт, и мы будем защищать ДВК (Дальне-Восточный край)».
Через неделю уменьшили паёк хлеба, мяса, крупы. Увеличили сахар на 20 г.
Появился начальник Особого отдела в морской форме в чине капитана, ходил с суковатой палкой из можжевельника. Часто заходил в казармы, заводил беседу. Его приятный голос привлекал внимание.
В августе 1941 г замполит нашей 4-ой роты Палий (одесский еврей) оказался врагом народа и исчез. Скоро врагом народа стал инженер Белокопытко. До мая 1942 г. стали врагами народа 8 красноармейцев. Трое из них исчезли, остальных предупредили.
В марте 1942 г. проводили тактические занятия. В обед на лошади пригнали армейскую кухню (котёл). Когда повар открыл крышку котла и ударил ею в ствол лиственницы, то сухие иголки попали в котёл, а при раздаче - в котелки красноармейцев. Я вслух произнёс: «Сократили паёк – недоедаем; хотя бы мусором не кормили». Вечером вызвали к начальнику ОО (Особого отдела; его между собой именовали: «ноль-ноль»). Начальник «ноль-ноль» Нестеренко вежливо, тихо спросил – откуда родом, кто родители, какая профессия? Я ответил: «Альфрейщик – художник стено-художественной росписи».
«Это вы с художником Долговым расписали клуб, столовую? Молодцы! Вы ещё и Ворошиловский стрелок? Командование хорошо отзывается о вас. Но вот сегодня, на обеде показали себя нехорошо. Идёт война, все недоедают. Настраиваете других, встаёте на путь врага… Надеюсь, больше не повториться? Всё. Можете идти. О нашем разговоре никому ни слова!»
В конце июня 1942 года отправили на фронт. По пути в наш товарный вагон вошли комроты Хохлов и замполит Гантимуров играть в шахматы. В нашем вагоне ехал красноармеец Ребров – библиотекарь батальона, любитель шахмат. Красноармеец Жданов, распахнув двери вагона, стал оправляться. Красноармеец Коноплёв из Самары взял носовой платок, схватил кусок кала у Жданова, другой рукой схватил красноармейца Реброва во время игры и начал размазывать кал по его лицу. Замполит Гантимуров крикнул: «Что это такое, за что?!» «За то, что он агент Особого отдела. Это он подслушивал и доносил капитану ОО. По его вине и стали врагами народа замполит Палий и инженер Белокопытко и ряд красноармейцев!» «Меня принудили!» - оправдывался Ребров…
Приехали на станцию Новосибирск. Загнали в тупик поезд. Подъехала автомашина с командирами, и один из них по списку стал вызывать всех командиров 69 ОСБ и последнего – красноармейца Реброва.
Остальных отправляли обратно на восток. Высадили на станции Юрга-3 Кемеровской обл., и из красноармейцев ДВК и матросов береговой службы сформировали 97 СУДС – Сталинскую Ударную Стрелковую Дивизию. Продолжение в следующем письме…

Письмо 4

Генералы – ген. лейтенант Медведев и ген. пол-к Кулебякин вручали боевое знамя ком. дивизии 97 СУДС. Они пожелали донести знамя до логова врага – Берлина. Но судьба распорядилась по-своему.
По пути следования на станции Люберцы Моск.обл. нас высадили и привели в сосновый лес и на отделениях дали по четыре простыни, из которых соорудили жильё под соснами. Постель – сосновые ветки. Спали в обмундировании, укрываясь плащ-палаткой. Кормили раз в сутки жидким пшённым супом – на двоих котелок. Стали проходить краткосрочные курсы артиллеристов, миномётчиков и снайперов. Я, как ворошиловский стрелок, прошёл курсы снайперов. Когда вручили карабин с оптическим прицелом, я был счастлив и готов был отдать жизнь за любимую Родину – Советский союз. Моё поколение – патриоты, готовые совершать героические подвиги.
Я был свидетелем, как испытывали противотанковое оружие. Якобы, это оружие изобрёл Сталин, и его испытывали по его указанию. По конструкции оно, как 82 мм батальонный миномёт, только ствол из кровельного железа. В конце ствола ставился спецпатрон и опускался стеклянный шар с горючей смесью. Огромная площадь, метров сто, и в конце её макет танка из дерева. Вся площадь засыпана на полметра песком. Когда стеклянный шар опускался в ствол, патрон взрывался, стеклянный шар вылетал из ствола и поражал танк. Ударялся об танк – горючая смесь вытекала, и танк загорался. При перелёте и недолёте шар падал на песок и не разбивался. Командир орудия приказывал солдату: «Бегом, собирать стеклянные шары, вновь опускать в ствол и стрелять по макету танка!»
Трагический случай: в очередной раз солдат собрал не попавшие по танку шары в подол шинели и на команду: «Быстрее, быстрее!» - упал и один шар разбился и загорелся. От температуры потрескались остальные шары с горючей смесью, и пока прибежали спасти красноармейца – он сгорел...
Прошёл с боями Калининский фронт, Белоруссию, Польшу, Восточную Пруссию – и этого миномёта сталинского изобретения больше не встречал и даже не слышал.

