ГРОЗНОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ.
Маленький мальчик спал в своей кроватке. На втором этаже хрущовки стояла печь-голландка, которую родители топили дровами. Но ребёнок постоянно то угорал до полусмерти, то болел, то простывал.
Всё это началось с того момента, когда отец мальчика – потомок кубанского казака, репрессированного советской властью и расстрелянного в 37 году, подался в компартию. Не по идейным соображениям, а ради карьеры.
Сродники не приняли такого его решения. Запомнился момент, когда он приехав в станицу на своём белом москвиче, получил отповедь от пожилого приземистого казака в военной форме и галифе, но без знаков отличия. Ремня тоже не было.
- Тю, Юрка, это ты что-ли? – спросил кубанец достаточно безцеремонно.
Такое отношение потребовало включения всех средств достижения паритета, но кубанец не унимался:
- Юрка, а это кто у тебя, жена что ли? А что ты, в станице девку не мог найти? А это кто? Сын? А что же он у тебя на девчонку похож? Тьфу! Ты его хоть построже воспитывай. А где ты работаешь? В райкоме? Ты что, в партию вступил? Тьфу ты, пропасть, а я еще с тобой разговариваю! – сказал козачина,– и отвернулся.
- Садитесь в машину, - прорычал отец и, врубив по газам, с крутым разворотом помчал из гостей. С тех пор они не общались и не знались.
Вступление в партию также было ознаменовано приходом незнакомого мужчины, который пришёл в дом без приглашения. Завёлся разговор, почему-то перешедший в детскую комнату. От зарплаты к работе, о власти и компартии. О родителях. И тут выяснилось, что сын разстрелянного НКВДэшниками казака, - тоже член КПСС.
- Что же ты мне тут справку о реабилитации отца показываешь, а сам к его убийцам пошел? – резонно спросил пришелец.
Не ожидавший такого поворота родитель перешел на фальшиво – официальный тон, которым разговаривают с незнакомыми людьми, - мол, то ошибка партии и перегибы, - но незнакомец правил игры не признавал.
- Почему же вы убили царя? – спросил он...
Что мог ответить на это выросший сиротой и с детства бившийся за выживание казачонок? Разве расскажешь, как родители бежали из станицы, где красное руководство уже определилось арестовать его отца как врага народа, как станичники предупредили их о грядущем аресте, как они бежали со станции Вешенка до станции Чир-Юрт в надежде спрятаться, как отца там всё же арестовали и они с матерью, носившей ещё в животе его брата, оказались на перроне чужого города. Без хаты и надежды на будущее. Сын врага народа… Нужно прикидываться и маскироваться, как пластун – разведчик во вражеском тылу, в чужой, оккупированной «всерьёз и надолго», а некогда своей России.
…Отец оглянулся на дверь. Она была закрыта.
Из кухни выбежала мать.
- Кто к тебе тут приходит?- раздражённо спросил её отец.
- Кто мог придти? Я думала, что это к тебе приходили.
- Чёрт знает что. Двери надо закрывать! – опять слишком громко сказал он матери.
- Видишь, дверь закрыта, - с удивлением ответила она.
Он снова, теперь уже с ужасом, оглянулся.
Всё ещё потрясённый, он не стал рассказывать ей о разговоре с таинственным пришельцем. Но ребёнок всё слышал.
- Зачем вы убили царя? – спросил у отца мужчина, - ведь он уже отрёкся от престола?
- А он мог стать флагом белого движения, - как на партсобрании, ответствовал собеседник.
Тяжело и неприятно посмотрел гость на хозяина.
- А детей, детей зачем вы убили? – снова спросил он.
- А они могли вырасти и претендовать на царский престол. Надо было выкорчевать всё это с корнем, - цинично ответил профессиональный оратор - политолог.
Присевший было на стул пришелец буквально подскочил от гнева и, показывая на маленького беззащитного ребёнка в кроватке, он прокричал:
- А он? Он за чьи грехи будет расплачиваться???
- Он ответит за свои грехи, а я отвечу за свои, - с запальчивостью прокричал перекрасившийся кубанец.
- Ведь это же дети, в чём же они виноваты? Эх, ты! – Очень выразительно сказал гость и со странным выражением, как- то пронзительно посмотрел на отца.
Тот вдруг изменился в лице. Было видно, что он очень взволнован и разстроен. Как-то весь поникнув, он проронил:
- Да, детей не надо было трогать, они ни в чём не виноваты…
Тут было всё. Боль. Потерянная жизнь. Потерянный её смысл. Зияющая рана в душе. Безотцовщина. Оккупация.
