Эль Прат, утро
Моя Барселона, счастье мое, кошка Барса, сонная и ленивая. Я вижу твои пальмы, вдыхаю твой воздух, и он расправляет забытую оболочку безмятежности. Всё в порядке.
Я в Испании. Испания во мне.
Саграда Фамилия, полдень
Я сижу на единственном стуле, стоящем на тротуаре у собора и, поднимая глаза, проваливаюсь в другую реальность. Завораживающие початки башен раскрываются вдруг гроздьями фруктов, мавританские купола вытягиваются в готические шпили, все двигается и льется. Беспощадное солнце Каталонии высвечивает ползущих по фасаду гадов. Огромные извивающиеся змеи текут из тени на выступы, ящерицы, его любимицы, греются на выдающихся местах, а жабы, как бородавки, выскакивают то тут, то там.
Гауди везде, я чувствую его присутствие и оглядываюсь, но один только хмурый господин в темном пальто и старомодной шляпе недовольно разглядывает базилику. Возможно, он знает, что делают все эти твари на фасаде божьей церкви? Создавал ли бог всю эту гадость намеренно или это отходы его творений, но выкладывать их напоказ кажется кощунством. Внутри базилика – яркий распустившийся цветок, снаружи – термитник, облепленный нечистью.
Это твоя метафора, архитектор?
Калелья, вечер
Жестяные звуки колокольного звона сразу превращают меня в персонаж старого фильма, в котором героиня одиноко гуляет по берегу моря во французской провинции. На самом деле я делаю то же самое.
Мудрецу снится, что он мудрец, а бабочке, что она бабочка.
Жизнь не интересуется добром и злом и человеку совершенно не нужно быть умным или богатым, не нужно даже быть счастливым. Человеку достаточно чувствовать себя счастливым.
Слышать, например, жестяной колокольный звон, проваливаясь по щиколотку в песок и пить обжигающе-крепкий незабываемый кофе в маленькой кофейне на берегу.
Все, предназначенные мне жизнью, чашки кофе я выпью в Испании.
Море, ночь
На песке Барселоны, у моря, такое мощное силовое поле, что трудно оставаться человеком – несчастным и слабым. Море заполняет без остатка, море стирает все, даже солнце.
Старательно, как кошка, оно вылизывает мои ноги холодным соленым языком и, наигравшись, отодвигается, чтобы уснуть, выплеснув мне напоследок секрет своей безмятежности:
Море никого не любит.