Г л а в а ч е т ы р н а д ц а т а я
ЧАСТИ ТЕЛА
Как это устроено, мой друг и читатель, что всякая мечта снабжается запуском механизма ее достижения! Тотчас приводятся в действие все силы, принуждающие вас достичь друг друга, потому что мечта без человека мертва, как человек без мечты, и если вы вдруг не встретитесь, мироздание будет нарушено до самого основания. Есть такой закон, на котором оно покоится! Кто-нибудь еще получит Нобелевскую премию!
Софья Гавриловна следовала вселенским законам. Поэтому она сухо посмотрела на Юрку, одиноко стоящего в дверях с портфелем у груди и в красной каске, подошла к доске и стерла тему сочинения.
- «Как я провел это лето?» - с жалостью прочитала Майка. – Лето! Софья Гавриловна! Это же несправедливо! Почему вы не дали нам задание подобрать синонимы к слову «лето»? Мы так все этого ждали!
Четвертый «Е» переглянулся и понял, что половина урока русского языка будет безоблачной как Майка.
- Синонимы! – взмолился Сережка Шалышкин. – Какие синонимы пропадают!
- Эх! – стукнул кулаком по последней парте двоечник Гришка Иванов. – Вот только захочешь отличиться, как тебе… - он показал дулю, – … полный суффикс!
- Юра! – с трещиной в голосе сказала Софья Гавриловна. – Что встал на пороге?
- Сказали! – признался Юрка. – Стоять, пока вы не простите.
- Кто сказал? – Софья Гавриловна оглядела четвертый «Е». – Кто тут у нас знаток моей психологии?
Головы четвертого «Е» пригнулись к партам. Один только Боренька Буржуй отважно смотрел ей в глаза, потому что был чист перед Софьей Гавриловной.
Софья Гавриловна прокашлялась:
- Тронута. Значит, ты хочешь просить прощения?
Юрка помотал головой.
- Проси! – зашипела Майка.
Софья Гавриловна покраснела. Это было, как если бы она предложила забыть свою обиду, а ей отказали. Софья Гавриловна умела управляться с самыми отъявленными двоечниками и подбирала ключики к последнему негодяю. Софья Гавриловна знала что, сколько бы дверок не было у затравленной души, за последней прятался бог. Верила ли она в самого бога? Это был ребус. А ребусы она не любила, потому что была скорее проста, чем хитроумна.
- Что ты хочешь сказать? – напрямую спросила Софья Гавриловна.
Юрка пожал плечами.
- Новый урок! – пояснил он. – Здесь я еще ни в чем не виноват.
- Ага! – обрадовалась Софья Гавриловна. – Значит, все-таки, это ты кидался гематогеном? Значит, признаешься? Хотя бы косвенно!
- Я так я! – согласился Юрка. – Мне все равно.
Майка Савицкая рывком обернулась к Мишке и принялась сжигать его взглядом. Мишка заерзал, пряча глаза, забормотал что-то соседу Головастику, но Петька демонстративно от него отодвинулся.
- Мих-Мих! – зашипели со всех сторон, и Мишка набрался мужества.
- Софья Гавриловна! – слегка приподнял он спину. – Я должен признаться… что…
Атмосферное давление прижало его обратно к парте и не оставило сил для продолжения речи. Он приподнял еще голову, но наткнулся на обжигающий Майкин взгляд.
- «Признаться»… - напомнила Майка. – Ну же! «Признаться»…
- Трудно сделать только первый шаг для честной жизни! – Софья Гавриловна тепло посмотрела на Юрку. – Быть честным – это так же естественно, как дышать. Садись, Скуратов. Мы тебя прощаем. Правда, дети?
Мишкина голова со стуком упала на парту.
- В чем же ты хотел нам признаться, Потапов? – вытянула шею Софья Гавриловна.
Однако Мишкина совесть была уже мертва.
- В любви! – буркнул Мишка. – В любви к синонимам.
Юрка вразвалочку прошел к своей парте и начал раскладываться – шлем и учебники поставил стопочкой, а портфель принялся запихивать в пенал. Он делал это слишком всерьез и надолго, по мнению Сережки.
- Не спеши! – скосился Сережка. – Может быть, снова выгонят.
- Синонимы? – переспросила Зеленку Софья Гавриловна. – Какие синонимы?
- К слову «лето»! – волнуется класс.
Сережка на всякий случай толкает Юрку.
- Эй! У тебя все есть. А есть синонимы?
Сережка торопится. В работе Софьи Гавриловны бывают сбои. Иногда она вызывает не отличников.
- Синонимы? Сейчас посмотрим! – Юрка шарит по брючным карманам.
