Вера Ивановна - уж так она была устроена – всегда всё примечала и как будто бы записывала в свою память. И в нужный момент что-то, единожды попавшее в её поле зрения, могло всплыть так ясно, что она этому не удивлялась. Скорее, её удивляло, когда люди не могли вспомнить даже самые яркие события своей жизни - не то, что мелочи. При случае она любила подчеркнуть, что помнит себя с трехлетнего возраста.
Вот и на этот раз небольшой эпизод из городской жизни вернул её к событиям детства. Вера Ивановна прогуливалась по площади и любовалась, как снег, пушистый и лёгкий, делал город белым и красивым. Настоящая зима стала редкостью в последние годы, постоянные оттепели - привычнее. Не она одна захотела прогуляться этим вечером, но среди всех горожан бросилась ей в глаза молодая чета с двумя, по виду шестилетними, детьми – мальчиком и девочкой. Их был двое, а санки – одни. Дети сначала мирно сидели на санках друг за другом, но в какой-то момент им стало тесно, и начался спор. Девочка отнимала санки у брата, тот не сдавался и тянул их за спинку к себе. Почему она не прошла мимо?
Выяснилось, что это двойняшки. «Как мы с Мишей», - подумалось Вере Ивановне. Она, всегда легко сходившаяся с людьми, подошла и доброжелательно предложила:
- Ребята, а вы лучше маму вдвоем покатайте на своих санках. Сможете? Сил хватит?
Родители, сами ещё совсем юные, обрадовались такому выходу, а малыши уже дружно тянули санки в одну сторону. «Как мы с Мишей», - опять подумала Вера Ивановна.
Миша – её брат, двойняшка. Он родился первым, был на целый час её старше, но в детстве первой, более решительной всегда была она. Вот и тогда, в сорок втором, именно она подбивала Мишку и младших Колю и Сашу бегать на зенитную батарею. Эта батарея располагалась на крутом берегу Волги. Здесь же, только чуть дальше от обрыва, тянулась цепочка домов родной станицы их мамы, в которую она привезла своих ребятишек, не поехав в дальнюю Алма-Ату, куда было предложено эвакуироваться.
Никто тогда и не думал, что война так затянется. Отца из Ярославля, где они жили до войны, перебросили в Омск вместе с артиллерийским училищем, в котором он преподавал. Старший брат Вова – уже на фронте, под Сталинградом, и пока жив. (Его последнее письмо придёт в мае сорок третьего из-под Ростова). А они, разновозрастная малышня, - главная забота их мамы Агриппины Сергеевны: накормить и уберечь.
Кто же знал, что фронт будет так близко? Фашистские самолёты летят низко-низко, какой-нибудь фриц даже может помахать из кабины рукой детям. И тут же сбросить листовки и мины. Мины с немецких самолетов падали прямо в Волгу. Взрослые объясняли: это для того, чтобы наши не могли по Волге перевозить людей и грузы к Сталинграду. Так минировали речную дорогу.
Вот для обстрела этих самолётов на самом высоком месте берега и была поставлена зенитная пушка. Веру и Мишу больше всего удивляло, что солдатами на батарее были четыре молодые девушки. Станичная детвора выстраивалась напротив батареи и наблюдала за зенитчицами. Жили они в палатке рядом с пушкой. Сами готовили себе еду. Смеялись и любовались красавицей Волгой. Опасность приходила ближе к вечеру, в это время мамой строго-настрого было запрещено отходить от дома. Вечером Агриппина Сергеевна укладывала детей спать. Жара стояла ужасная, свойственная тем местам, поэтому ночью спали с открытыми окнами.
От их дома до батареи – рукой подать. Вечером, когда на Волгу летели фашистские самолеты с минами, зенитчицы начинали бить из пушки по ним, а немцы – сбрасывать мины не только в воду, но и на батарею. Иногда, дети, проснувшись утром, собирали с пола осколки мин, влетевшие в комнату за ночь из окна. Мама в ужасе смотрела на эти железяки и думала: «Что же делать?» Дети мчались на батарею, потому что всё время боялись за своих зенитчиц – живы ли.
Однажды утром, когда Вера с Мишей прибежали на батарею, там стоял зелёный крытый грузовик. Офицер прощался с четырьмя девушками – зенитчицами. Только это были уже совсем другие девушки. Ребята так и не узнали, что же произошло в эту ночь с их знакомыми зенитчицами, но после этого случая мама решительно собрала всех детей и отправила подальше в степь, туда, где на арбузной бахче работал какой-то её родственник.
