Эпиграф:
"Ну же, звонкие поюны,
Славу лёгких времирей!"
(Велимир Хлебников)
Солнце ломит светом белым в распахнутые в весеннее небо окна. Ветер утренний надувает тугие паруса штор на скрипящих от напора воздуха карнизах.
А за окнами - простор. До горизонта морем зелени крыши домов. Меж крышами-садами от самого Центра ущельями горными разбежались улицы и прямыми стрелами указали проспекты все четыре стороны света.
Стоэтажная громадина. Дом-комунна. Не получилось у ветхозаветных строителей в рабском городе Вавилоне - у наших работников и работниц в свободной стране получилось!
Даёшь, товарищи архитекторы и инженеры, лучшие проекты московских высоток! Не серой бетонной костью рыбьей в горло провисшего облаком сможным низкому небу, как манхэттенские небоскрёбы; не суетные человейники, а наши, рабочие, главмосстроевские сталестеклянные колонны - отсюда и прямо в безоблачное небо!
Третий день четвёртой шестидневки месяца Труда (*). Проснулся человек - как вынырнул из глубины морской на поверхность. Из тёплой темени сна вынырнул человек к яркому свету бытия, определяющего сознание.
Отбросил движеньем руки бумажную простынь в сторону. Всё равно идти ей, однодневке, в переработку в коммунальной прачечночистке.
Глаза широко открыты - в хрустальной толще потолка отразился тренированный торс атлета и выгоревшие на солнце русые пряди волос на голове.
Движением одним, неуловимо быстрым, перелился на пружинящий прохладный пол спальни. Ноги на ширину плеч! Руки в стороны! Начинай наклоны вперёд! И раз-з! И два-а! И ...! Пятьдесят раз. Теперь приседания. И раз-з! И два-а! И ...! Пятьдесят раз!
А из рупора в углу, что над стеклянной линзой домашнего синемавида, уже несутся бодрые звуки духовой музыки.
И знакомый голос диктора Левитана прямо в уши:
-Товарищи! Слушайте новый воздушный марш! Слова сочинил поэт Владимир Маяковский! Музыку написал композитор Исаак Дунаевский! Слушайте, товарищи, слушайте!
Буржуи
лезут в яри
на самый
небий свод.
Товарищ
пролетарий,
садись на неболёт!
Человек в комнате. Отжимается от пола двумя руками. Пятьдесят раз! Теперь одной рукой, правой! Теперь одной рукой, левой! Считай, считай, считай!
Катись
назад,
заводчики,
по облакам свистя.
Неболётчики мы
республики
рабочих и крестьян.
Человек в комнате. Качает пресс. Сначала на спине лёжа, ноги - вверх и вниз! Потом на шведской стенке повиснув как на перекладине, ноги - вверх и вниз!
Где не проехать
коннице,
где не пройти
ногам -
там
только
быстро мчится
большой воздухоплан.
Человек в комнате. В углу пудовые гири играючи кидает в воздух и ловит левой и правой рукой. Летают, кувыркаются чугунные пудовики в воздухе! Хорошо! Блестит на плечах и груди кожа от выступившего от занятия пота! Набугрились комья мышц! Ещё бросок! И ещё! А теперь левой рукой!
Вперед!
Сквозь тучи-кочки!
Летим,
крылом блестя.
Неболётчики мы
республики
рабочих и крестьян!
Человек в комнате. На пружинном участке пола подпрыгивает и делает сальто под самый высокий потолок. Ещё! И ещё! И ещё! А вот двойное сальто! И ещё! И ещё!
Не сачкуй! Тренируй! Вести-бю-ляр-ный свой аппарат! А человек и рад! Ещё кульбит! Ещё кульбит! Летит! Летит! Летит!
Себя
с врагом померьте,
дорогу
кровью рдя;
до самой
небьей тверди
коммуну
утвердя.
Человек в комнате. Растяжки и шпагаты на полу. Вот мостик - выгнута спина пролётом мостовым! Вот стойка на руках! Не колебнись - держи колени вместе!
Наш флаг
меж звезд
полощется,
рабочью
власть
растя.
Мы - неболетчики,
мы - неболетчицы
рабочих и крестьян!
Человек в комнате. Бежит по каучуковой дорожке, свернутой в непрерывную ленту, которую крутит вал электро-динамо. На стене - цифири движение в рамке стеклянной доски - 1 верста, ..., 3 версты! Всё! Прибежал! Теперь, товарищи, переходим к водным процедурам!
