На фотографии Павел и Алёна Семёновы с родственниками
у своей хаты в Рубановке
...Если поразмыслить, то в жизни у Семёновых ничего особого и не происходило.
Золоченых звёзд с небес не досталось.
До чинов высоких не дослужились. И палат царских не нажили.
Книжек умных тоже читать особо не довелось. Да и без нужды. Разве что в газетах – по ведению хозяйства. От газет хоть польза: всегда для растопки сгодится или на гвоздь в известное место, куда и цари до ветру в урочный час ходят.
Жили себе на земле да в землю пот проливали. А она урожаем по осени благодарила.
Всё просто. Даже задумываться над этим особо не успевали. И не кручинились. Ведь и сама жизнь такая. Круговерть – одно слово! После осени – зима с морозами. Потом – почки набухают, севу начало. А чуть погодя уже и жнива. Только успевай – поворачивайся. Не до кручины и мыслей праздных…
ЛЕЙБ-ГВАРДЕЕЦ ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЫСОЧЕСТВА
…Павел Семенов родился ещё крепостным. В саманной хате под камышом. А только подрос – в рекруты забрили.
Служить пришлось в Санкт-Петербурге. При царском дворе.
А куда ещё мог попасть статный с недюжинной силой крестьянский сын? Да ещё с такой фамилией. Семенову – самое место в Семёновском лейб-гвардии Его Императорского Высочества полку.
Отслужил, как положено, полных двадцать пять годков и от гиблой балтийской мороси назад в херсонские степи подался. В село Рубановку.
Посватался к Алёне, первой сельской красавице. А разве перед гвардейцем сердце женское устоит? Свадьбу сыграли. Как раз в начале нового столетия, что от рождества Христова.
Через год сын первый родился. Алёша. И Егор следом. И Петр. И Захар. И дочка, Мария. Уж больно имя хорошее. Благостное. Богородицу так звали. А иного для девочки и не мыслили.
КОНАРМЕЕЦ
В семнадцатом царя скинули.
Только Павел не сильно расстроился. Столичную муштру и зуботычины офицерские навсегда запомнил.
Так что, когда Лёшка в конармейцы к Буденному подался беляков рубать, не серчал особо.
Правда, ладанку под рубаху сыну надел. И перекрестил вдогонку.
Вернулся живой Лёшка. Из-под самой Варшавы вернулся.
А братиков его, Егорку и Петра, дома не сберегли. Похоронили в голодном двадцать первом.
Лёшка, теперь уже Алексей Павлович, злой вернулся до крестьянской работы, с охоткой за дело взялся. Наладил хозяйство. А если есть хоть три коровы, то уже и для себя хватит и для продажи останется. Для развития. Справный стал хозяин.
А раз хозяин, так и хозяйка под стать нужна.
И за этим дело не стало. Разве кавалерист-будёновец себе дивчину не найдёт? И не какую нибудь, завалящую, а самую что ни на есть первую раскрасавицу. Такой в селе Зинаида, Герасима Семенова дочка, слыла.
Что Семенова – не удивительно: ведь у них через двор – если не Рубановы, то Семёновы. А других фамилий в селе спокон веку не было.
Хороша Зинаида. И Алексей ей приглянулся. Быстро сладилось. Заслали к Герасиму сватов.
…Свадьбу весело гуляли. Всем селом.
Гости желали, чтоб жили вместе долго. Полвека, не меньше. До самой могильной березки.
Через год, в двадцать пятом, у Алексея с Зинаидой сын родился. Николай. А в двадцать седьмом – дочка. Назвали, конечно, – Марией.
Зинаида смеялась: другое имя свекровь бы и не стерпела.
В коллективизацию Алексей с коня на трактор пересел.
Механизаторы тогда в цене были. Почётное дело.
И семье спокойнее. Начальство теперь не кулаком грозило, а с уважением разговаривало.
А работа крестьянская она вся едина – что на сивке, что на пахнущем керосином "фордзоне".
СКВОЗЬ ОГОНЬ ДА ПОЛЫМЯ
В конце тридцатых Алексей с семьёй, а с ними и Захар с Марией от родителей отделились.
