Мама разбирала вещи, а я вышел в коридор, собираясь исследовать квартиру. Дверь в ванную была приоткрыта, я заглянул туда и отпрянул.
Склонившись над старой чугунной ванной, в которой дребезжал эмалированный таз, стирала белье девочка моих лет в заношенном байковом халатике. От усилий лопатки ее узкой спины, просвечивающие через тонкую ткань, двигались туда-сюда, как поршни у двигателя.
- Чего ты? – не оборачиваясь, спросила девочка. – Я же не голая. Заходи, тебе ведь руки помыть?..
Она подвинулась, уступая мне место перед раковиной.
- Да я нет… - от неожиданности я замялся. – Я просто…
- Просто что? – девочка, все так же стоя ко мне спиной, поменяла в тазу воду. – Просто заняться нечем? Поэтому людям мешаешь?..
- Я познакомиться хотел, - обиделся я. – Собственно, жить теперь в одной квартире ведь будем…
- Ну, так знакомься… - равнодушно разрешила девочка, прополаскивая белье.
- Ну… - я смутился. – Меня Андреем зовут. А тебя как?..
- Алевтиной, - она резко обернулась, и я увидел, что у нее бледное нахмуренное лицо с плотно сжатыми губами. – Красивое имя, правда?
- Нормальное имя… - неуверенно протянул я. – Бывают и хуже…
- Вообще можно Алей звать, - заметила девочка, прищурившись, разглядывая меня в упор.
- Хочешь, я тебе помогу? – я показал глазами на таз с выстиранными вещами.
- Стирать поможешь? – усмехнулась Аля, поправляя волосы, выбившиеся из пучка.
Гладкая прическа делала ее старше того возраста, который я первоначально ей определил. А, может быть, дело было в ее пристальном, каком-то недобром взгляде.
- Ну, вешать там… - уклончиво сказал я. – Ты ж вешать пойдешь?..
- На улицу, - сказала Аля. – Пойдешь на улицу?..
Мне не хотелось одеваться, но я кивнул. Было в ней что-то, располагающее к безусловному подчинению.
- Прогуляюсь, схожу, - сообщил я маме, натягивая пальто.
Она оторвалась от чемоданов, с тревогой окидывая меня взглядом.
- Не далеко, надеюсь? Ты же тут еще никого не знаешь, мало ли, привяжутся…
- Да я во двор, - я раздраженно поморщился, демонстрируя, как меня утомляет ее постоянная опека.
Аля ждала меня возле двери, сживая таз обеими руками. Голова у нее была не покрыта, и я подосадовал на себя, что надел кепку.
- Давай помогу, - я забрал у нее таз, с неприятным чувством отмечая, что она и не подумала меня поблагодарить.
- Вы на место Сильверстова? – поинтересовалась Аля, развешивая на веревках какие-то, на мой взгляд, совершенно не пригодные для носки тряпки.
- Ну, да… - я поморщился, заметив, что она спокойно выставляет на всеобщее обозрение глубоко интимные предметы туалета. – А он куда делся?
Я задал вопрос, который мучил меня с того самого момента, как отец объявил о срочных сборах и возвращении в СССР, и который отчего-то в семье обходили стыдливым молчанием: а куда нас вообще поселят-то?
- Забрали его, - спокойно сообщила Аля. – С месяц уже, как приходили. Тут на Первомай флаги красные развешивали, как водится, а он сорвал один и нассал на него…
Я уставился на нее, пораженный.
- А за это сажают?
- А что ж, - Аля закрепила прищепкой последний предмет и забрала у меня таз, - ты думал, путевки в санаторий дают?
- Шестопалова! – заорал какой-то парень, с силой дергая за веревку. – Ты гулять пойдешь вечером?
- С тобой нет, - отрезала Аля, делая мне знак идти в сторону подъезда, но я, по непонятной для самого себя причине, продолжал стоять между ними деталью окрестного пейзажа.
- А почему? – возмутился парень, прислоняясь к поддерживающему веревки столбу.
- Вот заладил! – Аля зябко подняла воротник пальто. – «Почему, почему?» Надоел ты, Витек, вот ведь, как банный лист…
- Ну, ты… - парень длинно матерно выругался. – Пожалеешь…
Аля равнодушно скользнула по нему взглядом, поворачиваясь к подъезду.