И сразу после, из рупора полилось, поднимая настроение всё выше, и выше, и выше...
Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,
Преодолеть пространство и простор,
Нам разум дал стальные руки-крылья,
А вместо сердца — пламенный мотор!
Человек в ванной комнате. Белый кафель на стенах. Зеркало-потолок в испарине влаги. Человек принимает душ. Блестят краны и трубы никелем и хромом.
Холодный душ! Контрастный душ! А мыслей бег не остановишь уж!
Главнейшие недостатки аэропланов.
1) Недостаточная устойчивость в воздухе; при всяком случайном наклоне аэроплан может легко потерять равновесие, опрокинуться и свалиться вниз.
2) Вторым недостатком является недостаточно прочное устройство приборов.
3) Третий недостаток аэропланов — их бешеная, неизбежная скорость полета, достигающая 60–70 вёрст в час.
4) Четвертым их недостатком, который можно считать, однако, лишь при условии применения аэроплана к специальным целям, следует признать невозможность подняться выше 120 метров.
-Искра была не права! И Велиор туда же! - думал Ким, растираясь жёстким полотенцем до красноты кожи на могучих бицепсах.
-Лонжероны и нервюры необходимо обшивать только листовым кольчугалюминием! Это очевидно! Довольно ссылаться на авторитеты Ножеманна и Шассини! Тоже мне, любимые ученики Да Винчи! Здесь вам не Люфтваффе и не Региа Аэронавтика..., - думал Ким, влезая в синий комбинезон, сшитый из прочной ткани-АПА (искусственных волокон), застёгивая пуговицы выше пояса и поправляя Знак ШМАС на груди.
-Однако, применение кольчугалюминия утяжеляет конструкцию машины, что влечёт за собой необходимость разработки и установки более мощных четырёхтактных бензиновых двигателей. А мощные двигатели, в свою очередь, увеличивают массу... Вот в чём заключается порочный круг. Но и тут есть выход. Необходимо увеличить соотношение: масса машины дробь мощность двигателя. Над чем и работают десятки КБ во многих городах державы рабочих и крестьян, -тут мысли Кима изменили вектор направленности.
-А принципы полёта? Что мы теперь знаем? Количество воздуха отклоняемого крылом пропорционально скорости крыла и плотности воздуха. Да, так! Что ещё? Вертикальная скорость отклонённого воздуха пропорциональна скорости крыла и углу атаки. Верно!
И испытания проведенные в рекордной трубе ЦАГИ, это подтвердили! Ещё?
Подъёмная сила пропорциональна количеству отклонённого воздуха, умноженному на вертикальную скорость воздуха.
Но эти рассуждения ведутся старыми спецами нашего бюро, и приковывают внимание только к форме крыла... Согласен!
Форма крыла - это архиважно, но объясняет ли принцип полёта? -Клим вдруг осознал что он стоит посреди душевой, вперив взгляд в своё отражение в зеркале, а его пальцы откручивают от комбинезона пуговицу.
-А Пепелацдзе с компанией - не встревай! И, вообще, лучше бы они занимались своими птицелётами-махолётами, орнитоптерами-синхроптерами и не совались в дела нашего Спецбюро! - ход рассуждения Кима внезапно изменился и он додумал утренние производственные мысли уже проходя в питательную нишу.
Возле приёмного клапана системы доставки пищи он остановился, покопался пальцами в настенном шкафчике, разыскал перфокарту розового цвета и привычным жестом вложил её в приёмную щель табулятора.
-Ну вот, -подумал Ким, -Через пять минут подадут завтрак. А пока посмотрим, как себя чувствуют братья наши меньшие...
Ким покинул нишу и перешёл к широкому окну. Сбоку на подоконнике примостилась прозрачный вытянутый сфероид из толстого стекла. Сфероид был установлен на затейливой подставке из бериллиевой бронзы.
Эту подставку на День Авиации Киму подарили друзья-приятели, Гималай и Любомир. Парни работали в литейном цехе Опытного завода № 300, что на Лужнецкой, а сдружились они с Кимом во время экскурсии на Каспий, на торпедную станцию 182-го завода. Экскурсию устраивал профсоюз авиаработников для молодых отличников произодства.
Ким постучал ногтем по боку сфероида. Маленькая креветка внутри сфероида повернула в сторону Кима только один свой глаз на тонком стебельке, и, оставаясь на месте, смешно пошевелила полосатыми жёлто-синими ножками.
