Вы когда-нибудь лежали с ребёнком в больнице? Нет, вопрос не вам, дамочка, а вот тому господину. Что вы на меня так смотрите? Конечно, нет! Я так и думал. Зато Митька, кореш мой, натерпелся.
Тогда позвольте, я вам расскажу одну его историю, которая убедительно доказывает, что ровнёхонькая линия судьбы - это нонсенс, сказка для дебилов и потомков Рокфеллера.
А началась она с того, что в селе, на зарубежной теперь земле, заболел ребёнок. Температура поднялась. Молодой муж сердито выговаривал своей молодухе: «Говорил же тебе, не тягай пацана с собой в город. Так нет, что в голову втемяшится, не выбить». Жена спокойно его оборвала: «Давай, вези в больницу…»
Вскоре они ехали на грузовике в город. Ехали короткой дорогой, где у обогатительной фабрики под знаком «кирпич» дежурил «гаишник». Нормальный мент, к тому же честных правил, он так усердно намекал на взятку, так старательно тянул сперва непонятное: «Алэ цэ такэ…», что водитель обозлился и решил ничего не давать. Его даже взбесило: ребёнок больной, а этому по боку, он, видите ли, на охоте. Ну, короче, заработал мой герой дырку в талоне предупреждений и помчал дальше. Дырка в талоне - это пугачка вместо штрафа, кто не знает.
Отвёз Митька жену до тёщи и сразу домой, опять через фабрику, но стража под кирпичом уже не было. Видно заработок не шёл, а от дырки навару нет, дырка - она и в бублике дырка.
Да, история давняя, но и сегодня, закрыв глаза, я слышу чуть грубоватый голос Митьки Костырина, поведавшего мне эту быль, а может и небылицу.
- Наверное, с этой дырки всё и началось – гудел его голос, доставая меня через десятилетия.- Сперва сдохли утята в коробке, у печки. Кто её топить будет в моё отсутствие? Потом фортель выкинули гуси. Когда я выпустил их погулять на огород, степенные доселе, они подняли крик и вдруг, словно сговорившись, взмыли в небо. Я остолбенел, мне первый раз пришлось видеть, как домашние гуси, встав на крыло, делают облёт территории. «Ничего себе,- думал я.- Это же забастовка натуральная». Я уже мысленно прощался с ними, как с улицы внезапно послышался возглас: «Шой-то они?» У соседа от удивления упала шапчонка с головы. «Не знаю,- ответил я.- Должно быть зов крови». «Какой к чёрту зов крови».- Сосед со знаменитым именем Владимир Высоцкий, тёзка стало быть Высоцкого-барда, усмехнулся и добавил: «Годувать треба». Усмешка такая недобрая, ну, думаю, завидует, что его гуси не летают.
Гуси, наверное, услышали мои молитвы и после показательного полёта приземлились невдалеке. С трудом удалось загнать их в изгородь. Фу, вроде бы всё.
Но не тут-то было.
Из тёмного катуха вышли мои свиньи, две штуки. Загородка вольера была сеточной, и они с удовольствием чесали об неё свои бока. Когда они вышли на свет божий, то сзади я услышал странные звуки: то всхлипы, то всхрюки. Я думал, что сосед уже ушёл, удовлетворённый увиденным: ему «дуже» понравился маленький и слаженный клинышек моих журавлей, тьфу, гусей. Этот клинышек вбивался в меня осиновым колом, пока гуси были в небе. Их показательные полёты стали для меня показательной казнью на миру. А теперь ещё и свиньи, черт их дёрнул вылезти.
Я оглянулся, Высоцкий вприсядку перебирал ногами, «танцювал гопака», всхлипывая от смеха. «Ты чего, дядь Володь? - спросил я невозмутимо. «Кто это у тебя за сеткой?» - сглатывая смех, вопрошал сосед, оглядываясь, приглашая в свидетели ещё кого-нибудь. Мне почему-то никого не хотелось видеть. На моё счастье улица была пустынной. Хотя это ровным счётом ничего не значило.
Мои свиньи, длинные и поджарые как гончие псы, как ни в чём не бывало чесали бока. Жрать то нечего, что им остаётся делать. Так как забора с улицы не было, то сосед посоветовал посадить свиней на цепь у дома. «Голодная паця хуже собаци»,- продолжал издеваться надо мной Высоцкий, не замечая в запале, что он перешёл в область стихоплетения.
