Над железобетонным копром бывшей угольной шахты «Протасово-бис», почти на тридцатиметровой высоте, вместо воздвигнутой ещё во времена строительства этого копра и постоянно горевшей красной звезды, красовался теперь серебристый полупрозрачный контур породистого хряка. Группу экскурсантов, студентов-практикантов, приехавших из областного центра, подвезли на автобусе прямо к входу надшахтного здания конторы.
Сергей Баранов, отслуживший до поступления в сельскохозяйственную академию срочную службу на Северном флоте, по выходе из автобуса, продолжая начатый разговор с обступившими его девушками, говорил с пафосом:
– Скоро мы увидим над головами земную твердь, и теперь у меня будет возможность сравнить эту нависающую твердь с той, о которой у вас нет понятия: с чуть ли не полукилометровой толщей морской пучины, когда она обжимала нашу субмарину.
Одна из студенток, Светлана Оболмасова, высокая девушка с распущенными за спиной шелковистыми волосами, насмешливо вскинула голову:
– А ещё лучше, Серёжа, сравнить вот этот голубой купол неба, что сейчас над нами, вот с этим зелёным палисадником у конторы, где мы сейчас находимся!
Минут через пятнадцать группа студентов вышла из раздевалки неузнаваемой. На всех были брезентовые шахтёрские робы и массивные резиновые сапоги с рубчатыми подошвами. Даже Светлана Оболмасова, всегда выставлявшая на обозрение свои роскошные волосы, на этот раз спрятала их за воротник просторной шахтёрской куртки. У всех практикантов над козырьками серых пластмассовых касок поблескивали выпуклые стёкла фонариков.
– Ну вот, господа, – сказала экскурсовод, невысокая худощавая женщина с бледным скучающим лицом, одетая, как и все экскурсанты в брезентовую робу. – Как вы себя ощущаете, простите за выражение, в шахтёрской шкуре? Жарковато? Ничего, в шахте работают мощные вентиляторы, там относительно прохладно, следуйте за мной!
На женщине-экскурсоводе не было шахтёрской каски с фонариком, не было и тяжёлых литых сапог, этим она отличалась от остальных экскурсантов.
Девушки и парни – третьекурсники зооинженерного факультета, вели себя непринуждённо и даже развязно. Они посмеивались и отпускали шуточки по поводу необычного своего одеяния. Казалось, их нисколько не беспокоила более чем шестисотметровая глубина шахты, куда им предстояло спуститься. Студентки намеренно громко шмыгали просторными сапогами. Слышался хохот вперемежку с девичьим визгом, когда кто-либо из ребят как бы ненароком наступал той или иной девушке на задники сапог. Общее движение группы затормаживалось.
Экскурсовод неодобрительно щурила глаза, поминутно поправляла сползающие на лоб чёрные, как уголь, волосы, но не считала возможным вмешиваться во взаимоотношения между членами группы экскурсантов. Только раз после беспричинного смеха одной из студенток заметила, глядя в сторону:
– Попробовали бы вы, господа, шутить, оказавшись на дне тёмных и мокрых штреков и штолен нашей шахты!
Эти слова, сказанные женщиной-экскурсоводом нарочито тихо, всеми были услышаны. Парни и девушки приумолкли и стали невольно прилаживать поудобнее свою спецодежду. Каждый студент не преминул попробовать, горит ли у него шахтёрский фонарик.
– Спускаемся, ребята, в преисподнюю. Молилась ли ты на ночь, Дездемона!? – трагично воскликнул высокий вертлявый студент, с аккуратными усиками и бородкой «эспаньолка».
Он для убедительности постучал указательным пальцем по просторной каске у ближайшей к нему студентки.
Девушка промолчала. У будущих учёных зоотехников, или как их стали именовать в дипломах – зоотехнологов, тревожно вытянулись лица, подобрались губы, как перед экзаменом, к которому студенты не успели подготовиться.
Но до шахтных глубин было ещё далеко. Постепенно опасения студентов начали рассеиваться. Вместо ожидаемой тесной коробки подъёмной клети на промасленных стальных тросах они увидели перед собой в светлом вестибюле ступеньки эскалатора. В ярко освещённом наклонном туннеле, бывшей штольне, на чисто выбеленных стенах, точь-в-точь, как в столичном метро, красовались рекламы сигарет «Мальборо», термобелья фирмы «Дехэр Ангора» и образцов сверхмодных смартфонов.
