КАВКАЗСКОЕ НАПРАВЛЕНИЕ.
БЕГЛЯНКА.
Поезд медленно и неумолимо приближался.
Его силуэт как бы растягивался, видоизменяясь в пространстве и времени. Пространство наполнялось гулом, какой- то мощью и всё подминающей силой, готовой смять на своём пути любое препятствие, любую преграду.
Что ему кустик или травинка?
Что ему человеческая судьба?
Позади себя он оставляет лишь обугленную щебёнку да пахнущие карболкой шпалы.
Рельсы указывают ему путь и направление движения, и он неумолимо движется к заданному финалу.
Усталая путница с котомкой за плечами вдруг выпала из этого движущегося чудовища. Из-под полинявшего платка выбивались серые от преждевременной седины волосы. Глаза, наполненные невыплаканными слезами, смотрели безнадежно под ноги, словно по привычке.
Она всё ещё бежала по горной тропинке… Привязчивые колючки цеплялись за платье, резали голые ноги, вонзали свои шипы в тело. Противно и заупокойно подвывали шакалы. Где-то слышалась стрельба, шум тормозов. Очень далеко чей-то мужской голос звал на помощь…
- Мне кричать нельзя, - мысленно повторяла она. – Терпи, терпи. Беги. Быстрее беги.
Она разговаривала сама с собой в сердце, чтобы никто не услышал. Иначе теперь уже точно добьют. С рабами они не церемонятся. Никто не придёт на зов. Никто не захочет услышать…
Не для того её продал в рабство этот урод, но чтобы оттуда она уже не вернулась никогда…
- Врёшь, сволочь! Приду! Только кто тебя судить будет? Ведь откупишься, мразь… Только бы не заблудиться!
Она огляделась на ходу.
- Вот, это место помню. Здесь везли, около этой скалы сворачивали…
Послышался шум мотора. Она упала в яму справа от обочины и накрылась мусором и щебёнкой. Машина затормозила на повороте.
Только бы не чихнуть, не кашлянуть! Как назло, упавшие колючки на земле лежат...
- Умри, будь, как мёртвая, не дыши, - шевелилось в мозгу, всё внутри обмерло и похолодело…
...Вот она, эта горячая яма. Откуда всё это? Почему я здесь? Мне так страшно, просто невыносимо как страшно. Они меня ищут, они идут. Я слышу, как скрипят их шаги по песку.
Яма не такая глубокая, и соединяется с другой, такой же круглой и не очень просторной. Та выходит на поверхность. Видно, как падают лучи солнца прямо в яму.
- Она здесь. Надо засыпать песком и заживо похоронить, - и человек сверху поддал песок ногой так, что тот полетел в яму.
- Делать мне нечего больше. Пошли, - ответил другой.
- Нет, - возразил первый. – Хотя бы это сделаем.
Внезапно в яму вытряхнули из мешка кучу змей.
Гады начали расползаться из клубка, пытаясь переползти в мою нору. Вдруг возник жёлоб, и они буквально стекли по нему в воронку, образовавшуюся прямо у меня под ногами.
- А теперь ещё вот это.
- Зачем? Там же молчат? Значит, никого нет.
- Ну и что?
И вниз падает огромное количество чёрных огромных жуков, тяжело, подобно камням.
Их также засасывает в отверстие.
- Теперь огонь нужен. Напалм.
- Не надо. Ты что?
- Надо.
Я сжалась внутри своей норы…
… Я бегу по огненной воронке внутри своей печки. Огонь ласковый и добрый. А я – крохотная частичка этой жизни. Частичка огня. Душа горит любовью к Богу и к ещё одному чудесному моему другу – моему супругу. Что ваш напалм? Безумцы…
Сзади меня внезапно раздается голос:
- Здесь нора, ещё одна. Ползи сюда, за мной.
Часть стены проломилась и по подземному лазу я ползу за человеком, похожим на раба. Думаю, египетский раб. Он в сандалиях и набедренной повязке.
Ползу долго, начинаю задыхаться.
- Ничего, сейчас под рекой проползём, и на выход! – буркнул мне проводник.
И снова долгий путь. Раб ползёт очень быстро и я уже не успеваю за ним. Лаз становится более узким и мне невыносимо тяжко. Хочу попросить ползти чуть-чуть помедленнее и приподнимаю голову. Мелькают ужасающих размеров гениталии.
Что это? Наваждение?