- Я бы тебя попросил выбирать выражения… - начал я.
- А ты тут кто вообще?! – взорвался Витек. – Тебя тут кто спрашивает?..
Аля усмехнулась:
- А это ухажер мой, что, съел?..
Оставив Витька изумленно хлопать глазами, она поднялась на крыльцо и потянула на себя ручку двери.
- Зачем ты это сказала? – недовольно спросил я, пропуская ее вперед. – Тебя кто просил сочинять?..
- А от тебя убудет? – она подошла к своей комнате и начала копаться в кармане, видимо, ища ключ. – Не бойся, он трус, он тебе фотографию портить не полезет…
- У вас тут всегда так принято разговаривать? – поинтересовался я через плечо, разворачиваясь к своей собственной двери.
- А что, - рука у нее застыла на полпути, - там, где ты жил, по-другому разговаривали?..
- Я в Лейпциге жил, - сказал я. – С рождения. Отец там служил. Да, по-другому.
2
Я запихиваю деду в рот суп ложку за ложкой.
Наташка в углу выводит в тетради кривые каракули.
«Лейпциг». Я пробую это слово на вкус. Есть такой магазин.
От этого слова пахнет дорогой кожей и терпкими духами.
- Ты к старику сегодня пойдешь? – Наташка поднимает голову.
- А что ж нет? – удивляюсь я, вытирая деду салфеткой капли с подбородка.
- Опять лезть будет… - тянет Наташка.
- Мала ты еще о таких вещах говорить! – я с грохотом ставлю пустую тарелку на стол. – Ты нам деньги в дом приносить будешь?..
- Вырасту - буду! – огрызается Наташка. – Я замуж выйду за военного.
- Откуда у военного деньги? – удивляюсь я.
- Оттуда! – усмехается сестра. – Вон эти въехали, тетя Оля видела, ковры у них, посуда…
3
- Мне не очень нравится твой повышенный интерес к соседям, Андрей, - заметил отец за ужином. – Хочу тебя попросить быть осторожнее, не исключаю, что эти люди приложили руку к посадке нашего предшественника. От них можно ждать, чего угодно…
- Володя, что ты говоришь! – всплеснула руками мама, отставив в сторону кастрюлю, из которой она накладывала ему добавку. – Можно подумать, что ты одобряешь поступок этого человека! Нет, даже слышать об этом не хочу…
- Я только с одной девочкой успел пообщаться, - поморщился я, ковыряя котлету. – Она напротив живет. Может, мне вообще из комнаты не выходить?
Я начал заводиться.
- Девочка напротив, - отец тоже поморщился, словно ему попалось что-то несъедобное в гарнире. – Безотцовщина. Мать спилась и умерла. Хорошая компания, ничего не скажешь…
Мама покачала головой:
- Ужасно грубая девочка. Я тут вчера пошла на кухню, поставить чайник…
- Лена! – возмутился отец. – Ты не можешь ставить чайник в комнате? Тебе обязательно нужно там отсвечивать? Чтобы потом все считали, сколько мы «нахапали», живя в Германии?..
- Володя, сейчас все-таки не сталинские времена! – мама с достоинством откинулась на спинку стула. – И ты же не воровал!..
- Они не понимают этого! – продолжал греметь отец. – Это тебе ни Москва. И ни Ленинград. Для них люди, которые живут лучше, воруют…
- Так вот я пошла на кухню, поставить чайник, - перебила мама, явно недовольная изменением темы. – А она сообщила, что сейчас ее очередь. Там все конфорки были заняты кастрюлями, не подступиться. А она просто стояла с чайником в руке и ждала, откуда мне было знать, что она…
- Я не понимаю, - теперь отец перебил ее, - что такого страшного она тебе сказала? У них такой порядок. Нужно привыкать…
- Дело не в том, что она сказала, а как она сказала! – возмутилась мама. – Она сказала это таким тоном, словно я пришла к ней домой. К ней лично! Никакого уважения к старшим…
Аля на кухне помешивала ложкой суп. Я присел на краешек табурета.
- А в Лейпциге людей не было? – усмехнулась она. – А то ты, видно, совсем отвык, все за мной ходишь…
- Мы в гарнизоне жили, - зачем-то пояснил я. – В сам Лейпциг-то редко выезжали. Красивый город. А тут… Тревожно тут как-то.