Кроме креветки внутри сфероида находилась небольшая плавающая зелёная водоросль, а на дне лежала горсть речного песка и маленьких камушков. В верхней части сфероида было свободное от воды пространство, заполненное воздухом.
Вся штука была в том, что сфероид не имел связи с атмосферой. Верхняя часть из стекла была наглухо приварена к сфероиду.
Сфероид тоже был подарком. Его Киму подарила Ленара, его первая подруга. Почему они расстались, Ким не понимал.
Всё было так прекрасно! А должно было стать ещё прекраснее! У Кима была любимая работа в СПБ - Специализованном Проектном Бюро одного из заводов Главкоавиа. И у Кима была любимая девушка! Что ещё надо человеку для счастья?
Киму этого счастья хватало вполне. Но вот Ленара... Эх, Ленара... Где ты сейчас, любимая?
Память услужливо вернула его в тот солнечный, ветреный и грустный день осеннего месяца Коминтерна (*), когда он разговаривал с ней в последний раз. Они встретились возле станции однорельса, той что разместилась рядом с огромной аркой-входом на ВСХВ.
Вились по ветру алые стяги на высоких флагштоках. Сверкали на них золотом эмблемы Государства - "Серп, Молот и Пятиконечная Звезда". Гремели репродукторы бодрыми духовыми мелодиями пролетарских маршей. Нескончаемым потоком мимо них текла людская река, слегка запружаясь перед гигантскими опорами портала Всесоюзной Сельскохозяйственной Выставки.
В толпе мелькали весёлые лица колхозников, студентов, пэтэушников, пионеров-школьников с яркими красными галстуками на шеях, людей разных возрастов. Шли в толпе и люди в прозодежде, сразу после рабочей смены.
Это были делегаты многочисленных съездов и совещаний по обмену опытом, по традиции проводимых на ВСХВ.
Вот промаршировала длинная колонна девушек-комсомолок. Стройными рядами, по шесть человек, все в белых блузках и широких юбках, развевающихся на ветру. Улыбки на милых молодых лицах, у каждой на груди сверкает красной эмалью "КИМовский" значок.
Ким помнит, как будто это было вчера, их звонкие голоса и слова песни:
"Товарищ, товарищ!
В труде и в бою
Храни беззаветно Отчизну свою!(**)
........."
Вслед за комсомолками мимо Кима и Ленары прошли, взявшись за руки, счастливо улыбающиеся друг другу девушка в рабочем костюме работницы-свинарки и молодой человек в мохнатой бараньей папахе, красной черкеске, да с кнутом, засунутом за голенище сапога.
Ким невольно позавидовал им. Для них мир существовал только в глазах друг друга. И с ними всё было ясно. Их путь был светел и определён. От этих вот ворот у входа на выставку, до Белой Башни в конце жизненного пути.
Почти у каждого в конце дороги стояла эта Башня. Белые Башни строились на островах морей, океанов, озёр и рек. Тех, кто проходил свой жизненный путь, прожив отмеренные природой и наукой о человеке десятилетия, приносили на вершину башни.
Там тело человеческое между двумя угольными электродами в мгновенной вспышке разряда электротока превращалось в белый пепел, который ветер разносил над водными просторами, тем самым возвращая прах природе, замыкая вечный круговорот веществ в природе.
В тот день Ленара была грустна и, как всегда прекрасна, в своём узком бледно-голубом тканевом плаще с тремя рядами маленьких прозрачных пуговиц на груди. Длинный, ниже колен, плащ лишь подчёркивал стройные линии её фигуры. В руке у Ленары был пакет из грубой коричневой бумаги.
Ленара сделала шаг навстречу Киму и застыла как ожившая статуя в прерванном миге движения.
Ким безотчётно почувствовал душевную тоску, дыхание его сбилось, высокий лоб вспотел. Ким протянул руки к Ленаре и замер, почувствовав трепет её руки у себя в горячих ладонях.
-Прости, Ким! -сказала Ленара со свойственной людям нашего времени прямотой. Той прямотой, которая появляется у гордых и свободных людей в могучем и справедливом государстве, ставящем во главу своего существования безопасность человека и заботу о будущем бесчисленных поколений счастливых людей.
-Прости, Ким! Но пришла пора нам расстаться..., -сказала Ленара.
-Но почему, почему твоё решение так внезапно? Возможно ли мне его изменить? -воскликнул Ким, сжимая её руку.