В Нижний Рогачик перебрались. Только карточку с собой родительскую забрали.
Ну не век же батькины подзатыльники терпеть? Стыдно – уже свои дети
подрастают.
Павел, конечно, скучал, но виду не подавал. Он вообще кремень был.
Одно слово – гвардеец. До ста пяти лет ус седой крутил да чарку поднять мог.
Он бы и дольше пожил, но удумал на старости с быком бороться.
Раньше получалось. НО в тот раз перебросил его бык через тын.
А фельдшер, что бабка Алёна вызвала, в далёкую Рубановку нескоро добрался.
Одна карточка осталась. На полке стояла. Да и на той Зинаида второпях племяннице важные указания по хозяйству записала. И смех, и грех!
Когда война началась, Алексея на фронт не взяли.
И возраст уже, и бронь механизаторам давали: должен же кто-то хлебушек для армии убирать.
А в эвакуацию не успели: погнали трактора, да назад вернулись – уж больно немец прытко наступал.
В хате у Семёновых армейский офицер поселился.
Ничего плохого сказать нельзя: обходительный был, тихий.
И всегда об облавах предупреждал. Завтра, говорит, ждите гостей, прячьте дочку. Алексей для этого под свинарником яму вырыл.
Самое безопасное место: свиней-то в первый же день отобрали.
И кабы немцы! Свои, сельские – те, кто к ним в услужение подался.
Таких, комсомольцев бывших, немало было. Они-то больше всех и лютовали.
В сорок втором забрали немцы и Алексея, и Николая.
Сперва в лагерь, что в пятнадцати километрах от Рогачика был.
А потом дальше повезли. В Польшу. И ещё дальше – во Францию.
Спасибо, не разлучили с сыном. Так все эти годы вместе и были в рабстве.
Подсобляли друг другу. Поддерживали. А когда союзники Париж взяли – домой вернулись.
И тоже кружным путем. Поначалу поместили в лагерь для перемещённых лиц в Турции, оттуда на пароходе в Англию отвезли, а уже из Англии, когда оставаться у британцев отказались, советским властям передали.
К зиме сорок пятого домой вернулись. Алексей – снова на трактор. А Николай – за баранку. Шоферил. А потом двадцать лет рыбачил. Это когда почти весь Рогачик под воду ушёл.
Тогда, в пятидесятые, и пашни, и улицы – всё на дне водохранилища оказалось.
Эх, и чудные плавни были у села до того, как большая вода пришла. В тихие заводи белуга на нерест заходила – бери руками. А как море сделали – ушла ценная рыба. Сетями всё больше мелочь таскали.
А дочку Алексей учиться отправил.
Она после войны в Никополе в педучилище поступила.
А потом в Запорожье перебралась, к дядьке Захару, что тогда возле огнеупорного завода в бараке жил.
Там и судьбу свою встретила. Фронтовика демобилизованного, что у Захара угол снимал.
Поженились вскоре. Дочек двоих родили. Квартиру получили в доме, что немцы пленные строили.
Григорий, зять Алексея, формовщиком на металлургическом комбинате работал.
Не крестьянский труд, конечно, но тоже не сахар – завидовать особо нечему.
Обычная судьба. Как и сама жизнь. Круговерть, одним словом. Не успеешь оглянуться – а уже внуки. А то, глядишь, и правнуки.
В ПАМЯТЬ О ПРАРОДИТЕЛЯХ
Николай внучку в честь бабки своей предложил назвать – Аленой.
Батюшка на крестинах противился: Елена, говорит, в святках есть. А Аленка – это, Господи прости, шоколадка для забавы детской.
Нарёк – Еленой.
Только Семеновы всё равно по-своему сделали: в бумагах Алёной записали.
И Мария своего внука Павлом окрестила.
Так что память о прародителях сохранили.
А Алексей с Зинаидой, как и предсказывали, золотой юбилей справили.
Тогда ещё колхоз был. Организовали торжественно. От чистого сердца.
Всё село праздновало. Не каждый же день у нас случается, чтобы полвека вместе – и всё душа в душу.
С юности и до самой смертной березки.