Аля бросила на меня быстрый взгляд.
- Городок неспокойный, пограничный. Людей много со стороны. Разных. Недобрых много. Терпеть его не могу…
- А ты не местная? – заинтересовался я.
- Я из Ленинграда, - она сняла с супа пену. – Он нас сюда привез, родные у него тут какие-то жили. Маме в Ленинграде нельзя было жить, туберкулез у нее был…
- А почему я тебя в школе не вижу?..
Я пытался переварить полученную от нее информацию, совершенно не соответствующую той, что выдал мне отец.
- Отучилась я в школе, - Аля села на соседний табурет и разгладила халатик на коленях. – Я в ПТУ хожу, через три квартала…
- А потом куда? – рассеянно поинтересовался я.
- Куда, куда? – она вдруг разозлилась. – Да вот хоть на завод, тут рядом, пойду.
- Что, так тяжело было в школе учиться? – поразился я.
С моей точки зрения ПТУ-шники были совсем безнадежными кадрами…
- Тяжело, не тяжело, - ушла от разговора Аля, снова подходя к плите, - какая разница. Слушай, если ты совсем от скуки вешаешься, проводи меня к писателю. Сейчас суп сварится, подождешь?..
Она вытащила из пучка шпильки и закрутила его туже.
- К какому еще писателю?
Мне хотелось сказать ей, что я до сих пор не видел ни одной девчонки с такой старушечьей прической, но я побоялся непредвиденной реакции с ее стороны.
- Ну, старик один, генерал бывший… - Аля попробовала суп. – Воспоминания задумал писать. А я на машинке печатаю. Ничего платит…
- А ты умеешь на машинке? – удивился я.
- Умею немного, - она погасила газ. – Мама учила, она журналисткой была…
- Серьезно? – несоответствие между тем, что я узнал о ее семье, и тем, что она рассказывала, все увеличивалось.
- Ну, да, - Аля обернула ручки кастрюли полотенцем и, сняв с плиты, протянула ее мне. – Донесешь до комнаты? Только осторожно, по сторонам смотри, я на днях на ногу себе плеснула, Короткова, сволочь, под дверью маячила…
- А где она работала, твоя мама? – мне совершенно не хотелось обсуждать неизвестную пока мне сволочь Короткову.
- Ну, в газете, - Аля недоуменно пожала плечами. – Где ж еще? Статьи писала про сталеваров всяких, героев труда…
- Это ж неинтересно! – вырвалось у меня.
- Да какая разница, - Аля открыла мне дверь в комнату. – Деньги платят и ладно. Интересно еще должно быть, вот еще…
В комнате на кровати с металлическими шариками на спинке лежал сморщенный старичок, до подбородка укрытый одеялом, внимательно изучая меня такими же пронзительными, как у моей спутницы, глазами.
- Здравствуйте, - несмело сказал я, опуская кастрюлю на стол, заваленный тетрадями.
Аля махнула рукой.
- Он не понимает.
- И давно он… такой? – я поморщился.
Вид чужого несчастья всегда приводил меня в состояние замешательства.
- Год уже, - отозвалась Аля. – Ему иногда лучше бывает, я его тогда на кухню отвожу, сидит там, слушает, о чем они языком чешут…
Она подошла к маленькому зеркалу возле окна, открыла тюбик с ярко-красной помадой и несколько раз провела ей по губам.
- А на улицу он у тебя не выходит? – поинтересовался я, отмечая, что меня почему-то задевают ее действия.
- Ну, ты поможешь, - Аля закрутила тюбик и поставила его на подоконник, - тогда и на улицу отведу. Тяжело мне одной его тащить. Да, и следить там за ним надо, мало ли, что…
- Что ж тебе никто до сих пор помочь не мог? – поразился я. – У нас все друг другу помогали…
- У вас в гарнизоне? – уточнила Аля.
- Ну, да… - я не мог понять, куда она клонит.
- Так-то в гарнизоне, - задумчиво сообщила она, скрываясь за шкафом, - немцы-то вам не помогали…
- А у вас тут что, немцы? – огрызнулся я, скрывая смущение.
Она определенно переодевалась, не удосужившись предложить мне выйти…
- У нас тут хуже немцев, - Аля вышла в клетчатом платье с кружевным воротником, отчего стала похожа на учительницу.