- Именем Господа моего Иисуса Христа, кто ты? Отвечай, - спрашиваю проводника.
Он замирает. И вдруг стремительно уползает вперёд, как змей, и, выныривая где-то там наверх, хохочет:
- Я -Бафомет!
Голос его паскуден и ужасен, не передать словами.
Далеко впереди я вижу небольшое отверстие, а дальше – выход, лучи света.
- Ха-ха-ха! В какую ловушку я тебя заманил! Наконец-то заманил!
Раб дождался меня и проскользнул в отверстие выхода.
Я увидела в отверстие огромного змея. Тот злорадно кричал мне в яму:
- Я – сатана! Я обещал мстить тебе всю твою жизнь, и вот сейчас я расправился с тобой. Из этой дыры ты никогда не вылезешь.
И он, резко наклонившись, посмотрел на меня глазами того киллера, который пытал меня пятнадцать лет назад в Кирово-Пенчерске. Да, теперь из этой ловушки мне не выбраться. Камень стиснул меня со всех сторон и крохотное оконце в мир всё закаменело, потускнело. Его закрыл от меня дьявол.
- Ты убила мою любимую – белую змею. Теперь я сотру тебя в порошок!- зловеще прошипел он.
- Кишка тонка, червяк вонючий! – плюнула я ему в морду. – Жив Господь, Он меня спасёт!
- Ха-ха-ха! Он Себя-то с креста не смог снять! Какое Ему дело до тебя?
- Увидишь, гад. И сотрёт тебя в порошок Господь мой, как я стёрла твою вонючую подружку…
В это время моей руки коснулась мужская рука. Я открыла глаза. Где я? В красном тумане наш дом. Печка затоплена, играют огоньки, искорки. Милые глаза, безконечно любимые глаза мужа.
- Миленький, - простонала душа.- Помоги. На меня сатана напал.
- Я помолюсь за тебя, - сказал любимый. – Я помолюсь. Ничего не бойся. Лишь Господь это сможет – тебе помочь. Он обязательно поможет.
Муж заботливо склонился надо мною. Туман то скрывал его от меня, то разсеивался.
- Зови Господа на помощь.
- Спаси меня, Боже! Помилуй мя! – закричала я.
- Я с тобой, - ответил тихий Голос. - Не сдавайся.
ЗАПУСТИТЬ ЗМЕЯ.
… И вот беглянка лежит на тёплом снегу. Просторно, легко. Огромная рука вышла из-за облака и подняла её обидчика-змея в воздух, оплетённого колючей проволокой, словно каркасом. Жирное тело гадины повисло безжизненно, гнойной соплёй.
Перелески полны воздуха. Недалеко стоит Газель с малиновой кабиной и синим кожаным тентом.
Женщина бежит туда, садится за руль. Думает, что находится под тентом?
Надо проверить. Глядит, а там внутри убитые люди в крови.
Э-э, если поедет, могут остановить и спросить полицейские. И не отвяжешься потом. Задержат, могут посадить за чужое преступление. А она и так ничего не знаю. А им, убитым, теперь не поможешь. Надо ехать, пока никого нет. Сколько получится.
Садится за руль снова. Машина несётся по снегу.Выруливает из перелесков. Впереди далеко мотоциклы, море машин. За кем?
Выпрыгивает на снег, вытаскивает убитых. Прикрывает снегом…
Прячется за сугробами.
Всё во-время.
Подъехала братва на дорогих машинах, полиция, прокуратура и прочие, власть и деньги имущие. Над ними в небе висит заключённый в кованый мешок от неба до земли змей. Башка его вверху. Он – бездыханный. Небесная Рука держит его крепко.
Люди его видят и пытаются освободить. Они хотят притянуть его к земле. Прыгают, но не достают. Тогда крупные мужики залезают на кабину Газели, на тент, и стараются подпрыгнуть повыше, чтобы схватить змея за хвост и так его спустить на землю. Зачем?
- С чего бы они так суетились? – думает женщина. – Зачем им нужен сатана?
Людишки подпрыгивают, чтобы схватить змея, а змей подпрыгивает вместе с ними, потому что его подтягивает за верёвочку Кто-то сверху.
Вдруг контейнер с телом змея Всемогущая Десница поволокла вдоль земли. Тогда все людишки побежали следом.