На парту выкладывается кожаный лоскут для рогатки и бережно подбитые по краям крышки от лимонадных бутылок для азартной мальчишеской игры в «бабки».
- Это что? – презрительно кривится Сережка.
Юра с шумом втягивает воздух. Сегодня каждый его задирает!
- Не видишь? Бабки. Да это не все! Так только, партию разыграть. Для начала. Я каждый день по два кармана выигрываю!
Сережка еще больше кривит губы.
- «Бабки»! Кто же сказал, что это бабки? Старье! Ишь, как подбиты! Кривые, косые! Да кто же их делал – три калеки, два бродяги?
Юрка виновато разглядывает крышки. Он понимает, что безнадежно отстал в чем-то главном. Теперь это будут знать в новой школе. Может быть, показывать пальцем. Может, даже кличку дадут. Плохо.
- А что? – упавшим голосом спрашивает Юрка. – Что в них не так?
- Все! – отворачивается Сережка.
Мишка тычет ручкой в Сережкину спину. Он уже не боится синонимов. Мишка верит, что снаряды дважды в одну воронку не попадают.
- Что там? Что там? – волнуется Мишка. – Я тоже хочу увидеть!
– Смотри! – отстраняется Сережка. – Хотя на что тут смотреть? Травма сердца! Музейная пыль! В эти бабки еще питекантропы играли!
- Ух ты! – восторгается Мишка. – Старинные?
Мишка привстает, чтобы лучше разглядеть, и попадает под взгляд учительницы Софьи Гавриловны. Он замирает над своей воронкой.
- Потапов! – сердится Софья Гавриловна. – Прежде руку подними, затем вставай! За лето разучился? Ладно уж, отвечай!
Майка Савицкая обижено оборачивается – как это ее опередили?
Мишка Зеленка застыл в неудобной позе – будто его неожиданно взяли на прицел на самом бруствере. Он еще надеется, что все обойдется. Он не верит своим глазам и ушам. Но палец медленно жмет на спусковой крючок, и еле слышно щелкает патронник. Огненный сноп вырывается из глаз Софьи Гавриловны.
Мишка замертво падает обратно.
- Потапов!
Безжалостна Софья Гавриловна! Безжалостна судьба в ее лице. Безжалостны незримые свидетели полета гематогена. Но перед этим судом присяжных Мишкиной душе теперь предстоит ответ.
- Синонимы? – лепечет Мишка и беспомощно смотрит на Петьку Головастика.
- Я бы подсказал! – едва не в голос отвечает Петька. – Да вот не знаю синонимов к слову «лето»!
Ему не стыдно? Он, Головастик, который знает все про цивилизацию майя, знает, что «пир духа» это не вредная старуха, а радость души, Головастик, помнящий наизусть все четырнадцать тысяч четыреста сорок две статьи «Большой Советской Энциклопедии» - и не может подобрать хотя бы одного, самого жалкого синонима к слову «лето»?
Заговор! Определенно, это заговор против Мишки Зеленки с целью потопить его до дна в темном колодце разочарования, да еще пристукнуть в конце жестяным ведерком по маковке!
- Можно я? Можно я? – трясется в воздухе Майкина Золотая Ручка.
Софья Гавриловна растерянно смотрит на Мишку.
- Потапов! Я ничего не понимаю. И без твоих родителей, видимо, ничего не пойму.
Это конец! Оконцовка заговора. Мишка низвергнут с болотной кочки. Теперь он барахтается в тине, вернее – только его душа. Сам же он сложил солдатиком ручки и медленно втягивается на дно.
- Савицкая! – благосклонно кивает Софья Гавриловна.
- Синонимы к слову «лето»! – объявляет Майка, словно концертный номер.
Четвертый «Е» облегченно вздыхает – урок встает на верные рельсы.
- Сколько осталось? – летит со всех парт к Сережке Шалышкину.
Сережка привычно взглядывает на запястье, где утром еще красовались отцовские часы «Штурмовик» с бегущей фосфорной стрелкой. Эх, раздосадовано машет рукой Сережка, он же их Ваське отдал, на линейке, в залог за новенький самокат!
- Полчаса! – отвечает непривычный здесь голос.
Четвертый «Е» оборачивается на заднюю парту. Там окопался генерал Василий. Он разложил на бруствере воображаемого окопа учебники и тетради. Учебники справа, тетради слева, посередине цветные карандаши для проведения линий обороны и векторов атаки.
- Кто это? – следует всеобщему взору Софья Гавриловна.
Васька встает и по-военному четко рапортует:
- Учащийся четвертого класса «Б» Василий Болотников!
