"Что вы зовете Меня: "Господи! Господи!"
и не делаете того, что Я говорю?"
Лука, гл.6, ст.46.
1. Опер.
"У нас большие проблемы!" - Шеф сплел пальцы обеих рук и обхватил ими свой начальственный животик, как беременная баба, которая собирается присесть под куст.
Тимофей посмотрел на его красное лицо, набухшие мешки под глазами, и подумал о том, что товарищ майор пьет непотребно много и пьет уже давно. А поскольку последние события, совершенно очевидно, могли только добавить ему оснований для еще больших злоупотреблений, то невольно закрадывалась мысль о том, что при таком раскладе товарищ майор совсем скоро познакомится с инфарктом или инсультом и тем самым осуществит самую большую мечту своего зама.
Да, последние события были настолько неожиданными и из ряда вон выходящими, что до сего дня у Тимофея не получалось хоть как-то объяснить себе возможные мотивы, подвигшие его хорошего друга Сергея сделать то, что он сделал.
Началось все с того, что тот прислал ему странную СМС-ку: "Я - Гагарин!".
А чуть позже Тимофею позвонили и сообщили, что старший лейтенант полиции Сергей Звягинцев, управляя своим личным автомобилем, начиненным канистрами с бензином, на большой скорости ворвался на их служебную стоянку и совершил столкновение с автомобилем начальника управления, в результате чего произошло возгорание и пожар, от которого пострадало дорогостоящее движимое имущество, в том числе и казенное, а лейтенант Звягинцев погиб.
Тимофей хорошо запомнил, как на мгновение мир стал черно-белым, и время почти остановилось. И еще запомнил совершенно жуткое ощущение от восприятия течения этого почти остановившегося времени, которое растягивало жизнь в ту самую черно-белую почти бесконечность.
Потом, конечно, начался чистый кошмар. Начальник управления был в бешенстве. МАШИНА пришла в движение и грохотала по углам кабинетов раскатами отборного мата.
Проведенное предварительное расследование никаких зацепок не дало. Сергей имел безупречный послужной список. Физическое и душевное здоровье сомнению не подлежали. Это подтверждала в том числе и его медицинская карта.
При наличии отсутствия внятного объяснения причины такого поступка сотрудника их отдела маячили оргвыводы, и товарищ майор прилагал массу усилий, чтобы избежать подобного развития событий. А поскольку Тимофей был близким другом покойного старшего лейтенанта Звягинцева и его семьи, знал его, как никто другой, то именно ему было поручено проанализировать все возможные обстоятельства из жизни Сергея, которые могли бы сами по себе, или в совокупности, послужить причиной этого срыва.
Употребив слово "Срыв", товарищ майор тем самым давал понять, что именно такая формулировка должна была появиться на выходе, а Тимофей, соответственно, обязан был ее обосновать.
Установка эта вызвала в Тимофее двоякое чувство.
С одной стороны, ничем иным дикую выходку Сергея объяснить было нельзя - тот был спокойным и уравновешенным человеком, хладнокровным в стрессовых ситуациях, всегда принимавшим взвешенные решения, а значит ничего подобного, будучи в ясном уме, сделать не мог.
С другой стороны, такие его личные качества равновероятно могли указывать на то, что его действия были совершенно осознанными, а значит Тимофею предлагались не поиск истинных причин происшествия, а исключительно спасение чести мундира товарища майора и прочих прямых и непосредственных начальников.
От этого в душе Тимофея завелся странный червячок, который начинал копошиться там каждый раз, когда он думал о том, что будет делать, если вдруг обнаружатся эти самые "истинные причины", отличные от того, что нужно начальству.
Ситуация усугубилась, когда после поминок в момент высохшая от горя Татьяна, вдова Сергея, подошла к нему и передала запечатанный конверт, на котором рукой покойного были написаны его, Тимофея, имя и фамилия.
Приехав домой, он первым делом распечатал конверт и обнаружил в нем записку и плотно набитую папиросу.
"Все путем, Тимоха! Знать правду тяжело, но если вдруг захочешь - закуривай!" - гласила записка.
Оторопевший от неожиданности Тимофей тут же принялся изучать папиросу, но ничего особенного в ней не обнаружил. С виду обычный "Беломор". Мелькнувшая же в первый момент мысль о марихуане подтверждения не нашла - папироса была набита табаком.
Это, конечно, не исключало присутствия в табачной смеси какого-то "этакого" ингредиента, но все равно стало легче. Представлять себе Сергея в роли наркомана, пусть даже и травного, мозг Тимофея просто отказывался.
Тем не менее в деле появились новые и весьма противоречивые факты и вещественные свидетельства, и это совсем не облегчило положение Тимофея, а наоборот, только ухудшило его.