На параллельном эскалаторе навстречу студентам поднималась вверх группа не совсем обычных экскурсантов. Это были солдаты местного гарнизона. Увидев молоденьких девушек, в необычном для их глаз шахтёрском одеянии, они стали махать студенткам пилотками и громко отпускали не совсем пристойные шуточки, несмотря на запретительные возгласы офицера.
Сергею Баранову показалось удивительным: что делали военнослужащие в подземелье шахты, ведь на них не было горняцких спецовок и резиновой обуви. Лица солдат и их коротко остриженные головы не были запорошены угольной пылью. Сергей обернулся к женщине-экскурсоводу – та не придала значение встречному потоку экскурсантов, по-видимому, для неё это была привычная картина.
Там, где один эскалатор оканчивался и начинался следующий, на просторной полукруглой площадке экскурсовод жестом полководца останавливала группу и с нажимом в голосе давала пояснения:
– Вы, наверное, приятно удивлены, господа-студенты, обозревая эти просторные залы, напоминающие метрополитен, или павильоны столичной выставки. Со словом «свинарник» у вас с детства ассоциировались не слишком музыкальные звуки животных и далеко не парфюмерные запахи.
Когда спустились ещё на один марш эскалатора, женщина подождала, когда группа студентов обступила её.
Поправив чёлку волос, она повела рукой по сторонам:
–Мы находимся на очередной спусковой площадке гигантского подземного свинарника, точнее, свиноводческого комплекса промышленного типа, рассчитанного на откорм четыреста тридцать две тысячи свиней в год. Он возведён, вернее, опущен в бывшие галереи и штреки одной из крупных шахт бывшего акционерного общества «Протасово-уголь». Знаете о событиях на шахте двадцатилетней давности? Горняки, три месяца не получавшие зарплату, отказались выходить по окончании смены на поверхность и объявили голодовку. В срочном порядке в Протасово прилетел министр топливной промышленности. С собой он прихватил известного олигарха Губоносова. Шахтёрам с грехом пополам выплатили зарплату, но продолжать добычу угля было нерентабельно, и бизнесмен, ставший хозяином шахты, решил оборудовать в ней фабрику мяса, благо в подземных выработках сравнительно тепло, много места, есть земная крыша над головами животных, а главное, остались люди с опытом подземной работы – прежние шахтёры. Конечно, частному предпринимателю пришлось пойти на неизбежные затраты, связанные с размещением поголовья животных, переоборудованием вентиляции, налаживанием системы приготовления и раздачи кормов, системы поения, а также утилизации навоза.
Притихшая группа экскурсантов, задрав головы, рассматривала стенды со схемами стволов и штреков шахты и размещения в них технологических групп свиней. Тесной гурьбой, шурша брезентовыми куртками, студенты вслед за экскурсоводом спустились ещё на два длинных эскалатора вниз и оказались под сводчатым куполом просторного зала. Здесь был, по словам экскурсовода, Центр Управления Свинокомплексом, сокращенно ЦУС. Молодежь с восхищением, раскрыв рты, рассматривала это невиданное для неё подземное царство электроники.
На многочисленных щитах мигали разноцветные светодиоды, поблескивали кнопки переключателей, раздавались щелчки многочисленных реле. На огромном экране во всю стену последовательно сменяли друг друга цветные изображения многоярусных решётчатых металлических клеток, в которых белели тела поросят и взрослых свиней.
– В ЦУСе процесс выращивания и откорма свиней контролируют всего три оператора-диспетчера! – с довольным видом встряхнула чёлку волос экскурсовод.
Операторы-диспетчеры – молодые женщины в белых халатах и в таких же кокетливо повязанных косынках не обратили никакого внимания на вошедшую очередную группу экскурсантов.
– Семьдесят восьмой участок! На нижних трёх ярусах – превышение концентрации углекислого газа. Включаю резервный вентилятор! – раздался усиленный репродуктором голос одной из операторш ЦУСа.
– Двадцать девятый? Утечка комбикорма на седьмом ярусе. Слесарям проверить стыки кормопровода!