-Поверь, Ким, я долго думала, прежде чем произнесла эти слова! Мне было с тобой хорошо и спокойно. Ты славный друг и товарищ, Ким! Но жизнь с тобой для меня сродни вот этому замкнутому на себя мирку..., -с этими словами Ленара достала из пакета стеклянный сфероид и протянула его Киму.
Растерянный Ким машинально взял сфероид и прижал его к груди, печально глядя в серые глаза Ленары.
-Ну вот, я знала, что ты простишь меня, Ким! Тем более я хотела сказать тебе слова расставания при личной встрече, а не из рупора синемавида, потому что мы видимся в последний раз. Ты знаешь, что в ГИРДе я работала вместе с Всемиром Помышляевым над проектом междупланетного ракетного поезда КЭЦ-7бис. Проект был утверждён Наркомнебо и на ракетной верфи в Комсомольске-на-Амуре поезд был построен ударными рабочими вахтами не за три года, как предполагалось проектом производства работ, а всего за один год.
Сам Ари Штернфельд из Реактивного НИИ рассчитал курс нашего поезда между звёзд. Ты же читал его "Введение в космонавтику"!
Завтра, из небопорта "Свободный", стартует ракетный поезд КЭЦ-7бис. Всемира и меня, как основных разработчиков проекта поезда, Наркомнебо товарищ Арвиль Наковалин командировал в команду поезда. Начальник поезда Авангард Бастрыкин утвердил наши кандидатуры, -глаза Ленары горели от возбуждения.
-Да что с тобой, Ким! Ты должен быть рад за меня! Не грусти! Ты читал во вчерашних "Известиях" полемику Константина Эдуардовича с Эйнштейном? Как же так? Хотя тебя, планериста и моториста интересует только то, что связано с атмосферными полётами.
Вот прочитай что он пишет:
«Указание на пределы Вселенной так же странно, как если бы кто доказал, что она имеет в поперечнике один миллиметр. Сущность одна и та же. Не те же ли это шесть дней творения (только поднесённые в другом образе).
Второй вывод его: скорость не может превышать скорости света, то есть 300 тысяч километров в секунду. Замедление времени в летящих со субсветовой скоростью кораблях по сравнению с земным временем представляет собой либо фантазию, либо одну из очередных ошибок не философского ума. …
Замедление времени! Поймите же, какая дикая бессмыслица заключена в этих словах! Успешно развиваясь и не встречая должного отпора, бессмысленные теории одержали временную победу, которую они, однако, празднуют с необычайно пышной торжественностью!»
А мы... В своём полёте мы докажем правоту нашего выдающегося учёного Циолковского! Дадим достойный ответ вредным буржуазным теориям Хаббла! Красное смещение вызвано замедлением скорости света в космической среде! Оно вызвано препятствием со стороны всюду рассеянной в пространстве обыкновенной материи! Чем скорее кажущееся движение, тем дальше от нас туманность или галактика!
С той встречи-прощания прошло полтора года. Где ты теперь, Ленара? Сколько ещё продолжится полёт вашего ракетного поезда к Центру Галактики? Сколько лет должно пройти, чтобы твоя летящая меж звёзд душа сказала тебе: -Довольно! Пора возвращаться домой!
И если прав гениальный Константин Эдуардович, то мы ещё встретимся с тобой Ленара! Ибо время на небесах и на земле течёт с одинаковой скоростью.
А иногда, Ленара, мне кажется что ты променяла спокойствие жизни рядом со мной на неизменность мира внутри ракетного поезда, который так похож в своей замкнутости и самодостаточности на мир внутри вот этого стеклянного сфероида, стоящего на подоконнике. И этого мне не понять...
Тональный троекратный сигнал прервал воспоминания Кима. Это прибыл под давлением сжатого воздуха по трубе Системы Доставки Пищи (в просторечии эСДэПэ) медный цилиндр с завтраком.
Ким пересёк комнату, открыл клапан доставки и вынул из приёмника цилиндр. Раскрыв цилиндр поворотом его половинок в противоположные стороны, Ким извлёк и выложил на столешницу три куска пшенично-соевого хлеба, завернутых в воскованную бумагу и контейнер с горячим чаем.
Чай был заварен из сбора сорта "Краснодарский". Ким с удовольствием вдохнул его аромат, откупорив контейнер. Развернув восковку, Ким выбрал первым кусок хлеба с коровьим маслом и начал есть, запивая чаем. Куски хлеба с козьим сыром и печеночным паштетом он съест по-очереди.