Червячок внутри обезумел - он грыз его и днем и ночью. Тимофей хорошо понимал, как все это можно было бы легко подогнать под столь желаемые товарищем майором выводы. И тогда все будет нормально: покойник - в земле, звезды - на погонах, можно жить дальше.
Но червячок грыз, и Тимофей уже третий день ничего не докладывал по этому поводу.
Вот и сейчас, слушая как майор тихо истерит про "отсутствие прогресса", он думал о конверте и папиросе, которые лежали у него во внутреннем кармане.
Это было ужасно непрофессионально, прямо как в кино, но он "чуял", что никакого срыва не было, что такой человек как Сергей мог сделать это только сознательно.
Тимофей вспомнил, как они в последний раз пожимали друг другу руки и как улыбались у Сергея глаза. Нет! Он не хотел отдавать его МАШИНЕ.
...
А товарищ майор, тем временем, распалялся все больше и больше. Его, вероятно, уязвило то, как рассеянно слушал его Тимофей, ничуть не тяготясь безрадостными служебными перспективами, которые обрисовывал ему товарищ майор на тот случай, если он не сделает того, что от него требуется, или сделает это не на должном уровне.
Тимофей посмотрел на него и отчего-то снова поймал ощущение останавливающегося времени. Рот майора открывался и закрывался, щеки тряслись, и все это должно было продолжаться целую вечность.
МАШИНА заскрипела.
...
Тимофей тряхнул головой и очнулся.
Пора было узнать правду обо всем этом.
Он спросил у товарища майора разрешения закурить и, получив утвердительный ответ, достал из кармана конверт, а из конверта папиросу.
Видимо, это достаточно подозрительно выглядело со стороны, потому что, проворачивая колесико зажигалки, он поймал на себе недоуменный взгляд Шефа.
Первая и вторая затяжки не принесли никаких неожиданностей. Табачок крепкий - с непривычки даже захотелось покашлять. "Беломор" как "Беломор". Всяко хуже омского "Северка".
Тимофей посмотрел на лежащую перед ним на столе открытую папку с материалами расследования, где с самого верха лежала фотография Сергея. Глаза его улыбались.
...
Третья затяжка изменила мир самым удивительным образом.
Нет, все предметы остались на месте. Даже товарищ майор остался на месте.
Разница между миром до третьей затяжки и после третьей затяжки заключалась в том, что теперь вместо головы у товарища майора была жопа.
Жопа была такая же апоплексически-красная и нудела точно так же, потряхивая ягодицами-щеками.
Тимофей оглянулся. Выяснилось, что жопа в кителе с погонами майора в комнате была не одна. Еще одна жопа смотрела с портрета в рамке, висевшего на стене над столом Шефа.
Тимофей перевел взгляд на фото Сергея. Тот все так же улыбался ему глазами.
...
В этот момент в кабинет заглянула Светлана из отдела кадров и что-то спросила у майора. Она всегда нравилась Тимофею, но теперь показалась ему особенно хорошенькой.
Жопа-майор отмахнулась от нее с нетерпеливым: "Зайдите попозже!", и Светлана ушла.
Тимофей вздохнул. Кажется он начинал понимать что происходит.
Вероятно, ему, в отличие от Сергея, повезло с вариантом открывшегося нового мира.
Впрочем, возможно об этом еще рано было судить. Но делать что-то с этим нужно было уже сейчас.
2. Лысый.
Теплым летним вечером, на обрывистом берегу реки, под сенью стоящих крУгом гигантских тополей, двое мужчин сидели у костра.
Рыбалка была удачной. Присыпанные от мух травой пойманные речные обитатели высунули наружу краешки своих солидных хвостов. В котелке варилась уха.
Здесь же, на расстеленной по земле дерюге, разложен был и нехитрый рыбацкий набор: нарезанное ломтиками сало, зеленый лучок, пара банок с какими-то соленьями, алюминиевые кружки, ножи, надкусанный огурец, кругляшки копченой колбасы, пустые жестянки из-под пива и, конечно же, уже изрядно употребленная бутылка водки.
Ветер шумел в кронах деревьев. От кипящей ухи шел ароматный пар.
Чуть дальше, за палаткой, на лугу стояли два полноразмерных внедорожника.
Мужчины смотрели в сторону горизонта, над которым повисло огромное солнце, и на пылающее в его лучах закатное небо.
Один из них спокойно пожевывал сорванную травинку, другой курил, глубоко затягиваясь и хмурясь каким-то своим мыслям.