– Восемьдесят третий! Задерживайте отгрузку санитарного брака в колбасный цех! – резал слух басовитый голос – со стороны никак нельзя было подумать, что обладательница его, судя по её тонкой талии, гладким и округлым чертам лица, совсем юная девушка.
У операторов за пультами управления комплексом не было ни минуты покоя. Как на шумном железнодорожном вокзале раздавались их уверенные голоса, объявляющие по радио команды.
– Пойдёмте отсюда! – заторопилась экскурсовод. – Не будем мешать работать диспетчерам. Вы сами видите, как весь технологический процесс производства свинины у нас полностью механизирован и автоматизирован.
– А мы увидим самих свиней наяву? – задал вопрос тот высокий нескладный студент с щеголеватой бородкой, который ранее говорил одной девушке: «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?».
Студент в клоунском изгибе поправил шахтёрскую каску у своей соседки, невысокой студентки, похожей в брезентовой робе на неуклюжего медвежонка.
– Увидеть свиней? – повторила заданный вопрос экскурсовод, когда студенты вышли из диспетчерской свинокомплекса через одну из боковых дверей и оказались на верхней площадке слабо освещённой бетонной лестницы.
Лестница была очень крутой и уходила, казалось, в неведомую пропасть.
– Обычные экскурсии заканчиваются в зале ЦУСа, – деланно улыбнулась экскурсовод. – Как правило, мы посетителям сам процесс откорма свиней не показываем, чтобы кое-кому не травмировать психику, но поскольку вы будущие командиры мясного производства, то мне дали указание спуститься до самой нижней смотровой площадки свинокомплекса и рассказать вам обо всём технологическом цикле откорма животных.
Группа студентов плотно обступила экскурсовода, у некоторых забелели в руках блокнотики для записей.
– Когда вы проезжали по городу, вы видели сочную зелень газонов и парков, а ведь каких-нибудь двадцать лет назад на всех чахлых листочках кустарников и тополей был заметен чёрно-серый налёт угольной пыли, – продолжала женщина–экскурсовод заученным голосом диктора.
– У каждого третьего мужчины, которого вы тогда могли бы встретить на улицах нашего города, было серое лицо с въевшимися крапинками угля. Ничего подобного сейчас не наблюдается! Наш городок стал чистеньким, ухоженным, как и лица его обитателей. Бывшие шахтёры: проходчики, машинисты врубовых машин, горноспасатели переквалифицировались на другую работу, хотя и остались под землёй. Словом, вместо угля занялись добычей свинины, другой не менее ценной и повсеместно востребованной продукции. Я не ошиблась, когда на слове: добыча, поставила ударение на первом слоге. Таков диалект добытчиков сырьевых ресурсов, к которым с полным правом можно отнести и производство мясной продукции в старой угольной шахте.
Женщина набрала полную грудь воздуха, и, переведя дыхание, продолжала, не меняя интонации и скорости речи:
– Итак, представьте себе, что стало бы с городом, если бы это гигантское сооружение – сблокированный свинооткормочный комплекс промышленного типа, был расположен не под землёй, а поблизости от нашего города. Он занимал бы ценную площадь парков и скверов. Вдобавок, пришлось бы строить дорогостоящие очистные сооружения - этакие гигантские тэнки с применением аэрации и фильтрации - ведь не спускать же навозные стоки в городскую канализацию: она тотчас же была бы ведена из эксплуатации. Я уже не говорю об аммиаке, сероводороде, избытке углекислого газа и прочих атрибутах, которые выбрасывают в окружающую атмосферу известные надземные комбинаты по производству свинины. Новые прогрессивные, экологически безопасные технологии выращивания и откорма животных, заставили свиней потесниться, производить свою продукцию под землёй, где они, извините за выражение, не оскорбляют наш взор своим видом и не загрязняют внешнюю среду.
Студенты переминались с ноги на ногу и, хотя вслушивались в монолог женщины-экскурсовода, они чувствовали себя, как на обычной для них лекции, которую можно было воспринимать в пол уха. Но вот монотонный голос экскурсовода, наконец-то, приобрёл особую внятность.
– Сейчас мы продолжим спуск в шахту, – сказала экскурсовод уже тихим голосом, и в нём угадывались, по-видимому, отрепетированные тревожные нотки, рассчитанные на нервы людей, спускающихся в неизведанное подземелье.
