Этого светлого человека я встретила в день Победы в дарницком храме Крестовоздвижения. Его зовут Борисом Павловичем Батуриным.
Вся грудь у него была в орденах и медалях. Он участвовал в боях за Москву и сражался здесь, под Дарной зимой 1941 года. Эти места – деревни Дарна, Кашино связаны у истринцев с особыми воспоминаниями.
Когда в декабре 1941 года Истра была оккупирована немецкими войсками и разрушена, истринцы бежали из города вслед отступающим советским войскам. Беженцы прятались от немцев и жестокого мороза в церкви, в брошенных деревенских домах. Наши войска, героически сражаясь, пытались защищать мирных жителей, как могли.
В Истре помнят случай, как немцы однажды согнали беженцев в избу вблизи Дарны, облили её бензином, чтоб поджечь, но наши солдаты устроили обстрел, и врагам не удалось завершить чёрное дело. Среди тех беженцев были мои близкие – прабабушка и бабушка с двухлетним сыном и семимесячной дочерью (моими дядей и мамой).
Я мечтала поближе познакомиться с Батуриным, человеком, причастным, может быть, к моей жизни. И вот, две недели назад снова встретила его в Крестовоздвиженском храме. И попросила рассказать о войне.
Когда Борис оказался под Истрой, ему было 18 лет. Здесь он участвовал уже в контрнаступлении, когда враг отступал после вышеописанных событий.
Вспоминает:
«Здесь в районе Дарны, все дома были сожжены, запомнились одни печные трубы, чёрные на снегу. Верха на колокольне храма Крестовоздвижения уже не было – она, как наблюдательный пункт, использовалась командующей группой, которая должна была занять оборону. И её, видно, сбили во время обстрела.
Дорога тогда проходила в стороне от храма, правее, а здесь шли промежуточные бои.
При подготовке контрнаступления Жуков посмотрел на карту, где около Дарны была обозначена речушка и болото, и принял решение – как на менее уязвимое место направить сюда дивизию Народного ополчения.
В 41 году здесь лежал глубокий снег; транспорта у нас не было, войска двигались своим ходом. Первый полк выдвинулся вперёд, не успел занять оборону и потерпел поражение. Тогда Жуков принял решение собрать вместе все части, оснащённые техникой, части 17 кавалерийской дивизии, Казачьей дивизии, прибывшей с Урала и наш Кавалерийский корпус (ставший впоследствии Гвардейским) под командованием генерала Белова. Нас бросили сюда, чтоб перекрыть территорию до подхода ополченческой дивизии. Мы ходили на немецкие танки с шашками наголо и положили весь свой дивизион. Мороз, снег глубокий, лошадям по нему идти в атаку галопом очень тяжело, и прикрытия никакого. Сделали два захода и остановили немецкие танки. Потери были большие – 900 человек, в живых осталось около 220, раненные при морозе: - 41 сразу замерзали».
Борис Павлович воевал на финской войне, в 16 лет он уже командовал разведывательным эскадроном, был ранен. Перед самой войной окончил Высшую разведывательную школу генерального штаба Красной Армии.
В звании старший лейтенант он 20 июня 1941 года был направлен Кишинёв. Там, 22 июня узнал, что началась война. В шесть часов утра ему позвонил дежурный и сказал: ищите часть и пристраивайтесь к ней. У Бориса были два письма к комиссару Второго кавалерийского корпуса 9 Кавалерийской дивизии. Бориса туда отвезли, и он был назначен командиром разведэскадрона.
На Днепре велись боевые действия, но по приказу Сталина, второй кавалерийский корпус под командованием генерала Белова перебросили под Москву.
Здесь, под Дарной, с командой «Шашки вон!» и «Атака!» он дважды вёл свой эскадрон в смертельный бой. На вопрос было ли страшно, отвечает: «некогда было испугаться». В этом бою Батурин был легко ранен.
А вот под Тулой был ранен тяжело…
Сталин отдал приказ перебросить кавалерийский корпус генерала Белова под Тулу и пересечь магистраль Тула – Москва.
«Наши танки в первые две недели войны были уничтожены немцами. К началу войны у нас было 1600 танков Т-34 с 47-ми миллиметровой пушкой (потом появились 76мм), да старого образца БТ, с лобовой бронёй – они погибали, не оказывая никакого сопротивления; да грузовики «полуторки» и «пятитонки», которых катастрофически не хватало. Перед войной кавалерийские войска были ликвидированы (оставалось только 13 дивизий), и созданы механические корпуса из автомобилей и одна танковая дивизия.