Докурив сигарету, он щелчком бросил окурок далеко вперед, наблюдая как тот, словно маленькая комета, огненной дугой полетел с обрыва вниз, в реку, а потом, все так же хмурясь, посмотрел на своего соседа и спросил:
- И что же было дальше, Лысый?
Лысый вытащил изо рта травинку, немного помолчал, с видимой неохотой отвлекаясь от соприкосновения с окружавшей их красотой, и, невесело усмехнувшись, ответил:
- А что дальше? Когда закончили канителиться, сели перекурить. У меня своих не оказалось - видать оставил пачку в другой куртке, вот и пришлось пользовать марсианский "Беломор". Может это и не при чем, да только, как мне теперь кажется, тогда-то все и началось.
- Что началось? - собеседник буравил Лысого взглядом.
- То и началось, что враз стало до того тошно, что я понял - жить так дальше нельзя!
Лысый прихлопнул на щеке комара и продолжил:
- Челаша знаешь? Ну, того, который одно время регулярно в лес выезжал, в разные места, чтобы его там на несколько часов в землю в гробу с трубой для дыхания закапывали. Он ещё говорил, что это ему шибко помогает жизнь по-особому любить. Так вот, когда мы "Беломору" этого самого курнули, и на меня накатило, я вспомнил, что на квартирке нашей одной Челаш девчонку малолетнюю держит для Сидора, под выкуп от папашки-толстосума. Вот и решил я, значит, новую жизнь с доброго дела начать - вытащить эту девчонку оттуда. Я тогда у Марсианина спрашиваю: "Громыхнем под занавес?", а он в ответ: "А уроды будут недовольны?" Я говорю: "Абсолютно!", а он говорит: "Согласен!"
...
В угрюмой убого обставленной двухкомнатной квартире, посреди проходного зала, застеленного неопределенного цвета зашарканным ковром, на кресле с ободранными деревянными подлокотниками сидел крупных габаритов молодой человек совершенно хулиганской наружности.
Молодой человек поедал с громким хрустом чипсы. Вытянув вперед ноги, он смотрел на экран чёрно-белого телевизора, стоявшего на том, что когда-то было комодом. Телевизор транслировал какое-то увлекательное действо, сопровождавшееся регулярными взрывами искусственного смеха, отчего молодой человек, при всей своей звероподобности, на удивление приятно улыбался.
Кресло жалобно скрипело под ним, словно вело свой последний отсчет.
В этот момент задребезжал звонок у входной двери, и тотчас из соседней комнаты, откуда все это время слышна была непонятная возня, раздался жесткий голос:
- Гузя, а ну глянь, кого там принесло в такой час!
Толстяк, пыхтя, поднялся с кресла, прошел в прихожую и посмотрел в глазок.
- Там Лысый и с ним еще кто-то! - откликнулся он густым баском.
В ответ послышались невнятные ругательства, и тот же голос тем же приказным тоном продолжил:
- Опять, поди, у Сидора что-то в программе поменялось. Ох, и надоели мне эти умники! Работать не дают… Запускай!
Гузя открыл дверь, но продолжал стоять в дверном проеме, разглядывая гостей.
- Я не понял, какого черта ты на проходе застрял? - Лысый удивленно поднял брови.
Гузя кивнул на стоявшего чуть позади человека в телогрейке и ответил вопросом на вопрос:
- А что это за кент с тобой?
Лысый нехорошо улыбнулся:
- С каких это пор ты, Гузя, вопросы задавать научился? Головным мозгом обзавелся что ли? В первый и последний раз отвечу - это племянник Сидора. Любимый. Понял?!
Гузя попятился назад, давая пройти, но продолжал внимательнейшим образом рассматривать второго гостя.
- Что-то на Сидора он совсем не похож. Да и староват для племянника, – проворчал он, закрывая за ними дверь.
Тут человек в телогрейке, у которого на спине белой масляной краской было написано волшебное слово "adidas", подал наконец голос:
- По *блу хочешь, Пинкертон?
Огромный Гузя с какой-то даже жалостью посмотрел на него сверху вниз и смущенно пробормотал:
- Что? Да ладно! Не больно-то и страшно.
Обмен приветствиями таким образом закончился, и все трое прошли в зал, где их уже поджидал обладатель командного голоса - невысокий коренастый человек с очень неприятным выражением агрессивной наглости на лице и огромным шрамом на лбу. В руках он держал почти допитую бутылку пива.
- Ну, что там Сидору еще понадобилось? - спросил он грубо и бросил на вошедших острый взгляд.
Лысый выдержал его и совершенно спокойно ответил:
- Для начала посмотреть, что ты тут напахал, любезный.
Человек с бутылкой пива как следует отхлебнул из нее, сотворил небольшую паузу и осклабился:
- А что смотреть? Работаем.