Бетонная лестница с перилами, сваренными из неокрашенных металлических труб, крутым откосом уходила в полутьму, и женщина-экскурсовод предложила студентам включить шахтёрские фонарики. Не у всех студентов они были в исправности, но, тем не менее, в пучках света, отбрасываемых исправными фонариками, стали видны мириады пылинок. Шаркая подошвами тяжёлых сапог, студенты спустились на три длинных марша лестницы и оказались на одной из её площадок, огороженной металлическими перилами.
Глазам экскурсантов предстала поразительная картина. В полутьме огромной пещеры, от её дна до неровного сводчатого потолка громоздились, уходя вдаль, ряды многоярусных металлических клеток. Сквозь их прутья белели комочки поросят в верхних ярусах и застывшие глыбы почти взрослых свиней в нижних ярусах. Клетки были настолько тесны, что поросятам нельзя было встать, разве что можно было повернуться с боку на бок. Стенки клеток вроде одежды водолаза облегали тела животных. Гигантская искусственная пещера освещалась только снизу; верхушки суживающих кверху, как пирамида, металлических ярусов терялись в темноте её свода.
Откуда-то издалека слышался приглушенный шум мощных вентиляторов. На площадке лестницы ощущался прохладный ветерок.
– Что слышится родное… с комизмом в голосе пропел вертлявый студент строчку из стихотворения известного поэта.
– И правда, здесь сильно пахнет свиным навозом! – наморщила нос Светлана Оболмасова. – У нас на кафедре механизации животноводства делают расчёты, сколько в таких случаях нужно устанавливать вытяжных и приточных осевых вентиляторов.
Женщина-экскурсовод, тряхнув чёлкой волос, сузила глаза:
– На производстве всё обстоит не так гладко, как вам говорят на лекциях. Наше руководство посчитало возможным сократить затраты на электроэнергию и дало указание отключить несколько вытяжных вентиляторов. Дело в том, что допустимая загазованность и запылённость воздуха в производственных цехах не препятствует работе операторов ЦУСа и не мешает платным посетителям нашего предприятия в удобной, прямо-таки дворцовой, обстановке рассматривать стенды, посвященные необычной для мировой практики животноводства высоко-рентабельной технологии откорма свиней.
Уловив свет фонарей на касках студентов, поросята в верхних ярусах клеток зашевелились, подняли слабый визг, но он мало-помалу затих.
– Видите, друзья, – сказала экскурсовод более мягким голосом, – эти клетки для содержания свиней напоминают пчелиные соты, поставленные вертикально. Наш подземный бункер, как я уже вам сказала, не нуждается в топливе, здесь круглогодовая постоянная температура в шестнадцать градусов по Цельсию. Свиней ничто не беспокоит, разве что шум вентиляторов, да стрекот кормовых и навозных транспортёров, но это не беда: поросята к чудесам механизации привыкли и не обращают на них внимание. Они вообще мало на что реагируют…
Экскурсовод сделала подобие улыбки, надув щёки.
– Поросёнку в металлической клетке-броне некого бояться и незачем тревожиться! Корм? Он у него в изобилии у самого пятачка на ленте транспортёра. Вода? Сосок поилки расположен между передними ногами животного. Свинье нет надобности, извините, ходить в туалет, потому что за её крючковатым хвостом проходит желобок ещё одного транспортёра: навозного. Таким образом, всё внимание живого организма направлено только на производство мясной и сальной продукции.
На этот раз студенты уже впитывали каждое слово маленькой женщины-экскурсовода.
– А куда же девается, всё то, простите, ну,… что выходит сзади от поросёнка? – с долей озорства перебила экскурсовода одна из девушек, но, вдруг смутившись, опустила до бровей козырёк просторной каски.
Женщина-экскурсовод, обернувшись к студентке, пожала плечами, мол, что за наивный вопрос!
– Все ненужные отходы производства периодически перекачиваются в пустые дальние штреки, – скороговоркой ответила она. – Как я уже говорила, наземные, известные вам свиноводческие комплексы промышленного типа несут такие затраты на очистные сооружения, что эти затраты не только сопоставимы со стоимостью мясной продукции, но часто обходятся дороже её. Приходиться учитывать экологические, санитарные, противопожарные и другие требования, штрафы и всё такое прочее… А, в нашем случае, утилизация навозных стоков даже приносит выгоду. Полужидкий навоз подвергается естественной ферментации с выделением горючих газов, ценных в топливном отношении. Газы отсасываются и поступают в централизованную котельную города, и это является ещё одним весомым аргументом в пользу подземной фабрики мяса.
