жажда света мелькает
я стоял между вех
а они разбивались
об набухшую вену
Самый действенный способ изменить свое подобие Жизни - принимать тяжелые наркотики. Вся жизнь сводится к замкнутому циклу - поиску и потреблению. Цикл, который когда-нибудь дойдет до конца. Я резко вскочил с кресла, которое век стоит в углу кабинета, пробежался до двери и проверил очередь. Никого. Нервно хлопнул дверью и начал искать лазейки и выходы из этого места. Стоп. Предварительно сверив часы, конечно. 18:11. Я с горем поплелся к креслу и влетел в него с такой силой, что штукатурка обсыпалась мне на плечи и голову. Нехотя, стряхнул с себя эти струпья и заметил на потолке, сгнившем от многочисленных затапливаний сверху, маленькую трещинку. Я было хотел встать и разглядеть это дело поближе, но неведомые силы прижали меня к креслу навсегда. Я откинулся и закрыл глаза, смирившись с этой участью. Это место, и так плохо освещенное одной 40-ваттной лампочкой, озарилось истинной тьмой. За той стороной век ничего не существовало. Только внутренняя часть век. Только всепоглощающая темнота, скудно пробитая тонким излучением света от лампы. Плохо пахнет. Неприятно. Противно. Мерзко. Гадко. Тошнотворно. Одиозно. Гибрид сырой рыбы, тлеющей в углу разделочной, и желудочного сока. Мои руки холодные. А я такой одинокий. Целый лабиринт слов, обозначающих мое положение. И я в нем потерян. Ничтожество. Неудачник. Никудышка. Шваль. Плесень. Сошка. Стоит только закрыть свои глаза и образуется вакуум, в котором пространство вращается вокруг тебя. Это пространство пустое. Оно бесконечно. И оно твое. Но не греет. А ставит на тебе свою пробу. Сможешь ли ты открыть глаза, чтобы очутиться в этом обосранном мире снова? Сможешь? Нет. Но каждый день ты их открываешь и изучаешь неровности потолка. Неровности кровати. Неудобства. Повсюду одни неудобства, которые мы пытаемся заметить. Какой ценой? Ценой битой посуды, мебели и другой утвари домашнего уюта? Ценой разрушений, убийств, взрывов боеголовок в недрах противоборствующих стран? Ценой грабления собственных родителей, близких, собственной страны? А ведь можно просто закрыть глаза. Мои руки крепко сжимают ручки кресла. А ведь можно просто закрыть глаза. Пульсар в районе левого виска усиливается и бьет с новой, неизвестной доныне, силой. А ведь можно просто закрыть глаза. Горячий пот стелется на веки, дефлорируя бездейственный комфорт. Пауза. Вдох. Выдох. Я вскакиваю с кресла и подступаю к окну. Узоры энергических биений света сбивают с толку. Поправляю занавески перпендикулярно эпицентру. Вскидываю руку и проверяю стрелку часов. 18:29. Надеваю куртку и хлопаю дверью снаружи.