Хлопнула дверь.
Кто же это был? Может, разстрелянный дед-казак или ангел с небес? Но всё, что он сказал, было истинной правдой…
Понял ли отец, куда попал с этой партией? - Конечно, понял, но обратный ход дать было не так легко. После института опять в слесари? Ну уж нет! И двуличная жизнь, перемежаемая облегчающими душу пьяными исповедями друзьям, перерастала в агонию внутреннего человека, - пока не окончился срок существования «гегемона».
День рождения праздновался в кабинете редакции. Под столом стояли два ящика с водкой, в ящике стола лежали палки колбасы. Люди заходили, выпивали, закусывали колбасой и разговаривали.
Зашел бывший коллега по райкомовской работе, заведовавший орготделом. Зашел разговор о делах партийных. И вот тут наконец отец позволил себе открыто выразить своё отношение, сказав:
- Да я всю жизнь ненавидел эту вашу партию, а билет партийный выкинул вон, в мусорное ведро!
- Выкормыш! - прокричал, выбегая из кабинета, партработник. Вослед ему раздавался громкий хохот отца.
ГОСУДАРЬ.
Послушник попался, как кур в ощип. Красный монастырь московского патриархата жадно засасывал его в свои пучины.
Уходили старцы, которым недвусмысленно указывали путь на тот свет.
Приняв свою долю скорбей и поруганий, те послушно уходили с земли, так и не успев оставить после себя учеников и преемников.
Остальные просто разгонялись или разъезжались и доживали век в домах сердобольных старушек, их приютивших.
Огромный монастырь, оставшийся без старческого окормления, напоминал корабль без руля и без ветрил. Его стремительно уносило куда-то, и швыряло то на мель, то на рифы.
Команда корабля теперь занималась своими делами. Кто напивался и блевал в кубрике, кто лез на мачту, но его стаскивали за ноги и бросали за борт... Некоторых жестоко били и добивали - насмерть. Кому-то отрезали яйца…
Часть команды поднимала пиратский флаг и грабила проходящие караваны.
Послушник же усиленно пытался выгребать против течения, но лишь глубже погружался в пучину.Со всех сторон за ним зорко наблюдали тысячи глаз, ловко толкуя каждое его действие или бездействие, слово или молчание против него же.
- Ну как?- весело спрашивали его заботливые и добрые братья.
- Господь привёл меня сюда, Господь и выведет, - отвечал брат. Он уже проходил эту школу во многих государственных учреждениях, таких, как школа, армия и детский сад. Всюду нужно было терпеть, и когда-то всё это заканчивалось… Монастырь оказался для него, в этом смысле, вершиной.
Среди такого бойкота утешений было немного, но они поддерживали на плаву. Молитва, особенно псалтирь, в которую он уходил буквально с головой, ныряя, как в омут, была для него спасительным буйком, защитой и поддержкой. И он не замечал, что больше всего от этой книжечки и повреждался, вызывая справедливые нарекания сослуживцев. Послушник брался молиться за всяких неизвестных науке царей, византийских деятелей, поэтов типа Пушкина и бардов типа Высоцкого.
Братия толковала эти действия весьма саркастически, как желание продвинуться по «служебной лестнице», и неодобрительно посматривала в сторону «молитвенника».
Однажды, зайдя в храм, он ясно услышал нарастающий звук, как бы вибрацию в ушах, будто заработал генератор высоких частот. Звук начал нарастать, утончаться…, по душе, по всему существу пошли нечистые смущения... Внутренний голос сказал ему: не соглашайся! Не выдержал послушник, и согласился с тем, что он такой… И сразу весь внутренне съёжился, почернел.
Выйдя из храма, он хотел покормить голубей, но те убежали от него. Бросил хлебушка прогуливавшемуся петуху, но и тот стремглав припустился прочь.
– Похоже, врубили психотронный генератор,- хмуро подумал послушник, и уныло побрёл в свою келью.
Впереди предстояла длительная битва за право называться человеком, и, если бы не помощь святых, а особенно Царственных Великомучеников, он бы неизбежно погиб.