- Да, и какая разница, - сказал я раздраженно, - если бы меня немка попросила помочь, что здесь такого?.. Существует элементарная вежливость…
Аля распустила волосы, потом, подумав, снова стянула.
- Они наших родных убивали, - строго сказала она, - а ты…
- Нет, я не понимаю! – я завелся, как обычно случалось, когда я обсуждал эту тему с родителями. – Какое отношение какая-нибудь конкретная немка, которая еще не родилась тогда, имеет к…
Аля вдруг приникла к моему уху, обдавая меня запахом мыльной отдушки, и прошептала:
- Ты тише говори о таком. Короткова-то бесится, комната ваша ей не досталась…
- Сейчас не сталинские времена, - со злостью повторил я мамину фразу.
Голова у меня поплыла от ее близости, и брала досада, что она этого совершенно не замечала.
Она скривилась, отстраняясь.
- Я тебя предупредила.
Мама была крайне недовольна тем, что я решил выйти на улицу в такой поздний час, но я убедил ее, что договорился сходить в кино с одноклассниками.
- Зачем ты так намазалась? – смело сказал я Але, когда мы повернули за угол. – Ты же говоришь, он старик…
- Лезть остережется, - она мрачно посмотрела на окна, светящиеся в доме, возле которого мы остановились. – Помада эта плохо смывается. А он женатый…
- Подождать тебя? – спросил я.
Она усмехнулась:
- Устанешь ждать. Он иногда до одиннадцати диктует, увлекается. Бессонница у него…
- А как же жена? – поразился я.
- А что жена? – Аля пожала плечами. – Она в другой комнате спит…
4
- Ты сегодня много ошибаешься, - брюзжит он, склоняясь над машинкой.
Я прижимаюсь к каретке.
- Устала, много дел было.
- Я тебя с каким-то парнишкой из окна видел, - голос, полный недовольства.
- Это сосед мой, по пути было, - я старательно клацаю по клавишам, добивая конец фразы.
- Сала завернуть с собой? - заботливо спрашивает он. - А то, смотрю, тощая какая. Не заболела бы…
- Да не люблю я сало, сколько раз говорила! – вырывается у меня.
- Ну, родным отнесешь… - не дождавшись ответа, он снова начинает диктовать.
5
- Володя, я удивляюсь твоему спокойствию, - думая, что я сплю, прошептала мама. – Он просто не отлипает от этой Алевтины. Я тут как-то вышла в коридор полдвенадцатого, так она возвращалась откуда-то…
- Ты снова ходила ставить чайник? – усмехнулся отец. – Зачем мы тогда привезли оттуда электрический?..
- Я не могу запереться в комнате, - возмутилась мама.
- По-моему, ты просто ходишь собирать сплетни, - он зевнул. – Надо же, как хорошо ты вписалась… Не далее, как десять дней назад, ты уверяла меня, что не сможешь жить в Союзе.
- Мы сейчас говорим совсем о другом, - мама понизила голос. – Андрей – ребенок по сравнению с этой девицей. Ей уже, по крайней мере, семнадцать…
- Думаю, ей не больше пятнадцати, - возразил отец, - а то и меньше…
- Ты ее никак разглядывал! – голос мамы задрожал от сдерживаемой ярости.
- Не понимаю, о чем ты, Лена, - отец тоже начал раздражаться. – Мы все-таки живет в одной квартире, я не могу ее вообще не замечать…
- Нужно устроить новоселье, - предложила мама, мысли которой определенно крутились вокруг одной темы. – Пусть позовет девочек из школы. Нормальных девочек… Общается же он там с кем-то.
- Насколько я знаю нашего сына, - усмехнулся отец, - по школе он шатается со скучающим видом…
Они замолчали, и через некоторое время я уснул.
На следующий день, когда я возвращался из школы, дорогу мне неожиданно преградил Витек.
- Это ты Шестопаловой гребень подарил? – осведомился он тоном, не сулящим ничего хорошего.
Я захлопал глазами:
- Какой еще гребень?
- Ну, гребень… - для убедительности Витек крутанул пальцами возле моего носа. – Прическу закалывать… Пришла сегодня с ним, воображала, сука…
- Нет, не я, - от неожиданности я вовремя не сообразил проигнорировать его присутствие.
