Папик
Папик.
В доме заправляла Мамик. Мамик была крупной вширь, рослой вдлинь и выходила во двор в папиковых кроссовках, пользуясь одинаковым с супругом размером обуви. Папика изначальная подчинённость вполне устраивала. Он не заморачивался всяческими хозяйственными и домашними пустяками: велено за картошкой? – схожу; мусор? – выброшу, хотя не любил, когда его шевелили. Он не заморачивался и когда женился на Мамике, женился - и ладно. Мамика тогда звали по имени, она была значительно тоньше в талии, но с широкими амбицями. Папик и не помышлял их удовлетворять. Он ходил на завод, руководил в грязном цеху изготовлением железяк для укрепления обороноспособности Родины, получал зарплату мастера, а дома, отобедав, валился на диван.
- Оно лежит, - отвечала Мамик, когда мужа требовали к телефону.
К местоимению среднего рода идеально подходила экскрементальная рифма, которую Мамик осторожно держала в уме. Ей его достало, чтобы не вылетело неподходящее слово, ибо хотя Папик был тих, как омут, неизвестно, что могло из него появиться. И Мамик, смирившись с замужеством, балансировала на командной высоте, не спускаясь к унизительному подножию характеристик.
- Детей я терпеть не могу, - сообщила она Папику, обнаружив себя на втором месяце.
Но детей было принято рожать, грядущие хлопоты не прибавляли оптимизма, поскольку и текущий быт Папика не удовлетворял.
- Что мне в вас нравится, Эльза Самуиловна, - говорил он тёще, - так это фаршированная щука.
Тёща изуверского юмора не усекала. Зятя она сразу определила, как лежачий камень, о котором постоянно напоминала дочери.
- Оно тебе надо? Ни рыба, ни мясо. Могла другого дождаться.
Дочь раздражалась, раздражение докатывалось до мужа. Старая пакостница! Поджигатель войны! К тому же, тёща мешала сибаритствовать - подолгу торчала в совмещённом сортире «хрущёвки», мучаясь запорами, а Папик обожал понежиться в горячей ванне.
- Лежит! Опять лежит! - колотила тёща в дверь санузла, подхваченная долгожданным приступом дефекации.
Потом появился Свиник.
- Ой, девочка! Какой у тебя пёсик хорошенький! Как его зовут?
- Свиник.
- А почему имя такое странное?
- Он, тёть, свиней трахает!
Свиник был беленький и пухлый, собственно, Свиником он тогда ещё не стал. Да и его отец сделался Папиком, лишь когда ребёночек заговорил. Мальчик слыл умным: в три года читал Брэдбери, в пять усвоил дифференциальное исчисление. По рассказам Мамика. Сверстники воспринимали Свиника как чуждый элемент и часто лупили. Побиваемый в истерических воплях бежал к мамусику, которая скандалила с родителями обидчиков и объясняла, что не следует водиться с пролетарским быдлом. Поэтому Свиник водился с хомячком, черепахой, попугаем, рыбками и котом. Живность последовательно дохла, лишь Барсик подтвердил интеллект кошачьих и благополучно сбежал.
Вострубили горние трубы, и Эльза Самуиловна последовала в мир, где нет проблем с пищеварением. Папик проводил тёщу с лёгким сердцем. Тесть был безвреден и не занимал много места, а место тёщи занял кобель с сучьей кличкой Дуся. Он спал на тахте и жрал булки со сливочным маслом и вареньем. Свинику скотина прискучила в неделю, и с обузой пришлось таскаться Папику. Мамик утешала, поясняя, что содержание животного говорит об определённом уровне благосостояния, ибо социалистические продовольственные прилавки оставляли слабую надежду и на прокорм двуногих.
- К тому же, собака прибавляет солидности.
Муж шевелил усами на крупной голове и молчал. За серьёзный и положительный вид Папика избрали в родительский комитет школы, где он тоже молчал и шевелил усами. Это наличное украшение он взращивал и холил со времён полового созревания и расстался с ним лишь однажды.
… Много лет спустя он вернулся от берегов Красного моря, куда слинял обманным путём без Мамика, с лысым, а потому малосимпатичным лицом.
- Фтириаз! – поставил диагноз Директор.
- А что это? – полюбопытствовал Минька.
Папик просто молчал, шевелить ему было нечем.
- Лобковые вши, - пояснил Директор.
- Мандавошки! – обрадовался Минька. – Разве они водятся на лице?
- Да, - ответственно заявил Директор. - От непомерного количества и жары они перебрались на усы.