12 октября 1942 года ночью посадили в товарные вагоны, и мы узнали, что следуем на Калининский фронт по Октябрьской жел. дороге. 13 октября поезд углубился в лес за станцию Лихославль под маскировочной сеткой. 17 октября помчались на Запад, и было объявлено, что на ст. Селижарово будет вкусный обед. Мы, два красноармейца-земляка попали дежурить в вагон-кухню. Поезд уже подходил к зданию вокзала, как вдруг раздался страшный взрыв. Огромный осколок пробил над головами вагон. Повара полезли под кипящий вагон с макаронами, я крикнул им: «Обварит, если осколок попадёт в котёл!» Они вылезли, поезд остановился, они пустились бежать в лес по ходу поезда налево.
Самолёты противника летали над составом и бросали бомбы на крыши вагонов. Два самолёта спикировали над бегущими красноармейцами и их командирами, и их скосило огнём пулемётов. Уцелевшие углубились в лес и увидели летящий самолёт с горящим шлейфом - это его сбили из пулёмётов, что были в хвосте нашего поезда. Увидели, как остальные пулемёты противника, отбомбившись, стали возвращаться  на свою базу.
Вернулись и увидели страшную картину: в кювете у жел. дороги лежал красноармеец Курносов из нашего взвода, держа в руке оторванную по голень ногу, истекал кровью и неистово кричал. Вдоль железнодорожного полотна валялись части тел: головы, ноги, руки. Вокруг раздавались крики, стоны. Валялись колёса вагонов и доски, щепки. Вдали стояли два уцелевших вагона, и два человека оттуда махали нам руками, звали: «Сюда, сюда». Они оказались командирами - пом. ком. батальона ст.лейт. Евтухов и мл. лейт. Якушев. Когда все собрались, пом. ком. батальона построил нас и посчитал: 55 красноармейцев и они – два командира. «На войне, как на войне» - произнёс он.
Появились машины и солдаты. Стали убирать части тела и раненых.
К нашему строю подошёл комендант ст. Селижарово, Калининской обл., и ему пом. ком. батальона доложил, сколько из состава поезда нас осталось. И ещё к нашему составу были подцеплены два вагона врачей и медсестёр.  И один вагон – 34 человека – генералов, полковников, которые следовали в штаб 16-й армии. Все погибли. Не успели обедать.
«Уникальный случай, товарищ майор – докладывал пом. ком. батальона - два вагона в хвосте поезда с оружием и продовольствием уцелели – разрешите открыть вагон с продуктами и накормить уцелевших?» «Не разрешаю! – громко ответил комендант – здесь сотни раненых, и кормить их проблема – часто бомбят..»
Привели ещё 270 красноармейцев, командиров и политруков. Сформировали батальоны, роты, взводы, отряды, и колонной по четыре ряда мы зашагали по мокрой лесной дороге на запад. Показалось над горизонтом заходящее солнце – единственный свидетель страшной трагедии.

Топорин Д.И. инв. ВОВ с фронта.

P.S. Светлана! Если опубликуют, и пришлёте в письме мне, я тогда пришлю, как погиб личный состав 97 СУСД на Калининском фронте. Нет в истории того, что я испытал и видел.