- Ну, ты даешь!.. – Витек постучал ногтем себе по черепу. – Тоже мне, хахаль!.. Твоей девчонке подарки дарят, а ты ушами хлопаешь…
Аля во дворе снимала белье с веревок. Я бросил взгляд на ее волосы, они были стянуты в привычный тугой узел.
- А где подарок? – поинтересовался я, подходя сзади.
Она вздрогнула.
- Ну, напугал!.. Вот ведь подкрался, как шпион японский… - слова о подарке Аля проигнорировала.
- А все же? – я заметил, что она кусает губы.
- Вот привязался, - выдавила она из себя, наконец. – Мои подарки, хочу ношу, хочу в окно кидаю… Чего тебе? Разве я с тобой хожу?..
- Нет, - с неудовольствием констатировал я, тем не менее, продолжая стоять у нее за спиной.
Аля сгребла высохшие вещи в охапку, потом повернулась с ворохом белья в руках:
- Я Наташке за формой стояла. А он подошел, говорит: «А себе ничего не присмотрела на праздник?» Я ему: «Так 8-е ж давно было уже». А он: «Ну, и что, выбери себе чего-нибудь, хочу подарить»…
- А ты? – невольно подхватил я.
- Ну, я выбрала, а он купил… - она не смотрела мне в глаза, и мне это не понравилось.
- Да кто он-то? – спросил я. – Я его знаю?..
Она усмехнулась:
- А то не знаешь… Отец это твой…
Холод заполз мне под воротник, сковывая сознание.
- Зачем же ты согласилась? – вырвалось у меня.
- Он человек военный, - загадочно ответила Аля.
Я делал уроки за столом, когда отец вернулся со службы. Наблюдая, как он снимает фуражку, вешает ее в шкаф, привычным движением приглаживает на затылке вихры, я почувствовал, что у меня внутри все закипает.
- Ты чего на меня уставился? – отец поднес руку к моей голове, видимо, собираясь взъерошить волосы, и я резко дернулся в сторону. – Да что с тобой такое?
- Ой, не трогай его, Володя, - отозвалась мама, накладывающая в тарелки жаркое. – Он сегодня весь день бешеный…
- Ну, возраст такой, девочки одни в голове, - отец сел в кресло и развернул газету.
Я понял, что не смогу на него смотреть, и вышел из-за стола.
- Девочки одни!.. – выразительно сказала мама мне вслед. – Скорее, одна…
Аля на кухне чистила картошку. Я остановился перед ней, но она даже не подняла головы.
- Скажи, ты хорошо Сильверстова знала? – спросил я.
- Ну, как, - отозвалась Аля, - жили-то рядом. Он славным был, только пил много. Жена его бросила, вот и пил…
- Может быть, он и хотел, чтобы его забрали, - неожиданно предположил я.
- Может, и так… - Аля пожала плечами. – Все бывает.
Нож мелькал у нее в руках, ловко срезая кожуру.
- Давай завтра в кино сходим, - я с неприязнью отметил, что движения ее пальцев не замедлились ни на секунду.
- Завтра Красная горка, - сообщила Аля. – На кладбище к маме поедим.
- А можно мне с вами? – спросил я.
Мне никогда раньше не доводилось видеть советское кладбище.
- Почему ж нельзя? – она вдруг улыбнулась. – Мертвые не кусаются.
6
- Возьми, - он протягивает мне банку консервов. – Да, бери, бери. Тебе нужно хорошо питаться. Ты же не хочешь отправиться вслед за своей матерью?
- Спасибо, - я прибавляю шаг, чтобы быстрее скрыться в комнате. – Мне хватает. Он нам присылает деньги.
- Твой отец? – уточняет он.
- Нет, отчим, - я с трудом произношу это слово. – Отца-то я никогда не видела.
В его лице брезгливость. Я вспоминаю, как плакала мама, когда ее выставили из редакции.
Как она начала пить. Вернее, как он ее пристрастил.
- Бери, не бойся, - он снова протягивает мне банку. – Да не нужно мне от тебя ничего…
7
Маме я сказал, что иду собирать с одноклассниками металлолом. Собственно, так изначально и планировалось…
Некоторое время мы ехали на электричке. Потом шли пешком через перелесок. Наташка натерла ногу и ныла. Перед входом на кладбище старушки торговали цветами и венками, похожими на те, которые в Германии использовали для новогоднего украшения домов.
- Наверное, цветы купить надо, - неуверенно предположил я.
