Ночью Алине приснились похороны Алексея, якобы поперхнувшегося пищей и умершего в больнице, как сообщили (опять же во сне) почти все центральные газеты, новостные каналы телевидения и интернета. Она рыдала, кидалась на какие-то стены, кричала, что это сон, но выйти из ватного застенка не могла. Она вопила,
- Это ложь, он не мог задохнуться, подавившись едой, он не мог так умереть!!! - девушка плакала, - ведь наши врачи и медсёстры не равнодушные и не убийцы…, - Она кричала, но её никто не слушал, как в густонаселённой палате сумасшедшего дома. Ораторы продолжали говорить проникновенные речи над гробом, который, как потом выяснилось, был пуст. За кадром чей-то голос монотонно и без устали, как запиленная, заикающаяся пластинка чёрт-те какой раз зачитывал телеграммы соболезнования от Путина и Обамы. А рядом, опираясь на тот самый гроб, размахивала руками и голой грудью, словно Жанна Д, Арк подмосковных лесов, посылающая в атаку на врага легионы, подлежащих унижтожению при прокладывании трассы гусениц, бабочек, дятлов и землероек - царь-девица экологического движения Чикчирьева. Она широко, как рыба, открывала рот и импульсивно жестикулировала, но голоса её не было слышно за ненадобностью, поэтому казалось, что изрыгала она исключительно повторяющиеся мысли двух Президентов на родных им языках соответственно. При этом большие хвойные груди нью-фимковской девы с шуршанием шлёпались одна о другую, словно аплодируя хозяйке вмиг позеленевшего протестного движения. А пустое место в гробу так же без устали переворачивалось. Сие действие напоминало картину Босха, оживлённую модерновым режиссёром Пиктюком, свихнувшимся на почве полового увядания и прошествовавшим на сцену без штанов, разумеется. А на подиум уже один за другим поднимались очень любившие покойного, но, правда, при жизни ни разу не встречавшиеся с ним персонажи.
- У власти сейчас откровенные бандиты. Редко кто-то встаёт у них на дороге. Таким человеком был… наш покойный. Он пытался противостоять системе, и она его отравила, - ещё раз посмотрев в объектив телекамеры и завернув вовнутрь увенчанный депутатским значком лацкан пиджака, гордо сошёл со сцены и вылетел в открытую форточку слишком надоевший, чтоб ещё раз называть его фамилию здесь депутат без лица.
- Я не чувствую к нему жалости, я чувствую к нему восхищение… и вожделение, - слизывая смачные слёзы с сексуально опухших губок, клялась в верности усопшему очень молоденькая и даже красивенькая лесная нимфетка-революционерка, проскользнувшая вдоль лакированного ящика целовать покойного и, не обнаружив его в гробу, тут же попытавшаяся улечься на пустующее место. Надо ли говорить, что из одежды на ней были только резиновые сапоги и кроваво-красные ногти.
- Он великий человек, потому что правительство США, - прошебуршал крылышками очень напоминающий периодически то моль, то колорадского жука персонаж с выразительными чёрненькими глазками, - выразило соболезнования по поводу гибели российского журналиста, - и тоже вылетел, но не в окно, а в периодически расступающиеся доски в полу.
- Самое главное, не забыть его и его великое дело, надо переименовать Фимков, - грозно заявил притихшему залу мэр Стрекулёнок, ласково взглянув в глаза всё более и более обнажающейся активистке Чикчирьевой, - а ещё лучше Москву в Паримбетовск-на-Москве. И главное, наказать виновных! Слышите, господа журналисты, я к вам обращаюсь…
- Для меня он святая икона, - кричал, упав на колени, не вылезающий с Первого Канала ведущий модной передачи, интервьюирующий депутатов, мэров и олигархов, - давайте помолимся ему и попросим, чтоб он защитил нас от произвола властей, - и горько-горько заплакал. Мол, где же ты Заграница, которая нам поможет, столько лет лишь обещают и обещают…
Потом долго ждали, пока просохнет большая лужа, в которую превратился ведущий, чтоб можно было подойти к микрофону и продолжить заявленную предыдущими ораторами грозную тему.
- Он как Шерлок Холмс, нашёл и высветил преступников. Их круг - узкий. В Антарктиде или Бразилии их искать не надо…, поэтому надо срочно взорвать Кремль, – взмахнув рукой с очками, призвал Главный уполномоченный по правам покойников, защищавший ещё чеченских боевиков от федеральных войск в середине лихих девяностых и тут же исчез, словно подорвавшись на старой противотанковой мине сталинских времён.
- Я требую придать ускорение расследованию покушения, - очень тихо и даже как-то виновато, словно стесняясь своей проявившейся лысины, выкрикнул со страдальческой улыбкой маленький серый человечек и тут же, спрыгнув со сцены, затерялся в толпе. И пустое место в гробу начало крутиться уже, как центрифуга в стиральной машине, вовлекая, засасывая в этот круговорот, в этот смерч пришедших людей, работающие телекамеры и отрывающиеся от пола полупустые кресла…
Алина с рыданиями проснулась, её трясло… Перекрестилась, прочла молитву. Больше заснуть не смогла, – Лёшенька, где ты, как?!