Тогда, даже из храма, после службы и чтения на клиросе, он бегом, почти уже умирая, забегал в церковную лавку и последним судорожным движением, задыхаясь, успевал лишь раскрыть сборник писем царственных мучеников из заточения и, раскрыв навскидку любой текст, вдыхал дыхание жизни,- слова поддержки и утешения, написанные людьми, находившимися в невыносимых условиях, но пытавшихся утешить и вселить надежду в своих подданныхъ!
Позже послушник вспомнит странную встречу с невидимыми собеседниками в Екатерининском парке, и начнёт молиться, вместо Иисусовой молитвы, Святым Царственным Великомученикам: Святый царю мучениче Николае, моли Бога обо мне; Святая царица мученица Александро, моли Бога обо мне; Святый царевиче мучениче Алексие, моли Бога о мне; святые царевны мученицы Ольго, Татиано, Марие и Анастасие, молите Бога обо мне.
Затем он безконечно повторял эту молитву в трудных жизненных ситуациях, а особенно, когда вдруг очутился на послушании в трапезной.
В последний день работы они долго кормили приезжих паломников, но часть их всё ещё стояла на лестнице и ждала своей очереди. Все очень устали. И вдруг они запели его молитву: Святый царю мучениче Николае, моли Бога о нас…
Как- будто теплой волной накрыло послушника, и он, почувствовав прилив духовных и физических сил, как на крыльях закончил свой день и своё послушание.
ЕКАТЕРИНИНСКИЙ ПАРК.
Питер засасывал в себя стремительно и необоримо, и приезжавшие в него гости бродили по городу, как пьяные, как сумасшедшии и не могли надышаться его воздухом.
Дух старины, соприкосновение с ней, незримое присутствие чего- то высшего, сакрального, как судьба, определялись в нём.
Всё решалось в нём, в этом городе русской и царской славы, в незримом присутствии наших государей, а без них в России исстари не решался ни один вопрос.
Но здесь же царил и дух сумасбродства, Пушкинского вольнолюбия и лёгкой влюблённости, безшабашной вольготной жизни и одновременно вдумчивой ответственности за судьбы родины и перенесённых ею неимоверных страданий, высочайшей культуры и глубокого уважения к людям, когда практически любой питерец, даже если он направляется в другом, противоположном от вас направлении, учтиво выслушает вас, вернётся с вами до угла, и покажет направление и ориентир, куда нужно повернуть чтобы попасть в нужное место незнакомого города.
Почувствовав себя, как рыба в воде, будущий послушник закружился в водовороте столичной жизни. Чему способствовали молодость, осень и праздность отпускной жизни.
Не обошлось без знакомства с женским полом, намечалось радостное времяпрепровождение: театр, концерты и, наконец, посещение Екатерининского парка.
Электричка уносила их из суетившегося города, и вот наконец впереди показались кроны огромных деревьев, помнившие дам в кринолинах и усатых кавалеров, звякание шпор и царские кареты.
Вдобавок парк был расцвечен осенней листвой, которая иногда падала, кружась, с неимоверной высоты, а иногда плыла, как лодочка, по быстрой и чистой речке, над которой горбился старинного типа мостик с перилками.
Ногами можно было загребать шуршащую листву, а в пруду возле китайского дворца плавали лебеди.
Широкие, посыпанные песком дорожки тянулись безконечно, но лавочки по краям были мокрые, и садиться на них не очень- то хотелось. Трава в парке тоже была холодной и мокрой, и не вызывала желания прогуляться по ней, тем более что туфли на тонкой подошве совсем не подходили для питерской погоды, промокнув в первый же день и ни разу не высохнув за всё время пребывания в мокром городе.
Поэтому романтические мысли о прогулке по парку подальше от дорожек и случайных прохожих не вызвали у спутника дамы особого восторга.
Неизвестно, к чему бы они пришли в конце концов, но вдруг будущий послушник услышал каким-то внутренним слухом разговор невидимо стоявших невдалеке молодых людей.
Девушки с возмущением рассказывали, что даже это место уже превратили в блудилище, и это уже невозможно…
Юноша утешал их, и вдруг приблизился к парочке и заметил загулявшемуся не по чину кавалеру: а ведь ты меня знаешь…
Растерявшийся от неожиданности человек напрасно таращился в направлении голоса. Он слышал и чувствовал, что они здесь, рядом, эти люди. Но он совершенно не мог их видеть.
Поэтому он и сказал:
- Я вас не знаю…
Невидимый собеседник молча и внимательно посмотрел на него, и отошел к своим собеседницам.
Подданные опять не узнали своего врождённого государя...
( Из романа "Там, где всё в цветах." )