- А у тебя деньги есть? – отозвалась Аля.
Лицо у нее было еще более холодное и замкнутое, чем обычно.
Я развел руками. Все свои незначительные карманные сбережения я потратил на билеты.
- Мы на могилке цветочки посадим, - сообщила Наташка.
Она сразу же бросилась освобождать землю перед памятником от опавших за осень листьев. Аля протирала стелу.
Я почувствовал себя лишним.
- А в Германии по-другому хоронят, - бросил я в гулкую тишину, прерываемую лишь далеким щебетанием птиц в ветвях деревьев.
- А как? – живо заинтересовалась Наташка, рыхлящая землю в цветочнице.
- Там просто табличка в траве, - Аля присела на ограду и начала копаться в сумке. – Как в парке…
- А ты откуда знаешь? – поразился я.
- Люди были, видели… В войну еще, - пояснила она, извлекая бутылку водки и, к моему удивлению, изящные хрустальные стопочки. – Помянем.
Она разлила водку на троих и махом опрокинула свою порцию в рот.
Наташка потянулась к стопке.
- Ты что, с ума сошла?! – возмутился я. – Зачем ты ей наливаешь? Она же ребенок еще…
Аля недоуменно пожала плечами.
- Он мне с десяти лет наливал. Ничего, не спилась, как видишь…
- Зато другие спились… - я повернулся и зашагал прочь с кладбища.
Я сидел на скамейке, ожидая поезда, когда заметил Алю, в одиночестве бредущую по перрону. Руки у нее были глубоко засунуты в карманы пальто, а сама она сгорбилась, как под непосильной ношей.
- Зачем убежал? – равнодушно спросила она, садясь рядом со мной. – Тут монастырь есть, разрушенный, правда, но тихо, хорошо, погулять можно было… Летом там красиво, сирень цветет…
- А где сестра? – я посмотрел на нее в недоумении.
- К нему пошла… - она прислонилась к моему плечу.
- К кому? – запоздало удивился я.
- К отцу своему, - с неохотой ответила Аля. – Он тут живет.
- Один живет? – неделикатно поинтересовался я.
- Нет, конечно… - она даже не пошевелилась, когда я ее обнял.
Открывая дверь, я услышал доносящиеся из кухни голоса.
- Сколько раз я ей говорила: сдай его в дом престарелых! – кипятилась женщина, в которой я по голосу узнал столь ненавистную Але Короткову. – Говорю: там за ним догляд будет, все тебе легче…
- А она? – второй голос был мамин, вежливо-заинтересованный, и это меня неприятно поразило.
- А что она? – с кухни тянуло сизым сигаретным дымом, и я подавил кашель, прислушиваясь. – Зыркнет на меня глазами и молчит. Да я, конечно, понимаю, она хочет расширение площади с его помощью получить…
Я зашел на кухню. Короткова приветливо мне кивнула, а мама смутилась, словно я застукал ее за чем-то неприличным.
- Ну, как металлолом? – она изобразила на лице улыбку. – Поставил рекорд?..
Я неопределенно кивнул.
- Ты Альку не видел? – поинтересовалась Короткова. – Слесаря с утра вызвали, говорю: подежурь, а она умотала куда-то… Вот ведь…
Она щепетильно замолчала.
- А вы ведь вроде дома всегда сидите, - заметил я, присаживаясь напротив нее.
Мама за спиной Коротковой возмущенно округлила глаза, но я проигнорировал ее гримасу.
- Я не дома сижу! – вспылила Короткова. – Я – инвалид…
- Андрей, - мама покачала головой, всем своим видом демонстрируя, насколько она не одобряет мое непристойное поведение. – Как тебе не стыдно?! Иди в свою комнату лучше, уроки делай…
Вдогонку мне донеслось:
- Да, что не говори, Елена Сергеевна, а с кем поведешься…
Через час разразилась гроза. Явились из школы, поинтересоваться, отчего я прогуливаю важное общественное мероприятие.
На середине скандала с родителями я вышел из комнаты и несколько раз стукнул в Алину дверь…
- Чего? – в руках у нее была половая тряпка, с которой капало на пол.