Завтрак был не долог. Во время еды, в соответствии с рекомендациями Наркомздрава, Ким старался ни о чём не думать, сосредоточившись на тщательном пережёвывании пищи и вкусовых ощущениях.
Закончив приём пищи, Ким отправил обратно на пищезавод по воздухотрубе медный цилиндр, предварительно положив внутрь опустевший контейнер из-под чая, смятую восковку, хлебные и сырные крошки.
Ну, всё... Пора ехать на работу! Причесавшись перед зеркалом в прихожей, Ким надел на ноги лёгкие парусиновые туфли, притворил за собой дверь квартиры (двери уже давно не имели замков, кроме специальных случаев) и зашагал по коридору к лестнично-транспортёрному узлу, расположенному по центру здания.
По мере продвижения Кима, коридор наполнялся его соседями по этажу. Они выходили из распахнутых настежь дверей жилых ячеек, приветствовали Кима и друг друга поднятым вверх сжатым кулаком правой руки - старинным приветствием коминтерновцев (Рот-Фронт!), и, весело переговариваясь, плечом к плечу, двигались по коридору в одну сторону.
Немного подождав своей очереди у переполненных кабин вертикального непрерывного транспортёра, Ким вскочил в поднимающуюся вверх кабину, и заскользил вместе со всеми к станции однорельса, расположенной на крыше дома.
На крыше их встретил бодрящий свежий ветерок. Все люди были одеты в лёгкие разноцветные комбинезоны. Но солнце светило вовсю - миллион на миллион, как радостно подумалось Киму, и день обещал быть жарким.
Отсюда был хорошо виден один из четырёх пригородных "парящих островов". Это был "Лапута-Северный".
Рядом, к швартовочной мачте воздушного причала "Бескудниково" неторопливо приближался рейсовый вакуумный дирижабль. Ещё два таких же гиганта, в ожидании посадочного флажного сигнала, осторожно маневрировали против ветра на большой высоте.
Они привезли тех граждан, кому из Дубны, Савёлово, Ленинска по делам надо было срочно попасть в Москву. Для несрочных перевозок людей и грузов имелись железная дорога и новый Канал Москва-Волга, сделавший город портом пяти морей.
А вот появился и большой прозрачный цилиндр, подвешенный под единственным, что и понятно, рельсом однорельса на колёсно-пружинной подвеске. Цилиндр подплыл к посадочной площадке и все свободные места в нём были тут же заняты весёлыми белозубыми работниками Первой Рабочей Смены.
Но опаздывать никому не хотелось, а потому вагон однорельса был заполнен до отказа. Люди стояли в проходе, держась руками за поручни и переговаривались. В вагоне говорили в основном о новостях со строительства Арктического Моста, да о новой фильме синемарежиссёра Сергея Эйзенштейна.
Киму всегда нравилось стоять, больше чем сидеть. Вот и сейчас он пробрался в носовую часть вагона, прижался к пластическомассовой стенке вагона, и с наслаждением начал смотреть со стопятидесятисаженной высоты на проплывающий внизу город.
В работе Ким, и все остальные работники, употреблял десятичную систему мер, естественно. Но старое иной раз довольно сильно въедается в сознание. Вот ведь взять пятиалтынный! До сих пор это название было в ходу даже среди молодёжи.
Трасса этого маршрута однорельса была проложена от одного дома-стоэтажки до другого дома, и так далее, по направлению на запад города, и заканчивалась эта трасса в Кунцево. Дальше в область можно было добраться уже на обыкновенном электрическом поезде.
Маршруты однорельса проходили по радиусам и хордам города. Опирание рельсов осуществлялось на крыши зданий-стоэтажек, а там где их не было, то от земли поднимались ажурные сетчатые башни конструкции инженера Шухова, выполненные из специальной стали.
Этот сорт сверхпрочной стали, устойчивой к атмосферной коррозии, был изобретён советскими металлургами из города Златоуста. Элементы конструкции башни изготовлялись ударными сменами рабочих завода "Серп и Молот", а собирали башни монтажники-высотники треста "Спецмонтаж".
Ещё недавно строительство каждой башни было объектом пристального внимания жителей не только Москвы, но и всего Союза Советских Социалистических Республик. А сейчас башни стали неотъемлемой частью городских ландшафтов, проплывающих глубоко внизу под вагоном однорельса.