Я вижу себя в гладкой поверхности стекла, первой попавшейся машины такси. Я в полудремотном состоянии возвращаюсь в зону комфорта. Передумал. Взвесив все за и против, я расплачиваюсь и плыву к дверям местного суши-бара. Давно приметил это место. Два ролла с огурцом и унаги. Закидываюсь и бросаю неопределенный взгляд на открытые двери подвала, в которых щемятся два сосунка. Лет по шестнадцать. Скидываю точную сумму на стол и отправляюсь к ним. Четыре озадаченных щелки смотрят в район моего лица. Главное угадать подход. Я молча достаю из заднего кармана купюру и делаю крюк рукой перед их лицами. Меня хватают за шкирку и вкидывают внутрь, предварительно защелкнув дверь. Сорванцы грубо спускают меня по скользкой лестнице вниз. К свету. Что-то кричат. В ответ стук замочной колодки. Гниющий запах, пропитавший стены этого места, не дает покоя слизистой. Я срываю назальный пластырь и закрываю свободной рукой ноздри. Два пролета. Я очутился у грязно-коричневой двери, тускло просвеченной зеленым светом. Два молокососа открывают и вместе со скрежетом старого, ржавеющего металла, в глаза бьет острый столб лазерного свечения. Я закрываю рукавом лицо, пытаясь совместить два дела, но запах тут в меру приятный, и я ограничился глазами. Позже, когда зрачки привыкли, передо мной развалился широкий силуэт. Протерев лицо, я увидел китайца, огромных размеров, перекидывающего из руки в руку пакетик с веществами. Как я понимаю. У него гладко выбритая голова и потные складки на лбу, с маслянистыми бликами от лазеров, проявляющимися эффектом стробоскопа. В черном бомбере, которые носили скинхеды в восьмидесятые. Толстяк так расстегнул молнию, что я вижу белую майку, а над ней широкую цепочку бронзового цвета, плотно впирающую в жирную грудь. Зрелище, что надо. У меня сразу выработалось отвращение. Молниеносно. Он вонял. Как неотесанное животное на свиноферме. Сразу ясно, что это Вожак. Не медля, я положил купюру номиналом в пятьдесят долларов на стол, за которым он сидел и посмотрел на него. Наверно, понял, что я не знаю язык. Он просветил бумагу от неоновой лампы за диваном и достал из кармана уже другой пакетик, поменьше, тут же метнув на тот же стол. Махнул рукой в сторону малолеток и те, с таким же рвением, проводили наверх. Я не знал ни цены здешних препаратов, ни качества, ни названия. Пешком дошел до своей квартиры, но заходить не стал. Меня привлекла соседняя. С номером 106. Там жил какой-то метамфетоминовый наркоман, с которым я никогда не поддерживал связь. Время пришло. Осторожным шагом, я двигаюсь к квартире. Смотрю перпендикулярно глазку. Стучу. Слышу какие-то шорохи за дверью, но спешить открывать дверь незнакомцу этот некто не собирается. Стучу еще раз. Отчётливо слышу шаги, приближающиеся к двери. Слышу, как некто проверяет замки и смотрит на меня в глазок. Слышу дыхание. Слышу шепот. Говорю, "привет, это твой сосед", с надеждой, что он не из местных или хотя бы знает мой язык. Слышу дыхание, прерывистое, сопящее. Слышу отдаляющиеся шаги. Слышу шорохи. Тишина. С грустью, отворяю свою квартиру и, не раздеваясь, иду в ванну. Выворачиваю половину содержимого на маленькое зеркало и смотрю на свое отражение, искаженное порошком. Достаю из шкафчика новенький назальный пластырь и аккуратно клею на переносицу. Дышать становиться не легче, но привычнее. Да, консультация сейчас была бы кстати. Наркомана со стажем. А если это не нюхать? Вспоминаю, в колледже был один очкарик. Однажды, он сломался из-за смерти матери и кто-то подкинул ему героин. Маленькую дозу. Он знал все о его свойствах и последствиях, но все равно принял. И продолжал принимать. И у него не было ломки, у него не было зависимости. И он делал это добровольно. От легкой жизни. Шесть лет он кололся, пока его не обнаружили повешенным в общественном туалете. Так вот, он рассказывал, что его колют те, кто экономит дозы. Мажоры нюхают, так как не нужно заморачиваться с мерой. Приход тот же. Кто-то даже жрал его. Кто-то курил. Может не стоит волноваться. *** знает этого Очкарика. А может, стоит. Все-таки героин, я думаю, смотря на эту тучку белого порошка. Доза маленькая. Достаю из шкафчика шприц для инъекций и кладу рядом с зеркалом. Вспоминаю, что нужно на чем-то округлом нагреть до плавления. Ну, не стал выделываться, взял ложку, пересыпал содержимое с зеркальца, и подставил зажигалку. Жду, пока на ложке не образовалась жидкая консистенция и набираю её через иглу шприца. Горячий прибор гладу на край раковины и умываю лицо. А ведь можно просто закрыть глаза. Натягиваю аптечный жгут чуть выше вены и подставляю шприц в сантиметре. А ведь можно просто закрыть глаза. Медленно подношу. А ведь можно просто закрыть глаза. Горячий конец иглы касается моей кожи. А ведь можно просто закрыть глаза. И я делаю это.