– Как же поросятам живётся без движения? Им ведь хочется порезвиться, побегать! – покрутила головой та самая маленькая студентка, похожая в шахтёрской одежде на медвежонка.
– Вам, как специалистам с биологическим уклоном, конечно, известно, что все живые существа оптимально развиваются при условии достаточной свободы движений. Знают это и руководство, и весь персонал нашего свиноводческого комплекса. Но в данном случае решающую роль играет рентабельность производства. Наука доказала, что за девять месяцев пребывания почти в статическом положении организм молодого животного не успевает деградировать в значительной степени...
Экскурсовод помолчала и с торжественным видом оглядела притихшую группу студентов, как бы говоря: вы поражены успехами современной науки и технологии, вот то-то и оно! Затем она, чихнув и вытерев нос, продолжила лекцию. Фразы её речи были гладкими, как бы заученными.
– С чего начинается цикл откорма? Двухнедельных поросят привозят с племенной фермы, расположенной за городом, и загружают в штольни свинооткормочного комплекса посредством грузового эскалатора. Сначала поросят помещают в самый верхний ярус батарейных клеток. Через каждые две недели нижние створки клеток автоматически раскрываются, и поросята попадают в клетки нижележащего яруса, несколько большие по размеру в соответствии с ростом животного, чем клетки предыдущего яруса. К концу откорма не поросёнок, а приличные, простите за выражение, свинья или боров оказываются на самом нижнем ярусе, и уже оттуда они по специальному транспортёру попадают в убойный цех. Специалисты комплекса смело пошли на введение новаторских приёмов в технологии содержания свиней. Например, зачем поросятам в подземелье нужен свет? Всё, что им надо, у них под носом!
Строгая женщина-экскурсовод разрешила себе щедро улыбнуться и добавила с подковыркой:
- Вероятно, многие из вас догадываются, что поросята не читают газет и не слушают радио, так что им не о чем беспокоиться. Они ещё довольно громко протестующе повизгивают, когда покрытые слоем мягкого поролона клешни погрузчиков обхватывают их и сажают в металлическую клетку верхнего яруса. Проходит некоторое время, и поросята расстаются с этой древней, всё ещё передающейся по наследству вредной привычкой – издавать нерентабельные для процесса откорма посторонние звуки.
– Вот кажется, всё, что мне разрешено вам сказать! – с облегчением перевела дыхание экскурсовод.
– Ах, есть ещё вопросы? Я предвидела ваш вопрос, студент! Как у нас организовано лечение животных и дезинфекция индивидуальных клеток после их освобождения? Отвечу коротко: никак! Вы не удовлетворены ответом? Гм..., поясню. Эти мероприятия руководство нашего частного предприятия считает экономически неоправданными и исключило их из технологии получения свинины. Да и заставите ли вы ветеринарного врача, даже санитара лезть под землю, в темноту, со шприцем или там с фонендоскопом в руках! Кроме того, клетки для содержания свиней освобождаются только на секунды, когда поросята по команде проваливаются в нижележащий ярус, какая тут может быть мойка клеток и их дезинфекция?
– Уверен, что имеется много случаев заболеваний и падежа свиней при таком их содержании! – вибрирующим от волнения голосом проговорил Сергей Баранов.
А вертлявый студент с модными усиками и бородкой, как бы предвидя ответ экскурсовода в шутовском поклоне сложил у себя на груди руки крест-на крест, пародируя жестяную картинку на электрической опоре – «не влезай–убьёт!»