Чуть левее линии монорельса на горизонте, над морем городских крыш, над лесом бодро дымящих заводских труб промышленных зон, высилась рукотворная гора Дворца Советов, на вершине которой, вся в солнечных лучах золотым отражённым светом сияла стометровая статуя Вождя Революции.
Во все стороны на разных высотах над городом сновали юркие разноцветные точки. Это авиетки и автожиры перевозили вечно спешащих москвичей по их неотложным делам.
Выше этого мельтешения в небесной синеве плыл на запад серебристый силуэт аэроплана. Слитный низкий гул пяти его мощных моторов достиг ушей Кима. Детище мысли ЦАГИ, гигант АНТ-14 совершал пассажирский рейс по маршруту Центральный аэродром имени тов. М.В.Фрунзе - Берлин-Темпльхоф.
Вот под вагоном однорельса промелькнула внизу площадь Брестского вокзала с её круглосуточной суетой. Муравьями сновали в проезде под Триумфальными воротами, выезжая или въезжая на улицу имени писателя товарища Максима Горького, автобусы, трамваи и таксомоторы.
Вправо и назад ушла широкая полоса Тверского шоссе, окруженная новыми многоэтажными домами, похожими на раскрытые книжки.
Вот вагон проплыл над полем древнего ипподрома и приблизился к московским элеваторам.
Впереди блеснула излучина Москва-реки. На станции однорельса "Фили" Ким протолкался к дверям.
Его провожали беззлобными шутками: -Давай форсаж! Жми сокол!
Ни для кого не было особым секретом что сходящие на этой станции с однорельса скорее всего работают на авиазаводе-гиганте "Имени Десятилетия Октября".
"Трудовой народ, строй воздушный флот!" -такие слова были написаны на огромном плакате, укреплённом над заводской проходной, прямо под родным Красным Знаменем с золотыми Серпом и Молотом.
Его и увидел Ким, после того как спустился на вертикальном транспортёре с верхотуры станцемачты "Фили", вскочил на ходу в открытую дверь переполненного заводского автобуса, через пять минут оказавшегося перед проходной.
Ким приехал за пятнадцать минут до начала смены. Из рупоров оповещения на территории уже звучали слова любимой песни:
.............................
Приходя вместе с утренней сменою,
В каждом деле я узнаю
И заботу твою неизменную,
И суровую ласку твою.
Мосты городские,
Огни заводские,
Застава, где друг мой живет, -
Рабочей судьбою я связан с тобою
Знакомый мне с детства завод. (***)
.............................
От проходной до трёхэтажного здания СПБ-2 идти было пять минут нога за ногу, а потому Ким задержался у газетного стенда, привлеченный небольшой толпой, что-то горячо обсуждающей у стенда.
Протолкавшись к стенду, Ким на ещё мокром от клея развороте-листе газеты "Труд" увидел то, что обсуждали рабочие.
Это были новые стихи Владимира Маяковского. Ким прочитал название:
Этим!
Глагол обтекаемый
Дипломатических нот,
Нами в одночасье
Стал неприемлем.
Паузой многоточечной метя
Пролетарский наш слог,
Мы обращаемся ко всем
Кто сейчас там, внизу,
Прислуживает Этим!
Буржуи гадючьей своей
Повадкой ужалить норовят
Рабочих всех стран,
Замедлив их
К коммунизму движенье.
Отрубит гадюке
Злобой шипящей башку,
Воздушный наш флот
Без всякого сомненья!
И руки мозолистые не дрогнут
У тех чей штурвал уверенно
Держит воздухолёта движенье.
И глаз с пролетарским прищуром
Не моргнёт толерантно
У тех чей рычаг у прицела,
Отпустит к змеиной норе
Буржуйской, той что внизу,
Наших бомб паденье!
Небесный пунктир
Ревом моторным
На картах стрелами
Красными метим.
И в ярости мы кричим:
Пришёл наконец наш час
За всё отомстить
На этой земле -
Этим!
Ким не сдержался и грязно выругался: -Вот ведь, ренегатство! И когда только прижмут к ногтю этих!
Ругался он вполголоса, но слова его были услышаны. Стоявшие вокруг работники одобрительно загудели, потрясая кулаками.
А секретарь цеховой ячейки Герб Иванов, подошедший позже Кима, рассмеялся и, сильно хлопнув ладонью руки по Кимовой спине, воскликнул: -Попался, Кимушка! Договорились же на комсомольском собрании с ребятами, что от слов матерных будем отвыкать! Теперь плати пятиалтынный штрафу в фонд голодающих детей Замбезья!
