В Севастополь он въезжал не один.
Пока поезд спускался по большому полукругу через туннели с высоты Макензиевых гор к мосту через Чёрную речку у самого её устья впадения в Южную бухту, он любовался открывающимися видами на город и море, на дорогу в город, на иссечённые выработками белые отвесы Инкермана, на военные корабли у причалов, а рядом с ним у окна стояла она – та, ради которой первоначально он и предпринял это путешествие. Ей нравилось путешествовать, ему нравилось устраивать ей путешествия, но оба они – каждый про себя сам, отдельно от другого – понимали: это прощание. Они ехали сюда, чтобы здесь навсегда расстаться. Он твёрдо решил уже для себя, что всё между ними кончено и совершал этот последний тур как ритуальный акт самоустранения из её жизни. Он выбрал именно этот город, чтобы расстаться в нём с нею навсегда. Именно в этом городе его родной отец навсегда расстался со своей первой женой и дочерью. Это был рок. Их семейный мужской рок. А она понимала, что уже пресытилась им и его заботой и мечтала о своём екатеринбургском принце на алом коне. Всё у них внешне было прекрасно. Но у обоих болело сердце. У него оно болело за неё и её будущее в котором он уже не находил себе места, а у неё за его предстоящее полное безысходности одиночество, которое, как она прекрасно уже понимала, он просто не позволит ей сглаживать даже редкими случайными визитами. По ночам он тайком от неё рыдал беззвучно и безутешно. Жизнь – уникальная, невероятная, фантастическая жизнь была прожита, последняя глава в этой жизни была дописана и оставалось сделать только несколько технических вдохов и выдохов. И не видя более ни одного продолжения, достойного его собственной кисти он прощался мысленно с ней и со всей этой удивительной короткой и яркой сказкой вечернего бытия. Закат!!! Она просто старалась ни о чем не думать и ничего себе не загадывать. Будущее проступало сквозь контуры настоящего, как вид моря проступает сквозь резкие очертания уже близкого скалистого берега. И в этом море с высоты Ласточкиного гнезда неразличимы были еще паруса её принца и корабли её судьбы. Она вглядывалась в это огромное непостижимо прекрасное море и не видела в нём ещё ничего кроме самого моря!
- Ты готова была выйти за меня замуж? – спросил он внезапно пересохшим от волнения голосом.
- Сначала я хотела выйти за тебя, - отвечала она спокойно, - а потом почему-то передумала…
Он знал причину. У причины были вполне конкретное имя, не менее конкретная жена и абсолютно конкретная молодость. И он понимал, что этот матч был изначально проигран вчистую, без шансов пересдачи экзаменов. Еще год назад они решили повенчаться. Это был максимум возможного: тайное – на века – венчание.
Поскольку венчание предстояло именно тайное, встал вопрос о том, в какой церквушке это можно было бы устроить. И он нашёл ответ вполне сопоставимый с масштабом задуманного. Он пробежал мысленным взглядом над российскими необъятными просторами и только затем остановился на одном храме. Это был Исаакиевский Собор в Санкт-Петербурге! Собственно для самого обряда были намечены последовательно три храма в Питере: по этапам обряда: Обещание в Спасе-на-Крови, что возвышался прекрасный и недоступный над каналом Грибоедова, далее – Обручение в Казанском Соборе – грандиозном Храме с потрясающей колоннадой на Невском всё у того же самого канала и, наконец – Венчание и грандиозном, величественном и неповторимом Исаакиевском Соборе.
Уже тогда ни у него ни у неё не было иллюзий. Это был Акт «на вечную память», а не свадьба, даже больше похожий на акт милосердия с её стороны к покидаемому несчастному. Словно она говорила этим: вот видишь, я так сильно любила тебя, что готова пойти на этот ничего не значащий для общества обряд, чтобы ты мог доживать свой век и умирать спокойно!
Они готовились к этому событию тщательно. И вот они уже в поезде Екатеринбург – Ленинград. Вот уже такси несёт их по Охтинской дуге. Вот он: Спас-на-Крови! Вот эта тройка коней, несущая их в Казанский Собор. Вот открываются врата рая! Священник читает молитву обручающимся. Они обмениваются кольцами!
Вот они переезжают к Исаакиевскому Собору, входят в него с венками роз и венчают друг друга этими венками в малахитовом приделе Храма, на фронтоне которого, обращенном к Главпочтамту, ползут на коленях к Спасителю согбенные фигуры рабов божиих. Всё! Они в ресторанчике Немо. Оба молчат. А потом – в Питере в тот сказочный вечер возникла гигантская пробка на Невском – она шла вся в белом в фате по тротуару Невского и из машин ей приветственно подавали сигналы очарованные её красотой водители!
И вот теперь, год спустя, здесь они оба были уже окончательно готовы поставить финальную точку. Уже в ближайший Новый Год она завершит эту почти хирургическую операцию рассказав ему о предложении замужества очередным её поклонником и о своём согласии на брак с этим призрачным юношей. И уйдёт к нему жить. Но это будет позже. А пока оба смотрели на приближающийся новый для обоих город и погружались, погружались, погружались…
Город – сказка! Город – наваждение! Город – гордость! Город Великой Грусти.
Он ждал их, он принимал их обоих, не предъявляя никаких претензий, не объявляя никаких условий. Город – Ночь! Город – Маяк! Город – столица Чернейшего из Морей.
И они вступили на его территорию воодушевлённые предощущением великого и прекрасного освобождения душ от всех прежних миражей и самообманов. И они отдались на милость его ветрам, его приливам и отливам, его музыкам и его картинам. И его имя звучало в них потрясающим ритмом атаки людей предназначенных возвышенно жить и возвышенно умереть: Севастополь!