К вечеру байка про свиней гуляла по селу. Я стал популярен и уверен, что Костыриных узнали многие. Высоцкий для пущего курьёза рассказывал за верное, что мои хрюшки кидаются на любого, кто к ним подойдёт. Звери одним словом.
И теперь на работе всяк неленивый просил показать чудо-свинок, которые в состоянии охранять дом. Собачка была у меня, но, видимо, чуя свинскую конкуренцию, чего от этих свиней ждать, ушла из дома. Я тоже немного отощал, но, слава Богу, это не так бросалось в глаза. Приходил вечером домой, топил печь, чтобы дожить до утра, что-то перекусывал и спать. Спал один, не грешил, но тот злополучный мартовский день всё равно наступил. От весны не спрячешься, не скроешься, она везде тебя настигнет. Да и как ему не наступить, если от полёта гусей до седьмого марта два дня оставалось, как сейчас помню.
Забрал ребят с кирпичного завода пораньше, как же – предпраздничный день. Но вот нормально не довёз, видно этот день был заряжён отрицательной энергией, направленной, разумеется, против меня.
Дёрнул же чёрт сказать Ваське-бригадиру, он сидел в кабине: «Давай, Митяй, езжай сюда, здесь короче». Ну я и попёр, совсем забыв, что для меня короткие дороги оборачиваются длинными неприятностями. На дворе вовсю дыхание весны, ледок на лужах подхирел и давай проваливаться под колёсами, а я газу…
Левая рессорка-то и приказала долго жить, два коренных листа пополам.
Думаете всё, кончился рассказ, шиш вы угадали, ещё и не начинался.
Только сунулся в гараж, а там роженица стоит, лицо пятнами, живот на носу и лет под сраку, как меня дожидается. Точно, и никуда не денешься, я здесь новенький.
Поехали.
Еду, думаю, хоть бы по пути не разродилась, детки были свои, но всё равно робел. Женщина-то в возрасте. Она словно учуяла моё волнение, посмотрела и говорит: «Не робей, хлопчик, доедем…»
И взаправду, до района добрались нормально. Сдал её в родилку, как путёвый под ручку проводил, а она возьми и скажи: «Ты, Митько, заедь ко мне домой, сыну скажи, что всё в порядке». Хорошо, чего не заехать, заеду. Эх, ечмит- твою двадцать, знал бы чем это кончится…
Заехал. Сын у неё, парнишка лет шестнадцати, сама рожает, мужа нет, вычислил по обстановке, да и ладно, мне какое дело. Детки – нужная штука, и себе, и стране. Достаёт тут парень бутылку из под шампанского, знаете, бронебойная такая, с ней под танк хорошо кидаться. А чо, если один, выпить, так и кинешься. «Мама казала, шо вам трэба отдать». Я взял и поехал в гараж. Там были ещё мужики и мы её уговорили. Да ничего на сахаре была, не вонючая.
Только до дома добрался, в небольшом хмелю находясь, как мотоцикл трещит-дымит по улице, и под мои окна. Эх, кабы знал, в сарайчике схоронился, или нет, просто не вышел и всё. Дак нет, чего изволите сыграл.
У мужика в руках записка от завгара: Съезди в район. Жена с ребёнком не вернулись. Говорю ему: «Я выпил». Он улыбается и говорит, что это ерунда, мы – туда, сюда, обратно. Вот голова моя садовая, не научился говорить - Нет. Молодость, граничащая с глупостью, плюс алкоголь – неплохие друзья- приятели, тем более, если учесть, что две первые в женском сословьи пребывают. А женщины на корабле, сами знаете…
Сели на драндулет, поехали. Я взял в гараже машину, показав дотошной сторожихе записку, и подрулил к дому обеспокоенного мужа. Он, простой такой, бац, наливает полстакана и мне: «Давай помаленьку и поедем». Выпили и айда в район, двадцать пять километров до него. Сумерки сгустились, и жёлтый свет фар с трудом выискивал колдобины в набитой за зиму колее. Никуда его жинка не пропадала, она гуляла – гужевала у родичей. Весёлая компания попалась. А ты чего, говорит, припёрся, завтра бы сама автобусом добралась. Короче так, пили, пели, танцевали вдосыть и я не отставал от честной компании. Попала шлея под хвост, не иначе…
Пришла пора ехать, а я пьян, еле языком ворочаю, да и то не по-русски: «Хлопцы! – принялся увещевать своих пассажиров – вы, мабуть, трезвей, сидайте за руль». Не, говорят, водитель – ты. Видно некому было оставить нас заночевать, все пьяные. Села молодуха с ребёнком в кабину, мужики на кузов, убей гром не помню, почему их стало двое. И поехал мой «газон» по веленью, если и не щучьему, то уж какой ни есть судьбинушки.