– Никакого падежа и никаких заболеваний у нас не регистрируется. Сейчас век электроники! – с видимой обидой скривила губы экскурсовод, когда заметила театральный жест студента. – Чувствительные датчики сигнализируют на пульт управления, что в таком-то ярусе, в такой-то клетке поросёнок не притрагивается к корму, например, по причине атонии кишечника. Наша Вероника из ЦУСа тут же по этому адресу включает дифференциальный температурный датчик. Если поросёнок ещё тёплый. то есть,живой, специальный механизм захвата выдёргивает его из клетки и отправляет прямиком в виде санитарного брака в убойный цех. Если свинья того..., то есть, имеет температуру значительно ниже нормальной, вы понимаете меня, что я имею в виду, то, к сожалению, мы вынуждены подчиниться требованиям ветеринарно-санитарного контроля, и животное направляется на техническую утилизацию. Но до утилизации дело доходит редко, расторопные диспетчеры ЦУСа во-время замечают каждого заболевшего поросёнка, этого замечательного сырьевого объекта для приготовления варёных колбас и свиной тушёнки. Но если уж ветеринарная служба цеха убоя посчитает остывшее тело животного непригодным даже для мясных консервов, а с нарушением санитарного регламента у нас строго, то и тут предприятие оказывается не в столь уж большом убытке. Тот же механический захват кладёт труп на утилизационный транспортёр, ведущий к автоклавному отсеку шахты. Там всё проваривается перегретым паром под избыточным давлением, потом в специальных печах высушивается, размалывается в мясо-костную муку и в смеси с комбикормом, затем, хочешь-не хочешь, поедается своими же живыми собратьями.
– Теперь ваш вопрос, девушка: сильно ли дичают свиньи, не видя людей, и не становятся ли они агрессивными при отправке на убой? Я упустила в своем сообщении вам одно из главных достоинств проекта нашего подземного предприятия. Животные в процессе откорма становятся очень спокойными и покладистыми в буквальном смысле этих слов. Когда их навалом отправляют в цех убоя по ленточному транспортёру, по которому прежде навалоотбойщики отгружали уголь, свиньи настолько поглощены погрузкой, что почти не шевелятся, не издают излишних звуков, следовательно, не расходуют ни на что, кроме производства жира драгоценные калории. Итак, моя миссия как экскурсовода вашей группы окончена, благодарю вас за внимание!
Женщина бегло взглянула на наручные часы.
– Прошу извинения, но меня ожидает следующая экскурсионная группа! Сегодня очень насыщенный для нас, экскурсоводов, день.
Она тряхнула чёлкой волос и решительным округлым жестом руки пригласила группу студентов к выходу из подземной выработки.
Староста группы Виктор Баранов, бывший подводник, с возмущением стукнул кулаком по своей каске:
– Нам говорили на зоотехническом факультете, что проведут практические занятия в подземном свинокомплексе, а не обзорную экскурсию. Для чего нас тогда нарядили в шахтёрскую робу?
– Знаете, в цехе откорма свиней, находиться постороннему человеку не совсем безопасно, – с некоторым смущением в голосе ответила экскурсовод. – Да, там, в воздухе штолен и штреков, благодаря должной вентиляции содержание вредных веществ: аммиака, сероводорода и углекислого газа только разве чуточку превышает ПДК, вы знаете – эта аббревиатура означает предельно допустимую концентрацию вредного вещества. Но, сами понимаете: укрепить высокие своды бесчисленных выработок какими-либо материалами практически невозможно.
Спускавшийся по лестнице мимо группы студентов чем-то озабоченный, заметно сгорбленный пожилой шахтёр остановился:
– Я начальник смены и могу под свою ответственность взять в забой, простите, я оговорился, в цех откорма, нескольких парней, пусть посмотрят чего стоит производство нашего сала!
Сергей Баранов и ещё один его сокурсник тут же согласились с предложением начальника смены. Вместе с ними спуститься на дно шахтной пещеры вызвалась и Светлана, несмотря на все уговоры подруг остаться с группой и подняться по эскалаторам вверх Она поплотнее подбила свои роскошные волосы под воротник брезентовой куртки и сдвинула на затылок шахтёрскую каску. Лицо её приобрело задиристое, совсем не девичье выражение.
Дно шахты во многих местах было неровное, в трещинах и уступах, с лужицами чёрной воды в углублениях. Длинные извилистые проходы между батареями клеток были узки: устроители этого подземного заведения использовали каждый клочок свободного пространства выработок.
– Под водой в субмарине всё выглядит гораздо комфортнее, чем тут под землёй! – с усмешкой заметил Виктор своим спутникам, услышав, как по его каске забарабанили капельки воды.