А беглянка пошла в обратном направлении от них. Вдруг остановилась перед оврагом, похожим на уснувший вулкан. Он был весь покрыт снегом и заполнен убитыми людьми. Истерзанные тела их лежали вперемешку: дети, мужчины, старики, старушки, женщины. Все одеты бедненько.
Их было много.
Это убитые русские, русский народ.
Женщина подняла голову и увидела, что подвешенный змей уже над оврагом. Чувствуя кровь, он начал конвульсивно двигаться. Но тогда, при каждом его движении, голова начинает придавливаться и выкручиваться, как-будто рука моряка выжимает тельняшку. Чем больше змей пытался глотать кровь и пожирать плоть, тем сильнее его стягивала проволока железных пут. Змей придушивался.
Затем его потащили дальше вдоль земли. И где-то далеко наконец-то свернули голову, как нарезку ржавого болта.
Вдруг женщина духовным зрением увидела, как внезапно у змея обозначились гениталии,они словно выстрелили в сторону горизонта, - покрытые отвратным каким-то клеем. Словно клопы на них повисли приклеенные проститутки, каббалисты, масоны-гомосексуалисты, продажные политики, педофилы…
… Яма. Яма опустела. Хозяева держали её в яме, потому что она не захотела быть рабыней. Это была первая яма. Она думала наивно, что « Кавказский пленник» - это только классика. Но классика оказалась в другом. В том, что ничего не изменилось с тех пор.
Вторая яма – это мусор и колючки. Это яма сокрытия от погони. Но так ли уж она хороша? Пусть пахнет свободой, но пока нету её, этой свободы. Пока что остановилась машина на повороте и стоит мучительно долго не двигаясь. Мужские голоса… Это они говорили про напалм? Или это ужин в ресторане? Да, вот, этот будущий ужин, романтический, недалеко от работы. Вот сидящий напротив мужчина, его улыбка…
Что-то долго не идёт за ней поезд. Надо ехать. Намечен романтический ужин. И вкусный барашек…
…Поезда всё нет и нет.
- Сколько можно ждать? Куда я попала?
В конце перрона появился человек.
МЕТРО.ПРАВИТЕЛЬСТВЕННАЯ ВЕТКА.
- Куда идут поезда отсюда?
Невысокий парнишка, чуть повыше её, недоумевающе смотрит, словно не понимая вопроса.
- Куда идут поезда?- повторила она вновь.
- Куда? Не знаю. Их здесь ни разу не было – сколько я здесь живу.
Он удивляется не появлению женщины, а её вопросу. Она снова спросила:
- А сколько же ты здесь живёшь?
- Не знаю, - отвечает парнишка и оглядывается по сторонам. Кругом пусто, холодно и промозгло.
- Здесь холодно. У тебя нет дома? – она посмотрела на хлипкое его пальтецо.
- А у тебя разве есть дом?
- Нету. Я только что вышла из тюрьмы. Откинулась, как говорится, и мне некуда идти.
- Вот я и говорю: разве есть у тебя дом?
Они долго молчат.
Какой странный парнишка…
- У меня есть две книги. Хочешь, покажу?- он поднял на неё древний уставший взгляд.
- Да.
Он спрыгнул с перрона, достал из-под него две огромные книги и протянул их женщине. Она забрала их в руки и еле удерживает. Он смотрит оттуда, снизу… Его глаза огромные, покрытые чёрными кругами. Вдруг слышится звук поезда.
- Поднимайся, скорее!
Он пытается подтянуться, но срывается.
- Не могу. Ноги отказали.
- Ну, пожалуйста, ещё постарайся.
Он снова пытается, но соскальзывает. Женщина хватает его за плечи и старается вытащить. В последний момент, когда уже показался из тоннеля слева поезд, она помогает парнишке перекатиться по перрону. И оба, вконец обезсиленные и напуганные, долго сидят на полу. Электричка пронеслась со страшной скоростью.
- Ты же мог погибнуть так. А если бы меня не было?
- Ну и пусть. Лучше погибнуть, чем так жить.
Они посидели ещё немного.
- Если бы не эти книги, я бы не выжил тут.
Женщина взяла в руки книги, но так и не смогла увидеть, что же там написано. Они были слишком тяжелы.
- Откуда же этот поезд? Ты говорил, что никогда поездов здесь не видел, - вздохнула женщина.
- Это, наверное, правительственная ветка. Они пролетели быстро. Видать, настиг их гнев Божий. Или ядерная война у них там. Или комета летит. Хотят спастись. Да разве от гнева Божия спрячешься под землёй? – в ответ вздохнул мальчик. А потом внезапно разсмеялся:
- Это всё ерунда. Пойдём-ка, лучше я покажу тебе моё метро.