Дорога ровная, колея набитая, один раз, правда, выкинуло на лысые одинокие тополя, но как-то справился. Видно Бог помог, не иначе, видел, что малыш был в кабине. Вспоминаю, мороз по коже марширует. Ну, думаю, лишь бы развилку не проскочить. На автопилоте довёз их до дома, а дальше всё: так ослабел, что гашетку стартера не могу нажать. Хотя и стрезвел за дорогу, наверное от страха. Машину отгонял Андрей Згода, бывший крановщик. Ну теперь всё, пора домой, дело к ночи идёт. Вернулись с ним в дом, а там: на столе четверть горилки, шмат сала и огурцы солёные, все двадцать четыре удовольствия…
Разогнали нас только к утру. Я огородами уходил от любопытных хохлачьих глаз. А вот под ясны завгаровы очи, я попал через сутки. Да, не учёл я сельской инициативы разглашать немедленно, что видел, что слышал. Это тебе не город, где тебя никто не знает и лишь поэтому не выдаёт.
«А казав за керьмом не пьёшь?» - заглядывая в мои похмельные глаза, пытливо вопрошал завгар. Я сразу вспомнил его вопрос при поступлении: За рулём пьёшь? Выходит я его обманул. Моего нехитрого образования хватало, чтобы понять: ему всё известно. И кто машину в гараж ставил, и чего пил, и сколько.
«Да не больше вас», - нагло ответил я, понимая, что терять мне больше нечего. «Дак ты больше меня не выпьешь, - парировал начальник. - Где вчера был?» – он продолжал наступление. «Болел», - отвечаю. «Неси справку, тогда и разговор будет, всё, иди, до работы не допускаю». Видимо довёл его крепко, он враз сменил «ридну мову» на русский.
До следующего автобуса в район ещё было время и я побрёл домой. Мысли напрочь отсутствовали, отказываясь выдвигать новые идеи и гипотезы. А ладно, поеду в поликлинику, авось кривая вывезет.
Перед входом в санчасть мне навстречу попался… кто бы вы думали? Угадайте с трёх раз. Завгар, собственной персоной. Он многозначительно взглянул на меня и даже мне показалось, что победно, и пошёл прочь. А я? Ещё не ведая, что амбулаторный терапевт из нашего села, сразу смекнул, что не зря завгар здесь вперёд меня оказался, ох, не зря. Я как-то нервно улыбнулся: а ведь это уже охота и надо отрываться. Вывози кривая. Не попадись он мне, как знать, что пришло бы в голову, как бы дело поворотилось. Забегая вперёд скажу, что уел я его, только дело в цене. Ну ладно, чего теперь горевать.
Митька прервал рассказ и вновь закурил. «Ну чо, пойдёт тебе такой рассказ, писарчук?». «Пойдёт, - засмеялся я. – Ври дальше». «Истинный крест, святая правда», - он гоготнул и давай сочинять дальше.
Кабинет окулиста попался на глаза сразу. « Вы знаете, работаю водителем, что-то видеть стал хуже». Врач проверила и говорит: «Да, один глаз - 0,9, другой - 0,8, вам надо в очках работать». Я знал, что у меня зрение слабое и поэтому шёл ва-банк. Пожаловался на головную боль. Проверили глазное давление и направили в больницу. Купил лезвия, зубную пасту и пошёл сдаваться: видимо бурячный самогон поднимал давление от пяток до макушки. Лежу, охаю, задница как решето, а то: десять уколов в сутки, а уже десять прошло. Ну завгар, ну подлец.
Выручил от экзекуции звонок.