Сокурсник Сергея зябко поёжился: холодные струйки попали ему за воротник.
Это капало с земляного свода. Брезентовые робы студентов местами покрылись пятнами черноватой жидкости.
Светлана опередила своих сопровождающих. Она безбоязненно шла по дну подземелья, с шумом разбрызгивая сапожищами чёрные лужицы.
– А здесь довольно-таки терпимо! – восклицала она.
В узких промежутках между батареями клеток были видны потрескавшиеся стены бывшей угольной выработки. Тёмно-серую породу местами наискосок пересекали, то узкие, то широкие глянцевитые на изломе, полосы чёрного антрацита.
– Я где-то слышал, что чёрный цвет для глаз – самый вредный из всех цветов – мимоходом сказал сокурсник Баранова.
Пожилой начальник смены укоризненно прищурился на него:
– Не скажу! Посмотрите, какой весёлый блеск у этого уголёчка, так бы и смотрел на него.
Шахтёр вздохнул и встал несколько поодаль от студентов.
Глаза у Светланы под высоким голым лбом посверкивали, как те частицы антрацита в угольном пласту:
– А что, если я, получив диплом зоотехнолога, устроюсь сюда на работу? Вот лопнут от зависти мои подружки!
Голос девушки таял в постороннем шуме. Здесь, на дне шахты звякали траки транспортёров, скрипели тросы малых подъёмников, ненасытно выли приточные вентиляторы. Мимо студентов, задевая их жёстким одеянием и чертыхаясь, взад-вперёд сновали операторы комплекса: слесаря и электрики с гаечными ключами, переносными лампами и мотками проводов. Два шахтёра, тяжело дыша, волокли по штреку громоздкий сварочный аппарат. Шла будничная рабочая смена. Судя по количеству мужского персонала, одетого в шахтёрскую спецовку, нельзя было сказать, что все процессы на свинокомплексе были механизированы и автоматизированы, как об этом сообщала женщина-экскурсовод.
Виктор Баранов заглянул в клетку самого нижнего яруса. В луче шахтёрского фонарика там неподвижно лежала туша свиньи. На её боках во многих местах виднелись пролежни и краснели проплешины скудной щетины.
Светлана обеими руками погладила голову животного за ушами. Свинья открыла слипшиеся глазки в ответ на необычную для неё ласку человека и чуть слышно, немощно хрюкнула.
Сергей дотронулся до шеи животного, с которой свисали на лобастую голову, почти лишённую щетины, складки жира. Глаза у несостоявшейся свиноматки опять закрылись. Под рукою Сергея кожа свиньи вместе с подкожной клетчаткой заколыхалась, словно это было не тело животного, а наполненный студнем резиновый мешок. Этот мешок лежал распластанный на дне ярусной клетки, и только редкие подёргивания бледного пятачка свидетельствовали о том, что свинья была ещё жива.
Сокурсник и сокурсница Сергея, увидев эту картину, растерянно переглянулись.
– Как же понимать простор и великолепие верхних, свободных от поголовья свиней апартаментов и вот этот ад? – спросил с недоумением студент.
Начальник смены, стоявший в стороне у ленты какого-то транспортёра, казалось, не слышал вопроса.
– А всё очень просто! – хмыкнул Баранов. – Верхние залы и эскалаторы – это агитпункт для несмышлёных посетителей, заплативших деньги за экскурсию. Знаете анекдот: ушедших на тот свет, черти заманивают в предбанник ада. В преддверии ада роскошь, музыка, вино, обнажённые женщины. Зачем «жмурикам» какой-то скучный рай с его вегетарианскими плодами! Они балдеют от довольства, тут черти приступают к своим прямым обязанностям: волокут без разбору и грешников, и праведных на раскалённую сковородку.
Светлана стряхнула с каски и с плеч куртки потёки жидкости и с укоризненным видом погрозила Баранову кулачком.
Неожиданно, где-то в дальнем конце угольной выработки раздался глухой звук падающей массы, и студенты почувствовали, как им в лицо, едва не сбив с головы каски, ударил поток воздуха, смешанный с водянистой угольной пылью. Взвыла сирена, замелькали по рядам клеток сигнальные огоньки.
Перекрывая звук сирены под сводами шахтного зала, раздался дружный визг сотни тысяч поросят. Как будто они вкладывали в этот визг всю свою нерастраченную в неподвижности энергию.