- А как же ноги?
- Прошло. Ерунда!
Они встали и пошли по переходу. Долго шли. Открывались пустые станции. Их проходили мимо.
На одной из станций, где они остановились, были огромные стены – без конца и края. Стена напротив через пути – от пола до потолка была заполнена книгами, фолиантами. Такое захватывающее зрелище! И слева угол захвачен полностью.
- Это же древние книги! Как их много! – воскликнула женщина.
- Это – моя библиотека! Я – хранитель!
- Ты знаешь, что пропала библиотека Иоанна Грозного? Какие там были книги, - такие же, как эти фолианты?! Огромные, с золотом?!Вернее, не найдут её никак. Наверное, такие там и были книги?
- Знаю. Конечно, не найдут! Она не пропала. Она просто невидима. Её не видят.
Он снова посмотрел на неё своими невероятными глазищами. И ей стало спокойно.
- Оставайся здесь, - предложил он.
- Я так не смогу, как ты. Мне работать надо.
- Оставайся! Когда читаешь эти книги, - всё на свете забываешь! Я вот тоже так однажды зачитался – забылся и здесь остался.
- Тебя как зовут-то?
- Не помню, не знаю… Может, Сергей. А может, Родригес. А может, Паоло… Паоло Санчос.
Мальчик серьёзно задумался.
- Пьетро… Сильвестр… Алёша! Алёшенька…Вася. Васенька! Вано? Дато?
Вынырнув наконец из своего книжного мира, ставшего для него более реальным, чем окружающая жизнь, он сказал:
- Не помню. И не хочу помнить. Есть вещи гораздо интереснее этих условностей! – и он сделал рукою нетерпеливый жест. Женщина поняла, что его позвали книги.
- Давай прощаться. Я буду тебя помнить, - сказала она.
- Я провожу тебя. Сама ты не выйдешь отсюда.
Он провёл её странными ходами. Яркий свет улицы был мягок. Это чувствовалось, - другое время. Москва была поленовской, саврасовской, - ласковой, провинциальной, летней и доброй.
- Вот тебе фотки на память, - сказал мальчик, - Это мы с тобой в Иерусалиме.
- Но ведь…
- Знаю, знаю, успокойся, ты хочешь сказать, что мы там не были вместе и вообще… Успокойся. Это – Иерусалим!
Три фотки: вот, первая, как они вместе в кафешке за столиком, в окне – московский храм. А вот они на набережной.
- Ну вот же, это старообрядческий храм на Берсеневке!
- Это Иерусалим. Не спорь! – он серьёзен и весьма собран.
- А эта – последняя фотка, смотри: на втором плане снова храм, который у Саврасова в картине «Грачи прилетели»!
- Это – Иерусалим. Это – «И», есть – «е», русь-сал-им! Это – Русь. Молчи. Прощай. За поворотом – направо. Только туда ещё очень далеко.
Он быстро пошёл в сторону входа в метро.
- Как ты войдёшь в метро? Ведь у тебя же нет денег! Тебя не пустят!
- А я дорогу знаю. Иерусалим! Помни. Прощай!
Он махнул рукой , улыбнулся и растворился в московском каком-то мягком мареве, похожем на истому.
БРЕД, ПОХОЖИЙ НА ЖИЗНЬ.
Женщина шла по зелёной мягкой траве. Трава была прошлая –давних, далёких времён. Но такая родная-родная… Хотелось плакать и смеяться. Было внутри тепло и легко, сладко и радостно, словно окунулась в лёгкий тёплый воздух чего-то давно забытого, которое вот-вот вспомнится, вот-вот откроется! И тогда…
Лужайка, покрытая ковриком травы, открыла едва заметную тропинку. Она шла вправо. Подняв взгляд, женщина увидела полуразрушенный храм вдалеке.
- Иди, это Оптина пустынь, - раздался чей-то скрипучий голос.- Там тебя хоть переоденут в другую одежду, не зековскую. И ранец свой поменяешь… На сумочку. Дамскую.
- Переодеться надо бы, - мелькнуло в уме, - Но не хочу туда идти. Переоденут, переобуют, на послушание – и в монашество! Старая песня.
- Что же в этом плохого? Иди в монашки. Иди-и-и. Будешь сыта, одета, дома у тебя нет всё равно. Будешь, как у Христа за пазухой!