Лысый для симметрии тоже помолчал немного, огляделся по сторонам и кивнул сочувственно на бутылку:
- Да я вижу. Аж запарился, бедный!
- Тебя что-то не устраивает? - в голосе неприветливого собеседника звучал очевидный вызов.
Лысый между тем продолжал смотреть на него почти ласково:
- Мне по-барабану, Челаш, только Сидор сказал, чтобы ты закруглялся побыстрее. До завтра нужно закончить.
- А что за пожар?
- А я почем знаю? Когда Сидор что-то объяснял?
- Ну да, ну да… - Челаш покивал головой и вдруг подозрительно прищурился. – А почему он сам не позвонил - тебя прислал? И еще племянничка какого-то.
Момент был щекотливый, но Лысый и бровью не повел:
- Так ты ему позвони. Он как раз сейчас у себя на даче играет в старое доброе "сунь-высунь" - точно будет рад тебя слышать!
Подозрительности во взгляде Челаша не убавилось, было видно, что он колеблется.
Впрочем, продолжалось это недолго, в конце концов он смягчился и уже более миролюбиво пробурчал:
- Ладно, пойдем. Я уже заканчиваю. А этот, - он кивнул в сторону дутого племянника, - пусть здесь подождет.
...
Соседняя комната практически пустовала. Окна были наглухо занавешены толстыми портьерами, и свет почти отсутствовал.
Недалеко от входа стоял совсем небольшой холодильник, а рядом с ним кемпинговое раскладное кресло в веселую бело-оранжевую полоску. Тут же на полу расположилась целая батарея пустых пивных бутылок - Челаш проводил свое рабочее время весело.
Около кресла стояла выключенная осветительная установка и штатив с видеокамерой.
Лысый не сразу заметил в дальнем углу скорчившуюся маленькую фигурку, но когда Челаш включил подсветку, он смог разглядеть все.
Это была худенькая маленькая девочка. Она сидела на полу в одних трусиках, обхватив ручками согнутые в коленях ноги, дрожа крупной дрожью и еле слышно всхлипывая.
У нее было чумазое личико и большие, полные страха глаза. На шее девочки был жесткий собачий ошейник цепью прикованный к батарее отопления. Рядом с ней стояла большая металлическая миска с остатками какой-то еды.
Челаш тем временем сел в кресло, допил свое пиво, включил с пульта видеокамеру в режим записи и устрашающе громко крикнул:
- Ну что, играем дальше?!
Из глаз девочки покатились слезы. Она была совершенно обессилена и поэтому могла только негромко хныкать: "Не нужно, дяденька! Ну пожалуйста, не нужно!"
...
Лысый разлил водку по кружкам и выпил, не чокаясь и не закусывая. Воспоминание было тягостным - лицо его помрачнело.
Собеседник его тоже взял кружку, но глотнул совсем чуть-чуть, больше для вида. Он все так же внимательно наблюдал за Лысым, но не было в его взгляде сочувствия, а только какая-то техническая заинтересованность в определенной информации.
Солнце почти зашло, из-за горизонта виднелся только его краешек. Сумерки сгущались и стало заметно прохладнее.
- Потом Челаш начал в нее пустыми бутылками кидать, как из пулемета стрелять. Сначала в стену с одной стороны, затем с другой. Я стоял и ни рукой, ни ногой пошевелить не мог. Видно, это так Бог закреплял во мне на долгую память свой урок о том, в какое же дерьмо я превратился. - Лысый склонил голову. Ему было трудно говорить. - А третьей бутылкой он ей в голову попал. В лоб. Она плакать перестала и вдруг удивительно спокойно посмотрела на меня своими огромными глазищами. Молчит и смотрит. И кровь из раны течет.
Он снова замолчал, в этот раз надолго.
Собеседник начал испытывать нетерпение. Его не интересовали все эти лирические отступления.
- А что Марсианин? - попытался он направить рассказ в нужное русло.
- Ха! - Лысый искренне улыбнулся. - Марсианин - молодец! Когда я Челаша вырубил и девочку в машину отнес, он с Гузей разбираться остался. Потом вернулся весь разукрашенный, но довольный, вытер разбитый нос и говорит: "Здоровый кабан этот Гузя! Два зуба мне выбил." Я у него спрашиваю: "Ну а ты?", а он потупился и отвечает, как извиняется: "А я ему ухо откусил..."
...
Выстрел разбудил устроившихся на ночлег ворон. Они поднялись в стремительно темнеющее небо, и, тревожно каркая, принялись летать кругами над кронами тополей.
Костер под котелком потух, только угли дышали красным жаром. К ухе так и не притронулись.