- Генерал, мадам! – прибавляет за него тем же тоном Головастик.
Мишка нерешительно поднимает голову – похоже, кому-то достанется больше, чем ему! Если перевстать на чью-то голову, можно перестать идти на дно!
- А что это он здесь делает? – спрашивает Софья Гавриловна у четвертого «Е».
- Учусь! – докладывает генерал Василий. – Перешел в ваш класс со всей амуницией!
- Он же в списке, - поясняет Майка Савицкая. – Поэтому перешел.
- В каком еще списке? – Софья Гавриловна ныряет в классный журнал. – Нет здесь никакого Болотникова!
Генерал Василий молчит навытяжку.
- Список! – поясняет Боренька Буржуй. – Солнечный остров, понимаете? Там, где исполняются…
Все шикают на Буржуя со всех сторон.
- Там, где исполняются мечты! – завершает Софья Гавриловна и стучит карандашом по столу. – Думаю, что Болотников должен вернуться к себе. И исполнять свою мечту там, где начал. В четвертом «Б», товарищ Болотников.
- Есть! – генерал Василий отдает ей честь и принимается аккуратно складывать учебники. От его невозмутимого вида четвертый «Е» переполняется жалостью.
- Софья Гавриловна! – молит четвертый «Е». – Пусть остается! Пусть будет сыном полка! Хотя бы маленьким сынишкой, Софья Гавриловна!
Генерал Василий с армейской четкостью щелкает замочком на портфеле. Ни единый мускул не дрогнул на титановом лике.
- Разрешите идти? – он снова прикладывает руку к невидимому козырьку.
- Софья Гавриловна! – гудит четвертый «Е». – Вы же не Гитлер!
- Дисциплина – отвечает Софья Гавриловна, – есть инструмент для исполнения мечты!
Генерал Василий понимает это как приказ и четким шагом следует к двери.
- Генерал Болотников! – говорит ему в спину Софья Гавриловна. – Я подумаю. А теперь – шагом марш отсюда!
- Есть! – счастливо поворачивается генерал Болотников и сияет мальчишеской улыбкой. – Есть шагом марш!
- О чем мы говорили? – мрачнеет Софья Гавриловна, как только за ним закрывается дверь. – О чем мы все время начинаем и никак не можем договорить?
- Синонимы! – подсказывает воскресший Мишка с надеждой на помилование. – Синонимы, Софья Гавриловна, синонимы.
Софья Гавриловна восстанавливает в памяти прерывистую цепочку событий и возвращается взглядом к Майке, которая трясет Золотой Ручкой. В институте ее учили причинно-следственной связи между явлениями. В жизни она то и дело нарушается и переворачивается. Сначала явление – потом его причина, или же – явление, явление, явление, и ни одной, хотя бы малюсенькой причины! Какие синонимы к слову лето – нет же их в природе! Зато есть Савицкая и четвертый «Е», который сегодня нарушает все законы природы, и то ли еще будет!
- Савицкая! – обреченно кивает Софья Гавриловна.
- Синонимы к слову «лето»! – вновь объявляет Майка. – Синоним первый! Лето красное!
Петька Головастик недоуменно озирается по сторонам.
- Это же эпитет! – возмущается Петька Головастик и призывает в свидетели все четырнадцать тысяч четыреста сорок две статьи «Большой Советской Энциклопедии». – Образное определение!
- Точно, эпитет! – бьет кулаком по парте Мишка Зеленка. – А вы мне – синоним да синоним! Так бы и сказали, что эпитет, а то – «родителей»! Да они мне таких эпитетов понавешают – ходи потом с синонимом под глазом!
Он взмывает над партой.
- Синоним оказался эпитетом! А притворялся-то! А вы меня, Софья Гавриловна!..
- Это эпитет! – соглашается Софья Гавриловна.
- Родителей не вызывать? – радуется Мишка.
И целый класс вместе с ним возрадовался, что это эпитет. Особенно радуется отъявленный двоечник Гришка Иванов. У него «на камчатке» сегодня особенно праздничный день. Пока не появилась первая оценка, в его душе царит иллюзия интеллектуального равенства.
– Ах, эпитет! – протягивает двоечник и кивает во все стороны. – Я-то думал – эпитет, что ли? Это же эпитет, так и знал!
Теперь он вторит это сладкое слово «эпитет» ровно столько, пока его не услышат все. Слово «эпитет» – редкое на Камчатке. Там живут другие слова.
- Хорошо, - соглашается с двоечником Софья Гавриловна. – Может быть, Иванов придумает эпитет к слову «лето»?
Бедный Иванов! Даже на Камчатке нет ему покоя!