Таким образом у нас не оказалось подвижных частей, чтоб маневрировать, а пехота движется пять километров в час.
И Сталин приказал создать 100 кавалерийских дивизий. Технику, всё, что можно, отобрали у пехоты - и всё это старое, разнокалиберное напоминало больше музей, чем действующее войско. Вот в этом войске я и участвовал в боях под Тулой.
И был там тяжело ранен. Был ранен и мой конь, который спас меня от гибели. Он тащил меня, раненного, с поля боя, полз под обстрелом на коленках, содрал их в кровь. Когда он вышел из-под обстрела, встал на ноги и начал тянуть меня за ворот бекеши. Останавливался время от времени, чтоб передохнуть и согреть меня своим дыханием. Наклонялся и дышал, дышал на меня, чтоб я не замёрз. И так вытащил к санинструкторам морской пехоты.
Помню этих девочек - старшей из них было 18, остальным пяти по 15-16 лет. Они плакали: очень много раненых - невозможно перетаскать.
Перед тем, как отправиться в госпиталь, я просил их сохранить моего коня, сказал, что буду отдавать ему свой паёк. Но этого не потребовалось - конь сам себя прокормил, его подлечили, и он стал возить раненых.
Я оказался в морском госпитале. В то время Сталин дал приказ создать две бригады морской пехоты. Формировать их было не из кого, и вице-адмирал стал объезжать госпитали в поисках кадров. Так я попал в 82 бригаду военно-морской пехоты.
А перед этим вернулся попрощаться с конём - он был здоров, и мы друг другу очень обрадовались Он погиб в конце 1942 года во время бомбёжки…
Под Волоколамском в то время находилась главная база снабжения немецких войск, я был туда направлен и снова получил ранение, когда уничтожал немецкую станцию снабжения».
После выздоровления Борис хотел вернуться в свой кавалерийский корпус, но жизнь распорядилась иначе. Он знал французский язык и продолжил службу в качестве переводчика.
Потом участвовал в боях под Сталинградом, Ленинградом; под Кёнинсбергом, где были мощные укрепления, которые невозможно взять в лоб, Борис в спецподразделениях подрывал форты, доты. Вел подрывные работы позже в Берлине, и война для него закончилась 14 мая. И снова началась в августе – с Японией.
До этого Батурин успел поступить в военную академию, но в начале учебного года был сразу отправлен на Дальний Восток. Там служил в морском десанте и, участвуя в боях, высадился в тыл японцам и захватил их морскую базу снабжения. В сентябре война закончилась.
Борис Павлович говорит: «Война совсем не то, что показывают в кино и по телевидению. Эта оперетта ничего общего с войной не имеет. Любовь, романтика – ничего этого не было. Кровь, массовая гибель людей, еда – где найдёшь, снабжение вечно запаздывало. Снимешь в землянке гимнастёрку, поднесёшь к горячей трубе – вши щёлкают».
Удивительно складывалась жизнь Бориса Павловича. В армии он оказался в 8 лет. Был беспризорником, голодал. Однажды вместе с мальчишками рвал в поле колоски. Началась гроза, Борис вымок, простудился, заболел, как впоследствии оказалось, фолликулярной ангиной, лежал в поле и ждал смерти. Его нашли красноармейцы.
В лазарете кавалерийской дивизии вскрыли в горле нарыв, и, когда поправился, встал вопрос – куда деть? Послали в Симферопольское музыкантское училище, закончил и поступил в Высшую музыкантскую школу в Москве, а потом оказался на финской…
После японской войны Борис Павлович вернулся в академию. Потом в его жизни была спецслужба заграницей.
После возвращения в Москву в 1984 году, он очутился в онкологическом центре – с диагнозом: рак почки. И Борис Павлович снова вступил в бой – за собственную жизнь.
И в те дни судьба принесла ему неожиданный подарок: Светлану – любовь, помощницу, соратницу. С чьей помощью Батурин преодолел врага - смертельную болезнь. Они со Светланой обвенчались в день Победы на Болгарском подворье. Дочь Ника родилась 9 февраля. В этот день лет много назад её отец одержал победу в бою под Сталинградом.