Арбузы… Сначала - неспелые, зелёные, но детвора их всё равно ела. Да что – детвора! Солдаты, голодные и утомлённые, двигаясь по проходившей мимо бахчи дороге, срывали арбузы и ножами резали зелёную арбузную мякоть, на ходу ели и прихватывали арбузы с собой. Постепенно арбузы зрели: розовели, краснели. С тех пор Вера Ивановна любит арбузы, но, пожалуй, такие вкусные, как в то военное лето, ей больше никогда не попадались.
Так дотянули до сентября, а там и школа. Зима была очень голодная, несмотря на собранный с огорода урожай. Всей семьёй ещё осенью запасли и насушили желудей. Мама их молола, добавляла отрубей, пекла что-то среднее между котлетами и оладьями. В свободное от работы время ходила по степным хуторам в поисках съестного для семьи.
И вот, уже в самом начале весны, когда снег начал сходить с полей, прошел по станице слух: «На том берегу Волги остались бурты картошки, и сторож продает её». Жители знали, что там ещё с осени заложили громадные кучи картофеля, прикрытые ботвой, – для армии. Был сторож, который жил в каком-то самодельном сарайчике и оберегал склад. Соседки обсуждали, что он теперь продаёт остатки этой оттаявшей картошки, если приходят дети. Не может им отказать. И все ребята были отправлены на добычу. В основном мальчишки, но Вера непререкаемо сказала: «Пойдём с Мишкой вдвоём, больше притащим!»
Утром взяли санки, мешок, верёвку. Всё бы ничего, да Волга, пригретая весенним солнцем, вот-вот должна была вскрыться, поэтому все спешили. Дорог был каждый день, если не час. По утреннему холодку с лёгкими санками перебрались благополучно. Вера - в резиновых ботиках с отворотами, Мишка - в валенках с галошами. Лёд, правда, в некоторых местах прогибался, уходя под воду, но ребят выдерживал.
- Дяденька, дорогой, дай нам картошечки. Нам совсем есть нечего, а у нас ещё два братика маленьких. Вы же добрый! – Уговаривала Верочка небритого, промёрзшего сторожа, который уже и смотреть-то не мог на эту картошку. К тому же, оттаявшая, она издавала такой запах, что ему казалось: «Ни в «жисть» не забыть!» Жалко ему стало девчонку, которая так геройски ни в чём не уступала мальчишкам, перебравшись по льду через Волгу.
- Ступай, выбирай, - и он ей одной изо всех ребят разрешил брать картошку не подряд, а выбирать целые, хорошие картофелины.
Мешок на санках становился всё толще и увесистей. Вера с Мишкой крепко увязали его и дружно потянули санки к реке.
По льду от одного берега до другого пробирались с мешками картошки на санках такие же ребята, как они. Солнце, которому обычно радовались весной, сделало переправу настолько опасной, что противоположный берег заполнился взволнованно наблюдавшими за продовольственным отрядом женщинами. Лёд гнулся и потрескивал. Во вмятины тут же, по колено, набиралась ледяная вода. «Вера, осторожно! Трещина!» - Закричал Мишка, и они долго объезжали зиявшую чернотой трещину. «Не боись, Мишка! Вытянем!» - подбадривала то ли своего брата, то ли себя Верочка.
В этом месте Волга очень широкая. Они видели, что на их стороне реки крутой берег был весь усыпан станичниками. Матери, которым с высоты было хорошо видно, где под прибрежной водой уже нет льда, а где он пока сохранился, кричали, каждая – своему добытчику:
- Витёк! Левей, левей бери!
- Куда же вы, Миша, Вера!? Вправо, вправо надо!
Дружно тянули, толкали свои санки Вера с Мишей. Насквозь мокрым, им казалось, что они вот-вот провалятся в Волгу вместе с этими неподъёмными санками. Но надо, надо вытянуть! Там, на берегу, мама, братики! И почувствовалась под ногами земля, и увидели они маму, сбегающую с крутизны.
Это была их маленькая победа – Веры и Миши, брата и сестры, двойняшек. Сколько таких маленьких и больших побед было одержано за годы войны нашими людьми, чтобы сложилась одна на всех Великая Победа.