Папик объяснил, что поскольку занимался дайвингом, кучность растительности вызывала неудобства - в маску набиралась вода.
- Из-за неплотного прилегания.
Ему не поверили.
- Что такое дайвинг? - спросил Минька.
Директор сказал, что насколько ему известно, дайвинг - прерогатива одиноких особей женского пола. Страстными египетскими ночами.
- Точно! – сказал Минька. – Дают. Напропалую.
Но добавил, что Директор не учёл некого важного элемента, сопутствующего искушённому межполовому общению. Под названием лизинг! Директор согласился, что да, Минька безусловно прав со своим уникальным собранием ста сорока восьми видеокассет отвязной порнухи, признал свою ошибку и сказал, что вынужден отказаться от первоначального предположения. Безусловно, мерзкие твари с первоначального места обитания перебрались на папиковы усы кратчайшим путём. Любитель сексуальных изысков молча сносил надругательства, трогая щетину под носом.
Но пока до этого разговора было ещё далеко, Папик выгуливал собаку и желал только одного. Чтобы псина сдохла в тёплое время года.
- Только не зимой! – говорил он в пивном баре коллегам.
- Ну да, - соглашались коллеги, закусывая «сто пятьдесят» плавленым сырком. - Летом копать легче.
Папик выпивал дозированно, хотя изредка терял контроль и мог вернуться под супружеский кров при нулевой вменяемости. Мамика плачевное состояние мужа не напрягало – пьяный, значит, не от бабы. К тому же, супруг перебрался в конструкторский отдел и теперь придумывал железяки, которые раньше ковал. Это не прибавило денег, пришлось довольствоваться компенсацией в виде самоуважения, особенно когда Папику за какой-то важный для страны прибамбас вручили медаль ВДНХ.
Свиник рос маленьким негодяем и докладывал о каждой кружке пива, выпитой отцом на прогулке.
- А ещё папуся с тётей долго разговаривал. Гы-гы!
- С какой тётей?
Папик за глаза называл маменькиного стукача Павлушей. Павликом Морозовым.
Однажды по принуждению он отправился со Свиником в кавказский санаторий подле минеральных вод, лечить ребёнка от неведомых болезней - Мамик урвала дефицитную путёвку, но урвать отпуск ей не удалось.
- Пропало лето… - вздыхал Папик.
- Ерунда, - говорил будущий Директор, - девочку снимешь.
- Двух! - отвечал Папик со скорбной иронией. – С этим снимешь!
И вспоминал пророчество, пробираясь под утро в свой номер из чертогов разврата. «Голос твой сладок и лицо твоё приятно. Глаза твои глубоки, как два озера Есевонских у ворот Баграббима». Суламифь! «Что-то мне везёт на евреек», - размышлял Папик о бешеном темпераменте дщерей иудейских, надеясь, что со Свиником тоже подфартит, и тот дрыхнет без просыпу.
Папику претили длительные усилия вообще и в тонком деле совращения противоположного пола в частности, удовлетворялся он доступным. Пусть Доступное и на мордочку не удалось, и с фигурой вышло нескладно, но укладывалось в койку или на травку без лишних уговоров, сознавая, что с такими данными каждый раз может стать последним. Любовей за Папиком не водилось, это требовало ненужных переживаний.
- Наше дело не светиться, - удовлетворенно бормотал он. - Сунуть хрен и притаиться.
Даже за собачьи мытарства нечаянно воздалось! Прогулки с кобелём Дусей принесли-таки результат – хозяйка овчарки не устояла супротив высокого мужчины с густой шевелюрой. Случкам с собачницей сопутствовали последние конвульсии социализма. Новая страна в пьянящем воздухе свободы запамятовала о гонке вооружений, и папиков оборонный оплот затянуло в топь безденежья.
- Делай что-нибудь! – понукала Мамик.
- Что?
Муж привык к конкретным командам. Папик попытался раскинуть мозгами, но на диване мозги не раскидывались. К аксиоме - кто ищет, тот всегда найдёт - не желала подкладываться начальная составляющая, но, вопреки правилу, Папику улыбнулась удача. Правда, была она незрима в туманных горизонтах грядущего, да и кому дано его провидеть? Он отдался иному постулату – кто не рискует…
- Ты его не бросай, - говорила Мамик будущему Директору. – За ним надо присматривать.
Директор присматривал. Напарник пыхтел и старался, усилия таяли по мере увеличения количества подчинённых, пока не сошли на нет. Подчинённых Папик не жаловал и с наслаждением выполнял карательные функции. Через десяток лет он умилялся своей дальновидности. Отпустил объёмистое брюхо, двигался неспешно, бережно транспортируя собственную солидность, лишь пышная шевелюра на крупной голове усохла до залысин в полчерепа, отчего голова зрительно прибавила в объёме.