Человек, который выслушал рассказ Лысого до конца, старательно уничтожил все возможные следы своего пребывания и быстро прошел к автомобилю.
Запуская двигатель, он подумал о том, что Лысый был человеком с правильными понятиями, и сразу зная что к чему, не стал делать глупостей.
А еще он подумал о том, что торопиться сообщать Сидору новости не будет. Теперь нужно было как следует выпить и расслабиться, потому что работа у него была тяжелая.
3. Сосунок. (Отрывки из дневника Саши И****ва)
Папа - хороший семьянин. Шлюхи у него дорогие. Ничего личного - только деньги.
Мама, конечно, не знает.
...
Сегодня папа был очень доволен. Теперь у него все под контролем.
Хорошо, когда контролируешь поставки муки, поставки угля и поставки медикаментов.
Как сказал папа, фармацевтика - самое выгодное занятие после порнографии. Это он где-то читал.
Папа контролирует "Первую Хлебную Компанию", "Первую Угольную Компанию" и компанию "Авиценна".
Может он и еще чего контролирует, потому что любит быть №1.
Я спросил у него, почему "Авиценна", а не "Первая Фармацевтическая Компания"? Он разозлился и назвал меня "Сосунком".
...
"Жгли" в студии у Аркадия Викторовича.
Сеня на днях порвал со своей девчонкой - узнал, что пока он пьяный валялся, она по-тихому переспала с его товарищем.
Поэтому Сеня был молчалив и мрачен и лупил по барабанам изо всех сил.
У меня тоже неплохо получалось. "Фэндэр" великолепен.
...
Папу бесят мои дружки.
А еще его бесит, как я улыбаюсь, когда он со мною о "серьезных вещах" пытается разговаривать.
Сегодня орал на меня минут пятнадцать. Он, понимаешь, в поте лица своего пашет на семью, а я, мол, расту балбесиной, ничего мне не надо, с укурышами всякими якшаюсь, позор джунглям, короче.
Хотел ему сказать, что знаю на ком он пашет в поте яйца своего, да не стал - мама была дома.
...
Папа нынче мил и ласков - еще на работе засадил какого-то вискаря, который ее величество Елизавета Вторая потребляет. Дома добавил и принялся меня правде жизни учить.
Правда жизни заключается в том, чтобы налаживать связи с нужными людьми.
Если человек тебе чем-то обязан, то ты можешь рассчитывать на его лояльность.
По-моему чушь полная.
Типа, "Этот Василий Алибабаевич, этот нехороший человек, предаст нас при первой опасности".
...
Папа решил взяться за меня всерьез.
Сегодня возил меня в тир, где он пристреливал свой новый "Зауэр".
Когда они с инструктором все там настроили, дал и мне пострелять.
У меня талант.
Сказал, что если он заметит "прогресс" в моих мозгах, то он возьмет меня на охоту в Африку, слона добывать.
Нашел чем купить! Мне "птичку жалко", не то что слона.
...
"Враги плетут интриги". В последнее время слышу это довольно часто.
Какая-то история с каким-то фондом. Папа через день летает в Москву. Злой, потому как "поиздержался".
Нашел проблему!
Проблема - это возвращение на сцену Sex Pistols. Редкостное убожество.
А какие они были красавцы в молодости!
Толстый Джони Роттен блеет, как овца. Да лучше бы они все сдохли, как Сид Вишас!
...
Мама плачет. Пока она ему под его "Мутона Ротшильда" бараньи ноги запекала, папа с лярвами развлекался. Теперь она знает.
...
Папа дома почти не ночует. Типа, работы много. Говорят, у него 18 летняя соска.
Старый козел.
...
Рейтинг папы попер вверх.
На днях ездил какую-то ленточку перерезать. Полоумные бабки с цветами: "Василий Николаевич! Спасибо Вам за наше счастливое детство!"
Василий Николаевич - сама скромность: "Мы смогли, несмотря НА!"
Потом заведенный толпой Василий Алибабаевич садится в бронированный членовоз и едет драть 18 летнюю соску.
...
На репетиции чуть не подрался со Степой.
Недавно у него умерла от рака мать.
Умирала жутко, потому что наркотики по какой-то причине получить так и не смогли. В подписях запутались.
Степа назвал моего папу пид*ром.
Я и сам знаю, что он пид*р, но все равно обидно.
...
Шел домой по набережной и увидел Марсианина.
Тот сидел, свесив ножки, в телогрейке с надписью "adidas" и смотрел на воду.
Натуральный марсианин. Кругом все злые ходят, а этот непонятно лицом светится. Сидит и папиросу курит.
Я сначала подумал - обдолбанный, потом подумал, что он из психушки сбежал.