Я почувствовал, что пришел, как всегда не вовремя…
- На улицу деда не хочешь вывести? – спросил я, стараясь не смотреть в вырез ее халатика, который был, вопреки обыкновению, не до верха застегнут. – Погода хорошая вроде…
- Ну, давай… - Аля отжала тряпку. – Сейчас, пол домою только. Ты иди пока, у себя подожди…
Она переставила ведро ближе к двери.
- А почему? – начал раздражаться я.
- Короткова сплетни таскает, - пояснила Аля, орудуя шваброй. – Тебе надо это?..
Я остановился на пороге. Она окинула меня внимательным взглядом, но промолчала.
Вдвоем мы усадили старичка на лавочке возле подъезда…
- Я пойду, - Аля дернула плечом. – Мне готовить нужно. Посидишь с ним?..
Она наклонилась, поправляя деду шарф, и я заметил у нее в волосах гребень. Точно такой же гребень лежал у мамы на трюмо…
Я кивнул, ощущая, как, еще прежде, чем она взбежала по ступенькам, меня накрыло привычное одиночество. Старичок сосредоточенно изучал ползущую по лавочке божью коровку…
Я не сразу понял, что рядом со мной уже некоторое время стоит отец.
- Я хотел поговорить с тобой, Андрей, - начал он. – Без мамы.
- Мы уже поговорили, - буркнул я.
- Я не собираюсь обсуждать с тобой металлолом, - отец достал из кармана сигареты. – Я уже высказал все по этому поводу. Нельзя отрываться от коллектива…
- Раньше ты говорил другое, - заметил я, глядя в сторону.
- Раньше мы жили несколько в другом мире, - отрезал отец. – Ты привык к относительной свободе. Ну, что ж, придется отвыкать… Ко всему в жизни можно приспособиться…
Он сел рядом со мной, косясь на Алиного деда.
- Я не хочу приспосабливаться, - я со злостью посмотрел на него.
- Твое мнение никто не спрашивает, - отец стряхнул пепел на землю, и я подумал, что дома он всегда пользовался старым блюдцем от сервиза.
«Дома»… Я потряс головой. Он прав: нужно отвыкать… От этой мысли стало совсем тошно
- Тогда чего ты от меня хочешь? – Аля сказала, что вернется минут через сорок, и я надеялась, что поднятая тема не получит слишком глобального развития.
- Я хотел поговорить о ней, - отец кивнул в сторону старичка. – Об этой девочке, Алевтине. Я очень ценю, поверь, твое желание помогать людям, но… Ты чересчур наивен… Ты жил особой жизнью, не такой, как твои сверстники здесь… - он замялся. – Дело в том, что эта девочка очень взрослая. Слишком взрослая… У нее непростая судьба, я понимаю. Но, принимая твои знаки внимания, я подозреваю, что она надеется на большее…
- На что же? – сухо спросил я.
- Предполагаю, что ее ответный интерес не слишком бескорыстен… - усмехнулся отец.
- Ну, тебе-то, конечно, лучше знать, - вырвалось у меня. – Ты ведь даришь ей подарки!..
Я встал с лавочки, будучи не в силах находиться больше рядом с ним.
- Которые она отчего-то берет, не так ли, Андрей?.. – отец и не думал ничего отрицать, на что я втайне надеялся. – И ты, вероятно, думаешь, что ей просто неудобно отказаться, так?..
- Я не знаю, - недовольно признался я. – Я не знаю, почему она их берет.
- Она берет их, потому что хочет хорошо есть и красиво одеваться, - усмехнувшись, пояснил отец. – Конечно же, ты с ней не обсуждал этот вопрос. Мы тебя не так воспитывали. А вот их… - он сделал паузу. – Их воспитывали, как надо… Разумеется, я делаю это не из бескорыстных соображений, тут ты прав. За это она…
- Что она? – резко спросил я.
- Она рассказывает мне обо всем, что происходит в этой квартире. О чем кто говорит. Она бы рассказывала и о чем, кто думает, я уверен, но для этого ей не хватает воображения…
Он замолчал, заметил Алю, стоящую на верхней ступеньке.
8
- Мы переезжаем сюда в следующем месяце, - говорит он. – Как ты, возможно, знаешь, дом находится в аварийном состоянии. Насчет Наташи я с женой поговорил, она согласна. Иван Дмитриевич, как бы тебе не было неприятно это слышать, отправится в дом престарелых…
- А я? – я чувствую, что сердце у меня начинает стучать с перебоями.