Бедный Иванов поднимается в философских думах.
Почему к доске вызывают двоечников, а не отличников? С чем это связано? Или же Софье Гавриловне нравится мучить детей, которые повинны только в том, что никому не мешают. Двоечник не лезет с вопросами, не пристает к учительнице после урока, двоечник вообще старается ей не докучать и как можно реже попадаться на глаза. Скажи ему «Вон из класса» – уйдет, и даже спорить не будет, или оправдываться, нет! Станет себе тихохонько в туалете, выкурит папироску от глубокого огорчения, и простит. Двоечники всегда прощают учителей, и верят, что это смирение им непременно зачтется на экзаменах.
Двоечник Гришка Иванов простоит теперь до скончания веков. Покрываясь седой бородой и длинными белыми патлами, теряя с плеч обветшалые одежды, прорастая когтями в половицы, с опущенными веками. Каждое поколение четвероклассников будет приносить ему цветы и жертвы перед контрольными, а двоечники организуют почетный караул, с рогатками вместо автоматов. В жертву Иванов готов принимать почтовые марки, конфетные фантики с «Мишкой на севере» и портреты космонавтов, пускай обклеят ими пьедестал.
- Садись, «эпитет»!
Памятник двоечнику с громом обрушивается на скамью.
Софья Гавриловна устало потирает лоб, и взгляд ее внезапно попадает в Юркины глаза. Руки прилежно сложены, мальчик внимает ей, словно все запоминает навеки. Если бы бедная Софья Гавриловна только знала, что обозначает этот взгляд! Этот взгляд обозначает полное отсутствие Юрки на месте. Этот взгляд обозначает, что Юрка находится теперь так далеко, насколько это возможно. Этот взгляд обозначает, что теперь он шествует рядом с правителем Солнечного острова по радужным мостам, а под их ногами снуют оранжевые машинки, сотканные из солнечных лучей, как все дома и мосты в этом городе. В Юркиной прихожей на Солнечном острове трезвонит телефон, он тоже из солнца, Юрка открывает светящуюся дверь и чувствует себя висящим на огромной высоте, но без страха, присущего бренному телу. Множество полов и потолков, пронизанных солнечным светом, висит под ним, и правитель с милостивой улыбкой поворачивается к Юрке.
- Скуратов! – гремит его женский голос. – Я тебя спрашиваю!
Что-то толкает Юркин локоть, и он низвергается с небесной высоты.
- Заснул? – возмущается Сережка. – Я предупреждал – снова выгонят! Дорогу знаешь?
Юрка растерянно поднимает глаза. Над ним возвышается Софья Гавриловна.
- Я спрашиваю – что такое эпитет? – разводит руками Софья Гавриловна. – Прости, что ворвалась в твои думы!
- Эпитет? – лепечет Юрка.
- Часть речи! – шепотом выпаливает Петька Головастик, и Мишка толкает его локтем – пусть сам помучается. Вот он, Мишка, мучился, а Петька молчал.
- Часть! – шепотом вторит Сережка и Юрка поднимается:
- Часть.
Софья Гавриловна строго взирает на его помощников и продолжает:
- Часть чего?
Юрка задумывается.
Мишка за его спиной отплясывает на скамейке! Жалок, жалок праздник неудачника, его позолота облуплена. Юрка брезгливо отворачивается.
Часть. Много же частей на свете. Части света – материки, Солнечный остров, к примеру. Но они относятся к географии. Части тела – к русскому языку из них относится только язык.
- Ита-а-ак? – протягивает Софья Гавриловна.
- Часть тела! – угадывает Юрка и в восторге оглядывается. Двоечник Иванов аплодирует ему – конечно же, часть тела! Как же он сам не догадался!
– Часть тела! – двоечник кивает во все стороны и призывает остальных к аплодисментам. – Я-то думал – часть тела, что ли? Это же часть тела, так и знал!
- Итак, эпитет – это часть тела! – объявляет Софья Гавриловна с серьезным лицом.
Петька Головастик понимает, что он сошел с ума. Такое бывает с учеными – однажды переходят в свою реальность, в которой плавают формулы и эквиваленты, превращаются в кубы и прочие геометрические фигуры и щебечут на птичьем языке других измерений – прощай, Земля! Эпитет часть тела – все, назад не вернуться!
- И какая же именно часть? – любопытствует Софья Гавриловна. – Где она растет? На плечах или в каком-нибудь другом, более скрытом месте? Кто скажет?