– Эх, дьявол, опять в моё дежурство авария! – проговорил начальник смены и, звучно разбрызгивая литыми резиновыми сапогами лужи, заторопился к дальнему концу выработки.
Через несколько минут мимо студентов четверо горняков с серыми от угольной пыли лицами и такими же запылёнными спецовками пронесли носилки с телом слесаря-оператора, голова которого вместе с каской была прикрыта серыми прядями слесарной смолистой пакли. Рука лежащего, с намертво зажатым гаечным ключом, свешивалась с носилок и болталась в такт шагам, несущих носилки людей.
– Обвал породы на семьдесят третьем участке! – в ответ на немые взгляды студентов хмуро пояснил один из горняков, прихрамывающий на правую ногу. – Говорили этому Губаносову, чтобы он распорядился подвести крепления под потолок, там вчера трещина заметно расширилась, так нет, всё экономят на нас!
В заляпанном чёрной грязью металлическом репродукторе, прикреплённом к одной из опор шахты, послышалось потрескивание. Но вот динамик "прокашлялся" и бодрый женский голосок скомандовал:
– Внимание! Дистанционные датчики компьютеров зафиксировали малообъёмное текущее падение породы на семьдесят третьем участке. Производственный сектор с поголовьем свиней не пострадал. Сменным операторам немедленно приступить к выполнению своих обязанностей.
Звуки сирены, а вместе с ними тревожное взвизгивание поросят смолкли. Опять явственно послышались скрежет транспортёрных лент и вой вентиляторов. К этим звукам присоединялись, раздававшиеся из клеток ярусов чавкающие звуки и вздохи животных.
К оторопелым студентам подошел насупленный начальник смены:
– Хлопцы, я вас подниму «на гора» нашим скоростным стволовым подъёмником. Все «шахтёры» пользуются только им. Минуты через две будете у здания нашего управления. Даже опередите свою группу студентов, они долго будут подниматься по наклонным эскалаторам.
Староста группы Баранов прихлопнул себя по шахтёрской каске так, что его фонарик погас:
– Теперь до меня дошло, почему на тех длинных эскалаторах было так чисто и не было видно шахтёров.
– Каждый месяц теряем людей! – сказал, провожая студентов, начальник смены. – Прибыли нашего, так называемого, частного коммерческого предприятия, падают. Начались перебои со сбытом продукции. Эксперты нашли в нашей свинине избыток воды, жира, аммиака, холестерина и ещё какие-то гадости, а, кроме того, установили, что там не хватает нескольких незаменимых аминокислот, крайне важных в питании людей. Наше руководство уже поговаривает о возможном закрытии производства мясной продукции и об открытии подземного комбината по выращиванию другой, тоже ценной продукции, вроде вешенок, шампиньонов и другого грибного ассортимента. А, возможно, здесь организуют гальванические цеха.
- Придётся опять нам, старым горнякам, переквалифицироваться на выпуск другого ходового товара,- вздохнул старый шахтёр.- Работу на поверхности найти нелегко: есть безработные. Так что с подземельем мы и наши дети связаны надолго, всё-таки мы были и останемся шахтёрами!
Подъёмная клеть с ускорением рванулась вверх. Студентов на минуту прижало к полу подъёмной клети, так что их фигуры согнулись в полуприсесте.
Парни в раздевалке скоро освободили себя от непривычного шахтёрского одеяния. Оказавшись на асфальтовой площадке у копра шахты студенты – будущие учёные зоотехнологи, жмурились от яркого солнечного света и облегчённо переводили дыхание.
– Всё-таки, в чью пользу сравнение чёрного свода выработки шахты и толщи океанской воды над подводной лодкой? – с вялой улыбкой повернулся к бывшему моряк -подводнику его сокурсник.
Баранов вместо ответа только махнул рукой, буркнув:
– А-а-а, как говорят: хрен редьки не слаще!
Но вот, наконец, и вся группа студентов оказалась на поверхности. Светлана задорно тряхнула волосами за своей спиной:
– Что вы, ребятки, такие квелые! – У меня вот появилась задумка, как усовершенствовать проект подземной фабрики мяса!
Юрий Боченин
26.10.2015 г.