- Ты поедешь в интернат. В… - он называет город за пятьдесят километров на севере. – Я уже все уладил…
- Я не поеду! – я до крови сжимаю кулаки. – Вы не можете вышвырнуть меня из собственного дома! Вы получали комнату и на меня в том числе!
- Это хороший интернат, - раздумчиво говорит он. – Ты там сможешь доучиться до выпускного класса. То, на что ты учишься здесь, это же стыдно сказать…
- Сволочь, - шепчу я, стискивая зубы. – Какая же вы сволочь. Из-за вас мама умерла…
- Твоя мама, - холодно говорит он, - умерла, если ты хочешь знать, из-за своего гонора. И из-за того, что не умела держать язык за зубами. А могла бы до сих пор там работать… Не самое худшее место было.
9
- Ты и про нас с тобой ему рассказывала? - задумчиво спросил я.
- А было, что рассказывать?.. – Аля подергала замок чемодана, видимо, проверяя его крепость.
- Помочь тебе? – против воли вырвалось у меня.
- Не нужно, - волосы у нее непривычно струились по плечам, из-за чего она казалась русалкой из детской книжки. – Сейчас машина приедет, в интернат меня повезет. Чтоб по дороге не сбежала, - усмехнулась она. – Ну, давай прощаться…
Она опустила голову, поднимая чемодан…
- Как ты можешь так? – не выдержал я. – Я тебе столько всего сказал, а ты такая спокойная… У тебя вообще, что ли, чувства собственного достоинства нет?..
- Достоинства?.. – Аля резко подняла голову, глядя мне в глаза. – Это ты себе достоинство позволить можешь … Проблем не знал никогда… А он нам денег присылал, только с голоду не подохнуть. Наташке вещи перешивала…
- Все равно! – взорвался я. – Это же мерзко, стучать, на своих же соседей…
Я чувствовал, что внутри у меня все переворачивается от отвращения, смешанного с досадой на себя…
- А они на меня, думаешь, не стучали? – усмехнулась Аля.
- Да что ж теперь, как они!..
Не заезжая во двор, просигналила машина, и она дернулась, откидывая волосы с лица.
- Гребешок его потом заберешь, не нужно мне…
- А зачем брала? – я не знал, как себя вести, сказать ей еще что-нибудь или с достоинством удалиться.
- Зачем, зачем? – Аля достала из кармана шпильки и затянула волосы. – Поймешь ты разве?..
- А, если бы он тебе предложил?.. – я не смог договорить. – Тоже согласилась бы?..
Аля переложила чемодан из одной руки в другую.
- Лечь с ним?.. - глаза ее нехорошо блеснули. – А и согласилась бы… Он ничего…
Моя рука взлетела в воздух и остановилась перед самым ее лицом. Аля смотрела, ухмыляясь.
- Ну, что, не можешь ударить?.. Зачем ты только приехал к нам, сюда, такой… Черт бы тебя забрал… Да, сейчас, сейчас, иду!..
Она пошла по дорожке к непрерывно сигналящей машине. Я думал, она больше не обернется, и ошибся.
Перед самой дверкой Аля бросила мне через плечо:
- Ты, может, думал, я девочка невинная?.. Да он меня с тринадцати лет…
10
Мимо проплывают деревни, расплываясь, словно их смывает потоком дождя…
- Алевтина, ты когда-нибудь перестанешь реветь? – он заметно раздражен.
Я закрываю лицо ладонями, но слезы текут между пальцами, затекая за воротник пальто.
- Отстаньте от меня…
- Аля… - он немного смягчается. – Это было не мое решение. Ты знаешь, как я к тебе расположен… Но моя жена…
- Расположен!.. – я пытаюсь открыть дверку машины, но он перехватывает мою руку. – Да засуньте свое расположение, знаете, куда!..
- Успокойся, - он гладит меня по плечу. – Это очень хороший интернат, я прекрасно знаю директора.
- Вместе пьете? – я вытираю глаза концом шарфа.
Он усмехается:
- Надеюсь, там тебе привьют уважение к взрослым людям...
Я закрываю глаза, пытаюсь вызвать в памяти картинку: мы с мамой купаемся на реке. Светит солнце, и трава пестрит яркими летними цветами. Мама ложится на песок, сживая в руке мою ладошку. «Как же я счастлива! – говорит она. – Ведь у меня есть ты…»