- У Христа ли?
Противный голос замолчал.
- Не хочу твоего монашества! И тряпками своими не заманишь, и жрачкой.
- Дешёвка! Продажная девка! Зечка! Сволочь! – голос ещё долго что-то бормотал. Потом смолк. Показав ему фигу, женщина прошла мимо развалин и свернула вправо.
Просёлочная дорога шла вдоль высоких бревенчатых домов, двухэтажных бараков, весело сияя своим тёплым блеском. Женщина разулась и пошла далее босиком, загребая ногами мягкую негу. Так было здорово!
Котомка легко болталась и не тяготила. Окошки домов подмигивали, хитро прищуривались, покрываясь сеточками улыбчивых морщинок. Ворота вовсю смеялись своими разинутыми ртами. Лавочки подпрыгивали, как детские деревянные лошадки.
Женщине было легко и смешно.
Вот «прошумела камышом» ватага мужиков. Все пьяные, с песняками. Потом потихонечку прошествовал задумчивый художник в удивительной шляпе, похожей на скрученный блин, сверху – вареник. Его старенький мольберт, потрёпанный ветрами и зноем путешествий, радостно мотался на тощих плечах в такт шагам, подобно маятнику часов.
Было жарко, но не знойно. Потому что трава была разстелена ковром. Потому что песок был чистый под босыми ногами. Потому что берёзы ласково гладили горемычную голову своими ветвями. В искрящемся свете навстречу шёл любимый.
… Сквозь забытьё женщина услышала шорох от шин удаляющейся машины.
Неужели уехали? Неужели не увидели?
Господи, слава Тебе!..
- А я из тюрьмы иду. Ты меня не узнаёшь?- улыбнулась женщина скорбно.
Прибежала деревянная лошадка и люди сели на неё, глядя друг другу в глаза.
- Такой статьи в законодательстве нет, - сказал муж,- ты не по статье сидела.
И продолжил:
- А ты разве не помнишь, что мы с тобой венчались, и уже давно вместе живём?
- Нет, я только что освободилась, - грустно сказала она. – А статья? Что такое статья? Это всего-навсего вымысел изощрённого ума, нанесённый на бумагу. А придумать можно всё, что угодно. Лишь бы побольнее.
- Скоро праздник святого Александра Невского. Надо позвонить по телефону, батюшку с тезоименитством поздравить, - отца Александра, который нас венчал.
- Я не помню, - тихо ответила она и опустила голову.
Голос неожиданно прозвучал откуда-то, словно говорящий был рядом и незримо присутствовал при разговоре.
- Ты живёшь в наше время, но одновременно пребываешь в начале 19 века…
- Но в наше время нет рабства…- робко заикнулась она.
- Ошибаешься. Есть.
Грянул сокрушительный удар грома.
…Она инстинктивно закрылась, словно от побоев. Ужасный ливень сплошной рекой начал колотить её по сгорбленным плечам. Каскады воды неслись прямо с гор на одинокую фигурку, тщетно пытавшуюся укрыться своим рубищем от холода и ужаса. Босые ноги разъезжались на глине и скользя, пытались унести жертву в пропасть, прямо в разверзтый страшный зев.
- Жертва, жертва, - плевались ледяные струи под порывами ветра.
- Жертва! – хохотало эхо грома, многократно отражаясь в расщелинах гор.
Было темно. Но разсвет мог проклюнуться в любое мгновение.
…- Нет, я не жертва. И никогда не буду ею. Скорее всё треснет пополам, чем вы дождётесь, сволочи! Это он – батёк – продал меня в эту тюрьму, - в рабство. Гад! – шептали истрескавшиеся губы.- Надо поторопиться. Это ночью страшно, а вот днём – опасно.
- Кто бы мог подумать! Сколько он мне грозился, что продаст меня чеченцам! Но я и поверить не могла, чтобы батюшка – и своего регента ! Как мешок картошки! Продать?! Ужас! Ну, держись теперь, кучерявенький соколик! Всё равно выберусь!
Видимо, решимость спастись во что бы то ни стало, овладела женщиной настолько, что она незримо прошла мимо многих постов и ловушек. И - вернулась!
Скорее же всего главным было то, что она принадлежала к древнему воинскому роду. А казаки, известно, всегда побеждали. Так было, так есть и так будет!
(Главы из романа " Там, где всё в цветах".)