Я любил приходить к ней домой по вечерам. Осенью. Мы познакомились осенью. На улице было холодно ужасно, ветер, капли с деревьев падали беспрестанно, даже когда не было дождя. На ней были джинсы, кроссовки и спортивного вида куртка. Потом я, правда, узнал, что ей ужасно идут юбки и платья. Меня с ума сводили ее открытые колени. Даже сейчас, когда я, закрыв глаза, пытаюсь воссоздать ее образ в голове, первым делом вспоминаются ее…нет, не ноги все-таки. Глаза. Ее глаза, обрамленные черными ресницами. Ее взгляд. Насмешливый до невозможности. Потом ноги. Как я уже говорил, в первый наш вечер на ней были джинсы и кроссовки. Но даже тогда в глаза бросалось, что эти ноги, стройные, длинные ноги, привыкли к каблукам, к коротким юбкам. Мы пересеклись в кино. Я даже не помню, какой фильм там показывали. Я помню только, что он поздно закончился, на город опустилась ноябрьская темень. Я не знаю, почему я решил проводить ее. Она стояла на ступеньках кинотеатра, запахнувшись в свою тоненькую куртку. Оказалось, что мы живем в двух кварталах друг от друга. Мы говорили не умолкая. Никогда у меня так не бывало, чтобы с незнакомым человеком я мог найти столько тем для разговоров.
Я полюбил приходить к ней домой по вечерам. К ней можно было приходить без предупреждения. Если я видел свет в окнах ее квартиры на пятом этаже, я не раздумывая поднимался наверх. Она открывала дверь и не высказывала ни капли удивления. Будто она ждала меня каждую секунду. Я приходил, и она сразу ставила чайник. Кофе, какао, зеленый чай, черный чай, чай с добавками… Я делал выбор, и кухня наполнялась уютным, домашним ароматом. У нее можно было курить прямо на кухне, потягивая чай или кофе.
Я любил приходить к ней домой по вечерам. В ее комнате на диване всегда валялся скомканный плед. Она явно сидела, завернувшись в него, до моего прихода. Всегда на диване или на столе лежала раскрытая книга. Американские, французские, русские авторы. Девятнадцатого, двадцатого, двадцать первого века. Сказки, фэнтези, детективы, бытовые, семейные, приключенческие романы…
Я любил приходить к ней по вечерам. У нее были коротко обстриженные волосы на затылке и спадающая на лоб челка. Дома она всегда носила клетчатую теплую рубашку и шорты. У нее всегда находилась какая-нибудь занимательная история для меня. Она умела рассказывать. Жесты, мимика, интонации. Все это было крайне выразительно. Я уверен, что как минимум половина в этих ее историях были выдумки. Но это был наш ритуал. Я приходил, она, открыв дверь, прижималась к стене, и, пока я снимал куртку, она, сдувая челку со лба, произносила фразу, с которой все начиналось: «Представляешь, что сегодня произошло?». Иногда у нее было особенно мечтательное настроение. В такие минуты она любила порассуждать о поэзии… Нет, о литературе вообще. У нее всегда играла какая-нибудь музыка. Причем, знаете, не из популярных. Исполнители из Америки семидесятых, например. Или современные, но такие, которых знают только ценители. Понимаете, да?
Я любил приходить к ней по вечерам. Можно, я закурю? Спасибо. Я любил приходить к ней по вечерам. И однажды остался на ночь. Нет, я ничего не буду говорить об этом, потому что это только мое. Извините. Я был вынужден уйти рано. Я разбудил ее в семь, поцеловав в висок. Я навсегда запомню ее в тот миг, когда она, завернувшись в тот самый плед, стояла на пороге своей квартиры, провожая меня. Сонная, бледная, растрепанная. В этом коричневом пледе она до удивления напоминала дикарку, завернувшуюся в звериную шкуру.
Боже, как я любил приходить к ней по вечерам. Нет, я не оставался больше у нее на ночь. Почему? Ах да. Забыл. У меня была девушка. У меня есть девушка. Нет, они не знали друг о друге. Но это не упрощало ситуацию. У вас было когда-нибудь чувство, что вас пропускают через мясорубку? Каждый раз, возвращаясь от нее домой, я надеялся, что в какой-нибудь подворотне меня изобьют до смерти, чтобы кончилось это мучение. Чтобы меня перестало разрывать на куски. Вы думаете, это приятно, когда вас разрывают на куски?! Кричу? Простите, не заметил. Нет, о своей девушке я говорить ничего не буду. Можно, я еще закурю? Спасибо. Дело было даже не в том, что я должен был сделать этот мифический выбор. Дело было в том, что я не понимал, о каком тут выборе вообще может идти речь. Для меня это было как…как две разные жизни что ли. Я не знаю, как вам это объяснить. Раздвоение личности? Нет, другое что-то. Ну не знаю, не знаю! Когда я был со своей девушкой, я вообще не помнил об этой чудачке с ее стрижкой, книгами и фанатичной любовью к Европе. Но когда я приходил к ней, я забывал обо всем вообще. Ее квартира была как маленькая вселенная. Больше всего на свете мне хотелось заколотить дверь ее квартиры. Изнутри, когда я был там. И снаружи, когда выходил.
Как бы я ни любил приходить к ней, я сделал то, что я сделал. Я исчез. Перестал писать, звонить, приходить. О нет, она умная девочка, она после первой же безответной смс перестала каким бы то ни было образом напоминать о себе. То есть, она так думала. На самом деле, все вокруг напоминало о ней. То в маршрутке заиграет песня, которую я слышал у нее дома, то пройдет мимо девушка с такой же стрижкой. Вы не представляете, как я боялся столкнуться с ней на улице. И однажды столкнулся все-таки. Мы же всего в двух кварталах друг от друга живем. Она вперила в меня свой взгляд. Я никогда его не забуду. Мне пришлось собрать в кулак всю свою силу, чтобы пройти мимо, словно не знаю ее. Я убеждал себя, что она мне приснилась. Что ее не существует. Что она плод моего воображения. Я бродил по городу по ночам, потому что не знал, куда деть себя. А потом силой некоторых обстоятельств мы стали видеться каждый день. Каждый божий день. Каждый божий день я видел ее и делал вид, что незнаком с ней. Она даже перестала обращать на это внимание. Но убеждать себя, что она только мираж стало невозможно, как вы понимаете. Как мне хотелось, чтобы ее не существовало вовсе. Я думал, что тогда кончатся все мои мучения. Убить?.. Черт, только не подумайте чего плохого… Однажды у меня мелькнула в голове эта безумная мысль. Я представил, как я всаживаю ей пулю в голову. Но я сразу откинул эту мысль! Вы мне верите? Я решил, что все закончится само собой. Как болезнь. Пройдет рано или поздно. Что? Как насчет смертельных болезней? Нет, эта болезнь не из таких. Нет, я больше никогда не заговаривал с ней. Не писал. Не контактировал. Я делал все, чтобы постепенно выжить ее из своей головы. Все, кажется. Где, вы сказали, подписать?.. Боже, как я любил приходить к ней по вечерам…