- Папик, - говорил Директор, – только два размера головного убора отделяют тебя от гидроцефала.
Папик шевелил давно отросшими после фтириаза усами, молчал и шибко себе нравился. У него, по модному выражению, всё было «в шоколаде». «А хрен ли, не в шоколаде?! – вопрошал он себя, и перечень элементов обретённого достатка охватывал лаской благодушия. – На чужом горбу да прямо в рай!»
И в домашних боевых действиях Папик захватил господствующую высоту. А то! Кто платит, тому и музыку играют. Мамик не возникала; годы слепили из неё дородную седовласую матрону, гордую положением жены крупного бизнесмена. Она излучала довольство случившимся благополучием в затейливых интерьерах новой квартиры.
- Детей я ненавижу! – привычно твердила Мамик, поскольку появление внуков не светило. Свиник! И в три десятка лет он оставался белым и пухленьким, отлично усвоил мамусины заповеди и взрастил злостное эго. Детские авансы в гениальности привели в кастовое стойбище странных людей, говорящих языком мутантов системного блока. Каста жрала «Клинское», гордо называла себя программистами, а остальную публику «отстоем». Женитьбы Свиник заученно чурался и ублажался плоскими компьютерными мышками. Мышки носили растянутые свитера, драные колготки под засаленными от чипсов джинсами и не ведали о существовании дезодорантов и маникюра. В койку они ложились по-приятельски.
- Гы-гы, - радовался Свиник непритязательности подруг.
«Крупный бизнесмен» тем временем приспособился генерировать идеи, идеи нравились ему очаровательной однобокостью, ибо служили на пользу единственно генератору. А на общее благо…
- Пусть хоть деньги считает, - сказал Минька, – которые мы зарабатываем.
- Пусть, - согласился Директор.
Оба следовали джентельменскому соглашению, устоявшемуся с истоков, – итог делить на три равные части; итог рос со скоростью бамбука.
Папик закопал сдохшего от ожирения Дусю, приобрёл модно-складчатого шарпея и стал молодиться. Он купил кожаные штаны вкупе с пиджаком и жилеткой и лоснился котовыми яйцами чёрного глянца турецкого ширпотреба.
- Смахивает на пожилого пидора, - оценили подчинённые.
- Форма вошла в противоречие с содержанием, – сказал Директор. - Человеку свойственно заблуждаться относительно собственного возраста
- Да, - вздохнул Минька. – В душе - мы все молодые.
«Чего мне не хватает?» - задавал вопрос Папик, раскладывая «косынку» на экране монитора. Собаки его более не интересовали, шарпей оказался уникальным трусом – шарахался от прохожих и вздрагивал от шуршания павшего листа.
- Генетическая память, - пояснил Директор. – В Китае их давно съели. Последнюю тварь ещё при династии Чжоу.
Годовалому деликатесу от навязчивого кошмара в виде шампура и решётки гриля сопутствовал постоянный стресс. Когда он прослышал об открытии на Центральном рынке корейской закусочной, то от ужаса скоропостижно околел, и Папусик сожалел о потраченных баксах.
«Итак…» В комплекте: квартира-машина-гараж-заграница не достало довеска в виде молодой тёлки. Чтоб ноги длинные и мордашка, и сиськи… На пирамиды он смотался дважды с разными пассиями. Обе не отвечали возросшим требованием к экстерьеру. Что пирамиды? - обязательная программа для начинающих. Его влекла далёкая островная блажь средь океанских вод.
- Где Папик? – спрашивал общий знакомый, заглянувший в офис.
- На Мальдивах.
- Один?
- С проституткой.
На уровне сотрудниц «проститутка» обзавелась синонимами шалава, шлюха и прошмандовка. Терминология, производная зависти.
- В дочери годится.
- Повезло сучке!
Ещё бы не повезло! Снять небедного мужика из собственных начальников. Чтоб на работу и домой в большой таратайке, а дом, дом-то – съёмная квартира за его же бабасики! И шубка норковая из бутика, нимало не напоминающего родимое сельпо, и всё остальное под шубкой, и духи-побрякушки…
В ценах надо разбираться,
Мне цена известная.
Я девчонка дорогая,
Потому что честная.