Двоечник Иванов краснеет. Внезапно он понимает, где растет эпитет и вжимается в парту. Пусть отвечает Савицкая, она же доктор. А что бы Гришка ни ляпнул – все равно родителей вызывать! Двоечник Иванов глядит на Юрку. Юрка рассматривает себя. Он шевелит перед носом пальцами, припоминая, как называется каждый из них. Он чешет макушку – где-то там, у гипоталамуса может и прячется эпитет, но Юрке, признаться, они незнакомы оба!
- Можно я? Можно я? – трясется в воздухе Майкина Золотая Ручка. Это рука, протянутая во спасение. Маленькая, с тончайшими пальчиками и розовыми ноготками, она единственная реет над свинцовыми водами затишья.
- Юрка тонет! – несется свистящий шепот Тольки Березкина. – Сейчас она его снова выгонит. Давайте, помогайте! Пусть она все позабудет!
Четвертый «Е» по знаку Тольки Березкина гипнотизирует Софью Гавриловну. Все болеют заезжим гипнотизером Вольфом Мессингом, а Толька Березкин по всеобщему мнению похож на него как две капли воды! Как часто бывает у детей, внешнему сходству приписывают непременное внутреннее. Кто-то увидел в Толькиных глазах особые огонечки, кто-то признал, что при разговоре с Березкиным у него в мозгах кружат электрические звездочки. Дальше больше, по принципу снежного кома. Кто-то увидел в Толькиных глазах железную силу воли – непременное качество всякого гипнотизера.
Четвертый «Е» включается в сеанс коллективного гипноза.
Софья Гавриловна неохотно уступает. Словно в трансе она вращает в пальцах бутылочную крышку с Юркиной парты. Четвертый «Е» принимается гудеть от напряжения, как трансформаторная будка. Один только Мишка Зеленка по глупости просто зудит с пустыми глазами, в них ни гипноза, ни воли. Но что Зеленка – капля в море!
Софья Гавриловна кивает.
- Синонимы к слову «лето»! – звонко объявляет Майка Савицкая. – Синоним первый! Лето красное!
- А что это за крышечки на столе? – под гипнозом замечает Софья Гавриловна. – От лимонадных бутылок?
- Синоним номер два! Лето прекрасное! – восклицает Майка.
Софья Гавриловна вопросительно смотрит Юрке в глаза. Юрка опускает голову и бурчит:
- Крышки. Бутылочные.
- Синоним номер три! – провозглашает Майка Золотая Ручка. – Лето распрекрасное!
- Старье! – презрительно кивает Сережка. – Такие «бабки» уже не модны!
- Посмотрите, Софья Гавриловна! – он достает из кармана солнечного цвета жетон. – Вот это – бесценная вещь!
Майка оборачивается на жетон, а Боренька Буржуй быстро спрашивает:
- Сколько стоит?
Сережка презрительно хмыкает и поясняет Софье Гавриловне, удивленно вращающей жетон:
- Кладешь на рельсы – и ждешь!
- Ждешь чего? Трамвая? – уточняет Софья Гавриловна. – Что-то у меня шум такой в ушах!
- Какого трамвая? Поезда! – возмущается Сережка Шалышкин. – Московского скорого! Разве же трамвай на такое способен? Смотрите! Это была обыкновенная крышечка!
Сережка возносит над головой блестящую как медаль и тоненькую как бритва «бабку». С одной стороны она выпячивается как линза из пробкового дерева. Это бриллиант среди зелени, мотоцикл среди велосипедов, даже у Мишки Зеленки только две таких получилось, а Мишка прилежно копировал каждое Сережкино движение и вместе прятался под откосом.
- Синоним номер четыре! – горланит Майка Савицкая.
Юрка униженно собирает свои драгоценности и торопливо пихает их в карман. Он понимает, что не просто отстал от жизни, а сделал это при множестве свидетелей. Ничего же! Он знает, где будет сразу после уроков. Он пойдет туда с огромной жестяной банкой, полной победных трофеев!
- Синоним номер пять! – надсаживается Майка Савицкая. – Синоним номер пять, Софья Гавриловна!
Софья Гавриловна хватается за голову.
- Хватит! – делает заключительный пасс Березкин. – Кончай гипноз! Мы ее теряем!
Четвертый «Е» отводит глаза и потирает веки. Цель достигнута. Юрка спасен. Гипноз окончен.
- Хватит! – соглашается Софья Гавриловна. – Записывайте домашнее задание. «Синонимы и эпитеты». Кстати, у нас еще что-нибудь осталось от урока русского языка?
- Часы ушли! – пожимает плечами Сережка Шалышкин. – Сами выгнали. Могут и не вернуться!
- Половина одиннадцатого! – объявляет замочная скважина. – А какая часть тела, все-таки?