Подошел к нему поближе, говорю: "Закурить не будет?"
А он мне в ответ: "А оно тебе надо, Сосунок?"
Я поначалу разозлился, а потом в глаза ему посмотрел и перестал.
Говорю: "Обидное Вы, дяденька, прозвище ко мне употребили. Так меня только мой папенька называет. Папенька-то мой - редкостная сволочь, а вот о Вас я почему-то лучше думал!"
Улыбается.
Я к нему подсел. Закурили его "Беломор".
Тогда-то все и началось.
...
Из окна приемной директорского кабинета "Первой Угольной Компании" была хорошо видна площадь перед центральным супермаркетом. Приезжая сюда за продуктами, папа демонстрировал свою близость к народу.
Близость папа демонстрировал точно в 12:30. По нему можно было сверять часы. Этим фактом Саша и воспользовался.
Ему было достоверно известно, что дядя Игорь, гендиректор ООО "Первая Угольная Компания", с утра убыл по поручению папы в какой-то райцентр, а по возвращении, не позднее 14:00, должен был быть у него с докладом.
Сашу в компании знали, поэтому когда он пришел "до дяди Игоря", его провели в приемную и усадили на кожаный диван ждать.
Саша знал, что в приемной видеокамер не было, потому что секретарша у дяди Игоря была красивая, а сам дядя Игорь был совсем не безгрешен, и диван, на который его усадили, надо полагать, повидал всякое.
Поэтому, когда в 12:15 секретарша дяди Игоря ушла на обед, он закрыл входную дверь на защелку, вытащил из чехла от "Фэндера" припрятанные там части папиного "Зауэра" и собрал их, как учили.
Открыв окно, он встал в глубине комнаты и, глядя в цейсовскую оптику, прицелился по предполагаемой линии огня, с удовлетворением отметив, что сердце бьется ровно и руки ничуть не дрожат.
Он поставил ружье у стены и стал ждать.
...
Ровно в 12:30 подъехал папин "Навигатор" и спецоперация началась.
Двое верзил побежали вперед контролировать вход снаружи и внутри. Еще один шел рядом с папой, изображая полную готовность ко всему.
Саша не торопился. Он знал, что на выходе папа будет двигаться не спеша. Подданные должны были видеть насколько он умерен в своих аппетитах. Небольшой полиэтиленовый пакет с торчащим оттуда багетом или курячьими ножками - вот и все.
Саша дослал патрон в патронник и стал ждать.
...
Все шло точно по плану.
Папа показался на пороге и тихо двинулся к автомобилю. На лице у него висела дежурная улыбка.
Перегруппировавшиеся верзилы озирались по сторонам.
Саша взял ружье на изготовку и поймал в прицел папин лысеющий череп.
Аккуратно положив палец на спусковой крючок, вспомнил, что, согласно техническим характеристикам, усилие необходимое для произведения выстрела составляет 1300-1500 грамм.
Он снова выразил самому себе удовлетворение по поводу отсутствия дрожи в руках и затаил дыхание перед последним движением.
...
Марсианин появился черт знает откуда. В своей дурацкой телогрейке, раскинув руки крестом.
Саша мог поклясться, что увидел в прицел его взгляд. Увидел и как будто ослеп на мгновение.
А когда прозрел, то понял, что все кончено.
Папа, пригнувшись, под прикрытием широкоплечих секьюритис залезал в "Навигатор", который, взвизгнув колесами и зарычав двигателем, без промедления умчался прочь.
Марсианин лежал на тротуарной плитке. Саше казалось, что в воздухе до сих пор плавают мелкие хлопья ваты из его телогрейки.
Уже бежали туда люди в серых фуражках, а человек в черном, который ходил с папой как приклеенный, встав на одно колено рядом с Марсианином, держал в руке пистолет.
...
Саша разобрал "Зауэр", и снова упаковал его в футляр от "Фэндера".
Он чувствовал, что душа его прикреплена к телу тонкой ниточкой. Еще немного и она оторвется и улетит, а он, как папа, всю оставшуюся жизнь будет трахать восемнадцатилетних сосок.
...
В вечерних новостях сообщили, что на губернатора было совершено покушение.
Марсианин - террорист.
Если бы Бог наказывал немотой за ложь, то, вероятно, в подлунном мире стояла бы гулкая тишина.
Но одну вещь я все-таки понял.
Важно не то, чтобы НЕ БЫЛО таких, как папочка.
Важно самому НЕ БЫТЬ таким, как он.
4. Марсианин
Иван Сергеевич не верил в мистику. Он был кадровый офицер, служил давно и всякого повидал на своем веку. Да и организация, которой он отдал всю свою жизнь, не предполагала наличия у сотрудников склонности к фантазиям, которые мешали бы делу.