-Клянусь Контрольно-Ревизионной комиссией! Больше не буду! -воскликнул Ким.
-Но, уговор - дороже денег! -добавил он, смеясь и доставая из правого кармана комбинезона медно-никелевую монетку с рабочим и щитом на реверсе.
Вокруг тоже смеялись. А Герб Иванов забрал у Кима монетку и спрятал в потёртый кожаный кошелёк, в который всегда засовывал деньги при сборе взносов.
-Не забудьте, сегодня вечером всей ячейкой идём в "Ударник" смотреть новую фильму товарища Сергея Эйзенштейна! Грандиозная синема по книге "Капитал" нашего Великого Основоположника! А в последний день шестидневки - собрание ячейки с коллективным обсуждением фильмы! - напомнил всем Иванов.
Потом всей гурьбой они прошли в проходную завода, где бдительные стрелки-вохровцы проверили у них пропуска, прежде чем пропустить через турникеты на территорию.
Ким знал, что периметр завода надёжно охраняется. По верху бетонной ограды трёхметровой высоты была закреплена спираль инженера Бруно и сигнальные провода. Были там и химловушки. Кусты и деревья с внешней стороны забора были вырублены. Непосредственно за забором, уже на территории завода, шла контрольно-следовая полоса и один ряд обычной колючей проволоки на деревянных столбиках.
В проходной Ким встал в хвост одной из очередей у турникетов. Нажав кнопку на конце тонкого штыря, уходящего в нумерованный "кармашек", в котором лежал его пропуск, Ким вытолкнул пропуск из ниши с другой стороны. Пропуск упал на ленту транспортера. Книжечка пропуска была в красном лидериновом переплёте. На переплёте тускло блеснули потёртой позолотой пятиконечная Звезда на фоне Серпа и Молота.
Когда подошла его очередь, стрелок-вохровец раскрыл пропуск, внимательно прочитал написанное и напечатанное на развороте. Особое внимание стрелок обратил на печати и только ему одному известные секретные заверки на пропуске.
Потом вохровец сравнил изображение на фотографии в пропуске с лицом Кима, бросая цепкие и пристальные взгляды поочередно на фото и на лицо.
В заключение проверки стрелок сверил номер, отштампованный на железном заводском жетоне что был привинчен на лацкане комбинезона, с номером записанном в пропуске.
Лишь после этого вохровец вернул Киму пропуск и, нажав ногой на педаль, отстопорил турникет. Ким крутанул вертушку и вышел из узкого прохода в коридор по сторонам которого тянулись стальные панели с прорезями; написанными по трафарету краской номерами и большими круглыми кнопками.
Проходя мимо своей ячейки Ким опустил пропуск в прорезь, и покинул проходную.
Сразу за кирпичным крашеным в коричневый цвет зданием проходной располагалась небольшая площадка, мощёная булыжником. Справа от ворот на краю площадки стоял памятник Вилорию Чайке.
На гранитном постаменте уже лежал букет свежесорваных ромашек. Сам Чайка, сжав в гранитном шершавом кулаке гранитный пилотский шлем и задрав лобастую гранитную голову вверх, как всегда смотрел гранитными глазами в синее небо.
Все помнили подвиги Чайки, совершенные им в инцидентах на реках Ефрат и Брахмапутра, когда кавкорпуса Дыбенко и Будённого схлестнулись в жестоких сечах с "англичанкой".
За обе кампании Чайка на ИПо-16 сбил 23 аэроплана Королевского лётного корпуса. Со своего последнего задания доблестный лётчик не вернулся. Он пропал без вести во время разведывательного полёта в верховьях реки Кали нади, что в Уттара Каннада в далёкой Индии.
Так и было высечено на красном граните постамента на двух языках.
Прямыми буквами русского алфавита и вязью санскрита...
....
Он пел, озирая
Родные края:
«Шамбала, Шамбала,
Шамбала моя!»
Он песенку эту
Твердил наизусть...
Откуда у хлопца
Индийская грусть?
Ответь, Александровск,
И Харьков, ответь:
Давно ли на хинди
Вы начали петь? (****)
....
Рабочие проходя мимо памятника как-то подтягивались, начинали шагать в ногу. Шутки затихали, лица серьёзнели. Люди спешили разойтись по своим цехам и подразделениям. Первая Рабочая Смена начиналась.