Звонили из больницы, где лежала моя жена с сынишкой. У ней случился острый аппендицит и её сейчас под нож, а с сынулей некому лежать-приглядывать. Некому? а тёща? а тётка? ладно, Бог им судья, сынок мой.
Выписали, поехал. Час езды и другая область.
В четырёхместной палате мой сынок выписывал ножками кренделя, а сестра жены испарилась эфиром, как только я ступил на порог. Испарилась, видимо, ничего не сказав соседкам по палате про меня, что я надолго. Я вышел покурить с дороги, а когда вернулся, то меня встретил заполошный крик.
Молодая мамочка в одной сорочке, вздела свои белые ножки на спинку кровати, прямо напротив двери. Тепло в палате, больница детская, вот и расслабилась… Да, ладно, что я девок не видал. На шум подошла заведующая. «Вы собираетесь с ним лежать?» «А что мне остаётся», - ответил я, и вкратце обрисовал высокие отношения бабушки и тётки. Она покачала головой и велела перевести из бокса мамашу в общую палату, а нас – на её место.
Красота, один в палате, никто не мешает. Сынок поест и спит, а я книжки читаю, в библиотеку записался, веду себя как фраер, повышаю интеллект.
Девчата быстро привыкли ко мне, видят, что спокойный, и даже перестали закрываться в туалете. Нет, скандалов больше не было, сама, мол, виновата и весь инцидент. Смирились, что поделаешь, мать этажом выше лежит, иногда нас навещает.
Медсёстры тоже сперва настороженно ко мне относились, но уже через несколько дней Саша, высокая симпатичная сестричка, сказала в столовой, что если мамочки будут как этот папа, то нам в больнице делать будет нечего. Как ни зайдёт ко мне в бокс, сын спит, я читаю. Один раз не выдержала, спросила: «Он у вас когда-нибудь плачет?» «А чего ему плакать, неголодный, сухой, спи да балдей». Надо сказать, что и сынок у меня был на высоте, не плакал даже на уколах.
Митяй закончил рассказ и смотрел на меня, ожидая вопросов. Я за вкусный сюжет пообещал пол-литра, но что-то медлил, бутылку не доставал. «Что, Дима, мне нравится, но в концовке не хватает жизни». Он помолчал и говорит: «Так это ещё не конец, ладно, дорасскажу».
По коридору гуляла девочка лет двух, не больше, лежала одна, без матери. Я уже знал, что мать к ней не ходит, бросила. Вот так мамаша, думаю. Угостил девчушку конфетой, а она за мной в палату увязалась. Уронит сын игрушку, она промычит что-то, словно осуждая, чего, мол, роняешь и подаёт, сама, без подсказки. Смышленая девчатуля. Жаль, никто с ней не занимается, вот и растёт немтырём. Девочка хорошенькая, как куколка, а ласки где ей видеть, коль мамаше не нужна: одели, накормили, спать уложили. Чем я её приворожил, не знаю, но теперь у неё было новое расписание.
Утром, чуть откроет глаза у себя в палате, сестричка оденет её, она сразу ко мне. Придёт и скребётся под дверью, как мышонок. Стучать не умела. Потом без меня и кушать перестала.
Сестричка посадила её на колени и тычет ложкой в рот, а Олеська бастует, ни в какую. Тут я в столовую зашёл, увидел эту сцену и говорю: «Сейчас я её покормлю». Сестра милосердия обернулась и говорит: «А ты здесь при чём?» Мамаши в столовой засмеялись, они-то знали в чём дело, а медсестра в отпуске была, не ведала, что тут папаша чокнутый лежит.
Вот тебе и жизнь, всяко бывает. Семнадцать дней пролежали мы с сыном, ему было семь месяцев, ещё не ходил, куда ему.
Когда меня выписали, то Олесю – дочку мою больничную, спрятали, чтобы не видела, что ухожу. Я понимал, что в ответе за приручение, но иначе поступить не смог. Я просто её жалел.
А потом… А потом мы удочерили Олесю. И теперь на далёкой Украине живёт Олеся Дмитриевна со своей мамой. А сынок мой рядом, куда я без него.
Вот тебе и весна, никак нельзя нас одних оставлять. Ладно, разбередил мне душу, давай, наливай…
А. Калинцев
2004 г.