Щит и меч оставался самим собой и после того, как исчезла пятиконечная звезда с серпом и молотом, а ее место занял двуглавый орел.
Неоперившаяся молодежь по этому поводу подшучивала иногда, что теперь эта звезда у орла на спине, но Иван Сергеевич в таких случаях не позволял себе даже и тени улыбки. Его собственное главное правило гласило: "Никто не должен знать твои мысли".
Время шло. Многое менялось. Сослуживцы становились большими людьми, и не только потому, что продвигались по службе. Кое-кто был взят на самый верх для решения другого круга задач.
А Иван Сергеевич год за годом все сидел в своем кабинете и за эту свою незыблемость получил в кругу тех, с кем ему приходилось общаться по работе, прозвище "Бюст".
Детей у него не было, только жена, тихая женщина, с которой они почти не разговаривали за ненадобностью, так как понимать друг друга научились без слов, а в жизни у них не происходило решительно ничего примечательного - Иван Сергеевич всего себя отдавал работе, а работа у него была такая, о которой распространяться где бы то ни было не полагалось.
Теперь же Иван Сергеевич сидел за своим столом, а на столе перед ним лежала пачка папирос "Беломор" и папка с короткой надписью "Марсианин".
...
На место происшествия они выехали по сигналу из МВД: "Покушение на высокопоставленного представителя государственной власти. Террорист уничтожен сотрудниками охраны при попытке подрыва взрывного устройства."
Правда, сразу по приезду выяснилось, что ничего подобного и в помине не было, а был только не по погоде одетый неизвестный мужчина тридцати с небольшим лет. Тем не менее, учитывая вовлеченные персоналии, дело взяли на контроль.
Применивший оружие на поражение охранник настаивал на том, что человек, в которого он стрелял, не подчинялся приказам остановиться, странно развел сжатые в кулаки руки, так, что не было никакой уверенности в том, что у него там нет замыкателя цепи детонатора, и на человеке этом в летнее время была одета телогрейка, которая, по мнению охранника, могла служить прикрытием для пояса со взрывчаткой.
Личность погибшего установить не удалось, при нем не было никаких документов, пальчики его в базе отсутствовали, и заявления о пропаже без вести тоже не поступило.
Однако, в результате проработки найденных при нем вещей выяснилось, что телогрейка с нанесенной на спину масляной краской надписью "adidas" фигурировала в донесении одного информатора, который был членом известной в регионе ОПГ.
В этой криминальной группировке произошел беспрецедентный случай - была освобождена ранее похищенная с целью выкупа девочка одиннадцати лет. Как сообщал информатор, это произошло по инициативе одного из активных участников группировки по кличке Лысый, который вместе с человеком, которого он называл Марсианин, напал на охранявших ее двух других членов банды, после чего они вывезли девочку с конспиративной квартиры и вернули родителям. Позже Лысый был убит, а Марсианина, как не искали - найти не смогли.
Вот так у папки появилось название.
Дальше - больше. При более детальном изучении донесения информатора, Иван Сергеевич обратил внимание на любопытный факт: необъяснимое поведение Лысого было, судя по всему, спровоцировано курением папирос "Беломор", предложенных ему Марсианином.
Очень похожие папиросы "Беломор" обнаружились еще раз, в не менее странной истории - в одном из управлений МВД за короткий период сошли с ума два сотрудника, один из которых выбрал очень своеобразный способ для самоубийства, когда на своей машине, упакованной под крышу емкостями с бензином, спалил себя и кучу автомобилей на стоянке, а второй впал в полный неадекват и на одном из заседаний посвященных этому инциденту, где присутствовали представители контрольной комиссии из центрального аппарата министерства, устроил невероятный скандал, высказав без обиняков все, что он думает о присутствующих, и для пущей убедительности засунул себе два пальца в рот, в результате чего его стошнило на мундир генерал-майора - начальника комиссии.
Согласно имеющейся информации, оба указанных сотрудника перед упомянутыми событиями курили папиросы "Беломор".
Связь с Марсианином в данном случае ничем не подтверждалась, но и исключать ее тоже было нельзя.
Дело приобретало совершенно новый оборот. Можно было предположить, что во всех этих случаях использовалось какое-то сильнейшее психотропное вещество, которое вызывало у употребивших его маниакальные синдромы, причем синдромы эти имели схожие признаки: люди входили в острейший диссонанс с теми системами, внутри которых они жили, и начинали предпринимать попытки эти системы изменить.