Правила. Спонсора держать в форме! - юбчонку максимально короче, чтоб бедра настойчиво визуализировалось в его глазу, верхние пуговки блузки расстегнуты до впадинки промеж грудей… и ввечеру придётся дать. A Hard Day's Night… А куда денешься? Товарно-денежные .лядские отношения.
Тёлка приблудилась по объявлению: «В организацию требуется…» и соответствовала папашкиным представлениям о животноводстве. «Только грудь маловата…» И искусился он малоимущей девочкой из загибающегося пригорода, и воспылал, и закатная любовь открыла кошелёк.
Юная содержанка цепкими пальчиками ухватилась за сосцы, и упругие струи звонко ударили в подойник. Побежали розовые восходы над лазурными водами, уходящими в синеву горизонта от белого пляжа, закричали диковинные птицы в сплетённой зелени у порога бунгало, и полилось в бокалы белое вино из бутылки с каплями изморози под пальмовыми листьями беседки… All inclusive! Папика распирало. Он в который раз делил собственные года на возраст тёлки - получалось двойка с весомым хвостиком сотых после запятой, и снисходительно ловил зависть женатых постояльцев.
Фрекен Шлюхен думала, что попала в классное местечко, и хрен бы оказалась здесь без этого старого дурака, который строит из себя мачо. Два раза в неделю. С виагрой. Старый козёл распустил слюни вожжой и грезит. Пусть.
- Ты меня любишь?
- Милый, ну что ты спрашиваешь? Ты же знаешь…
«Козлик ты мой. Членистоногий». Черножопый официант за папиковым креслом пялился на её грудь, она размышляла, отчего сиськи пошли в столь стремительный рост, что уже тесен третий номер, и что под этого негритоса из обслуги она подлегла бы… Глазом не моргнула!
Мамик пребывала в традиционном для жён незнании о постоянном мужнином эскорте. Папик предусмотрительно скатал её пару раз в экзотическую невидаль, где супругу подстерегали жара, кровососущие насекомые, кишечные отравления и немытые аборигены за пределами отеля.
- Нет! – категорически заявила Мамик. – Дальше Европы – ни ногой!
И Папик получил вольную, которая завершила тщательно конструируемый образ отважного плейбоя. Да! Мужчина должен твёрдо и непоколебимо идти к цели наперекор невзгодам и трудностям. Фанфары, венок победителю, парадная рота на кра-а-ул! Трудности отсутствовали. Производственные разруливали компаньоны, Папашка паразитировал. Эх, запамятовал он старое правило начала трудовой биографии: «Не можешь работать – не ходи в завод!» Нет, Папик аккуратно появлялся в личном кабинете ровно в девять. Потом…
- Вы выиграли! – под музыкальное бульканье радостно повторял персональный компьютер.
Вплоть до восемнадцати часов. Тридцать семь пасьянсов за рабочий день? Нет предела совершенству! Минус пара часов домашнего обеда с глубоким погружением. В пищу и сытый сон. В калейдоскопе сновидений Папик расшивал за штурвалом белоснежной яхты под фордевиндом в семибальную волну и валил на сафари носорога. В лобешник! Сорок пятым калибром! Или взрывал пески Сахары полным приводом двадцатидюймовых колёс джипа…
- Вот! – толкало пробуждение. - Какой крутой мэн без внедорожника?
И мэн прикупил вездеход. О-гро-мен-ный! Директор советовал обслуживать на нём пригородные автобусные маршруты, дабы владелец мог сделать хоть какой-нибудь вклад в общую копилку. Ветер странствий! За отсутствием пустыни Папика затянула трясина унылых окрестностей - он мужественно боролся с грязью буераков и елозил по склонам глинистых оврагов. Впервые в жизни Папусик ставил палатку, когда разменял «полтинник», ставил минут сорок, несмотря на суетливую помощь Свиника, которому, наконец, прискучили доносы и мамашкина опека, и подхватила суровая романтика… В смысле, сдриснуть из дома и заглотить пивка на природе.
- Гы-гы!
Он с радостным подхрюкиванием помогал отцу прокладывать борозду по водной глади. Яхту заменила жестянка с мотором, морской простор – щель речного фарватера. Шкипер в белой фуражке молча смотрел в стиснутую замусоренными берегами даль и мужественно шевелил усами.
… - Его жопу в молодости обнесли приключениями, - вывел Директор.
- Не всегда мудрость сопутствует старости, - кивнул Минька.
И они пришли к согласию, что мудак и на склоне лет не поумнеет, а станет просто старым мудаком. Потом посмотрели друг на друга и вздохнули. Ибо понимали, что они и есть те самые… Старые мудаки!
Сентябрь 2010.