В длинном светлом коридоре на пятом этаже СПБ-2 было пусто и тихо. Час для совещаний и согласований со смежниками ещё не наступил, а рабочее время, считай что уже, началось.
Ким быстрым шагом прошёл мимо отдельской стенгазеты, не без удовольствия бросив взгляд на два склеенных вместе листа ватмана формата 24. Газета называлась "Взлётная полоса". Раз в месяц Ким вместе с ребятами и девчонками из редколлегии собирались после работы в комнате у конструкторов и делали очередной номер.
В этот раз Джонрид Петрунин, отвечающий за заметки для стенной газеты, не сумел вовремя получить заметку от начальника группы НТИ, потому как того срочно отправили на недельные курсы повышения квалификации в Ленинград.
Пришлось срочно искать, чем заполнить свободное место на газетном листе.
Демир Попов, художник стенной газеты, предложил нарисовать самолёт на фоне облаков. Но Ким счёл, что стихи Маяковского будут более актуальны для читателей газеты.
Так и появились на ватмане писанные плакатным пером красной гуашью строчки:
Солнце встаёт над рабочей окраиной
С радостью поднимаясь над трясиной буден.
Товарищ, довольно семечки лузгать на завалинке,
Пойдём с нами - коммунизм строить будем!
Пусть толстопузые и толстосумые
На труд наш ударный злобно пялятся.
Небоскрёбы, трудом рабским построенные,
Скоро на их бошки в цилиндрах свалятся!
Очень даже вовремя и к месту эти стихи в газете появились. Хоть ребята и так - огонь, трудятся самоотверженно, не от звонка до звонка, а от души, подгонять не надобно.
Но и забывать про то как ждут от нас пролетарии и крестьяне всего мира помощи в своей беззаветной борьбе против мирового империализма и колониализма тоже не следует.
А потому - всё правильно!
Ким распахнул отдельскую дверь. Привычный запах бумаги, чертёжной туши, чуть-чуть пахнет химией от рулонов "синек", принесённых ребятами-техниками из светокопии...
Два ряда кульманов и чертёжных столов. Один ряд стоит у стены из зеленоватых стеклоблоков, что отделяет коридор от рабочей комнаты. Второй ряд стоит у стены с окнами наружу.
Почти во всех окнах по поводу тепла за окном и свежего воздуха распахнуты узкие высокие створки. Эти створки затянуты обычной рыболовной леской, образующей крупноячеистую сетку.
Но не рыба должна попасть в эту сетку, а не должен из рабочей комнаты коварный сквозняк вытянуть ни одного листочка бумажки.
А вдруг, на ней неровные строчки расчётов и формул, за итог которых любой вражеский шпион готов дневать и ночевать под окнами наших режимных предприятий?
Ким в пару шагов - вот так, раз -два, прошагал к своему кульману. На ходу улыбнулся навстречу радостной улыбке Искры, белозубо сверкнувшей из-за плоскости доски соседнего кульмана. Потом откнопил потёртый лист старой миллиметровки, которой, уходя с рабочего места, всегда прикрывал чертёж на ватмане.
Из бакелитового стаканчика на своём столе взял Ким остро отточенный карандаш "Люмограф", одновременно с щелчком стопорной кнопки развернул угломерный блок, передвинул его в нужное место и провёл первую на сегодня линию в стыковом узле на чертеже крыла нового изделия.
Перед тем как работа затянула его сознание за границу восприятия внешних событий, он успел подумать, что ему здорово повезло - он живёт в очень интересное время, в очень правильном мире и занимается очень нужным делом.
-----------
Примечания:
(*) - месяцы в году имеют названия:
Январь – месяц Ленина
Февраль – месяц Маркса
Март – месяц Революции
Апрель – месяц Свердлова
Май – месяц Труда
Июнь – месяц Советской Конституции
Июль – месяц Жатвы
Август – месяц Мира
Сентябрь – месяц Коминтерна
Октябрь – месяц Энгельса
Ноябрь – месяц Великой Революции
Декабрь – месяц Сталина
(**) - песня "Весенний марш"; музыка: И.Дунаевский; слова: С.Михалков.
(***) - песня "Родной мой завод"; музыка: М.Матусовский; слова: М.Ножкин.
(****) - отрывок из стихотворения "Шамбала", написанного в 1926 году поэтом
М.А. Шейнкманом.