А вот это был уже совсем другой уровень. Это была уже сфера национальной безопасности. Противник применяет новое оружие на нашей территории. Необъявленная, невидимая война, которая уже началась. Марсианин - вражеский диверсант.
В вещах убитого была пачка папирос "Беломор". Это давало возможность определить химический состав использованного вещества.
На это были брошены все силы, но результат был нулевой - по заключению экспертов в папиросах "Беломор" был обыкновенный табак с примесью самой обыкновенной соломы. Возможность обработки табака каким-нибудь быстро распадающимся веществом те же эксперты не смогли ни подтвердить, ни опровергнуть.
Отработка очень перспективной версии зашла в тупик.
Оставалась версия более сложная с точки зрения подкрепления ее фактами. Эта версия подразумевала то, что влияние на людей оказывал сам Марсианин.
Как ее прорабатывать Иван Сергеевич не знал. Можно было строить гипотезы, но как продвинуться дальше гипотез? Марсианин-то был мертв.
Да и гипотезы получались одна другой ерундовее: супергипнотизер, человек с мощнейшим энергетическим полем, вещающий в мультиканальном режиме на частоте головного мозга управляющими импульсами...
Самая смешная заключалась в том, что Марсианин - это Иисус Христос.
Гипотеза эта, кстати, была довольно логична. Особенно если принять во внимание теорию, которую Иван Сергеевич то ли слышал, то ли вычитал где-то, и согласно которой Иисус много раз являлся на Землю, но люди были так заняты тем, что мучили и уничтожали друг друга, что всякий раз убивали и его, даже не заметив, кого, собственно, они только что соизволили умертвить.
В этом случае вся история представлялась как какая-то модерновая тайная вечеря с раздачей "Беломора" вместо надломленного хлеба. А люди его "вкусившие" и попавшие в диссонанс с системой, на самом деле принимались менять не систему, а себя внутри системы.
Такой вариант был еще хуже и гораздо разрушительнее, что-то наподобие вируса иммунодефицита, а значит Марсианин был гораздо опаснее, чем любой диверсант.
Естественно, эти мысли Иван Сергеевич поместил внутрь себя под гриф "Совершенно Секретно. Особая Папка", но запрос о результатах вскрытия послал. Вдруг обнаружится что-нибудь интересное. Какой-нибудь гигантский гипофиз, например.
Тут-то и началась совершеннейшая мистика, в которую Иван Сергеевич не верил.
Вскрытие сделано не было по причине несвоевременно лопнувшей в морге трубы водоснабжения, которую почему-то чинили очень долго - целых три дня. А когда по прошествии этих трех дней судмедэксперт заглянул в холодильник, куда было помещено тело Марсианина, то его там не оказалось. Оно бесследно исчезло. В холодильнике лежали только простынь и бирка с номером.
На все эти чудеса имелся соответствующий акт.
...
Иван Сергеевич сидел и смотрел на самый главный вещдок.
Что-то в этом, определенно, было, иначе с чего бы он забивал себе голову подобной чушью? "Беломор" влиял на расстоянии?
Иван Сергеевич отдавал себе отчет в том, что такие его мысли могли быть свидетельством начинавшегося сумасшествия.
Может быть да, а может быть нет, но это не меняло сути. Перед ним на столе лежало, возможно, нечто пострашнее атомной бомбы.
Нечто ниспровергающее устои, на которых стоит мир.
Нечто, зародившееся две тысячи лет назад, а может быть и ранее, а может быть и вообще изначально, до сих пор ЖИВОЕ, несмотря на то, что его рвали с корнем, а когда не вышло, превратили в балаган.
Орел на щите замахал крыльями - звезда с серпом и молотом жгла ему спину.
Иван Сергеевич очень хорошо знал, что такое долг. Это был его момент истины. Или момент его истины.
"Но, что есть истина?!" - безнадежно пискнул мозг.
Этот писк он безжалостно раздавил монументальным: "Никто, кроме меня!"
...
Пачка "Беломора" со всеми папиросами догорела в пепельнице.
Убедившись, что все потухло, Иван Сергеевич вытряхнул горсть серых хлопьев в мусорную корзину.
Можно было идти домой к тихой послушной женщине, молча сидеть в кресле, слушая через открытое на проветривание окно шум проезжающих туда-сюда машин, и в полной мере ощущать, как еле-еле ползущее время растягивает жизнь в невыносимую бесконечность.
Да, можно было идти домой, но внутренним взором Иван Сергеевич вдруг ясно увидел, что на безымянной высоте, как когда-то давным-давно ее далекая прародительница, вздрогнула, съежилась от ужаса и затрепетала листвой осина, а потому он вернулся к столу, сел, расстегнул кобуру и извлек оттуда свое табельное оружие.