— Подсудимый, что вы можете сказать в своё оправдание? Хотя, вам нет оправдания, но вы, тем не менее, можете что-нибудь сказать.
— Я могу сказать многое, — он высокомерно глянул на инквизитора. — Если, конечно, мне предъявят, наконец, чёткие и ясные обвинения.
— Вы обвиняетесь в злостном прелюбодеянии! Суду очень интересно узнать, почему в первую брачную ночь молодая супруга вместо постели мужа оказалась в вашей?!
— Мне тоже интересно это узнать. Наверное, перепутала. Впрочем, весьма удачно.
— Прекратите немедленно паясничать! Вы понимаете, что вам обоим грозит костёр?! О вас давно ходили слухи, что вы колдун, но то, что произошло в ту ночь, попросту выходит за всякие рамки!
— Вообще-то, в ту ночь ничего не произошло.
— Свидетели видели…
— Свидетели видели мирно спящую юную девушку. Предварительно вломившись в мой дом и размахивая вилами. Они разбудили её и напугали до полусмерти. А теперь я слышу какие-то нелепые обвинения в свой адрес. Я что, должен был выгнать юное создание, попросившее о приюте в дождливую ночь?!
— Не морочьте суду голову! На юном создании не было ни нитки, и лежало оно весьма бесстыдным образом!
— В доме было жарко натоплено. Я, видите ли, не экономлю на дровах. В этом грехе готов покаяться.
— Наглец! Истец утверждает, что вы перенесли чужую жену при помощи чёрной магии в свой скверный дом и там всю ночь совращали её! Немедленно расскажите, как всё это произошло!
— Мм… Странноватое любопытство для священнослужителя. Насколько подробный рассказ вы желаете услышать?
— Молчать!!! — побагровевший инквизитор даже с места вскочил. По залу суда пробежал взволнованный ропот.
Обвиняемый невозмутимо смотрел на судью, явно забавляясь. Судья сел обратно. Несколько секунд прошли в полной тишине.
— Ну?! — не выдержал судья.
— Что «ну»? — невинно осведомился обвиняемый.
— Что чё… что тут происходит?!
— Ничего, я молчу, как вы мне и велели.
— Я велел вам говорить!
— Но потом вы велели мне молчать!
— Сейчас я велю вам отвечать на мой вопрос!
— Какой вопрос?
— Вы обесчестили молодую жену истца или нет?!
— Нет.
— Вы врёте! Немедленно скажите правду!
— Правда.
— Вы что, издеваетесь над судом?!
— Отнюдь.
— Значит, так, — судья отдышался и свирепо уставился на подсудимого. — Шутки кончились. Ваша любовница в любом случае подлежит сожжению на костре. Это единственное, что может спасти её юную душу. Вы также подлежите сожжению, но суд милосердно предоставляет вам возможность сознаться в своих страшных злодеяниях и тем самым перед казнью облегчить свою участь на том свете. Итак, расскажите по порядку, что именно произошло той ночью в вашем доме.
— Рассказать? — чёрные как дёготь глаза обвиняемого недобро сузились, и сразу стало заметно, что и он вовсе не расположен больше шутить. — Что ж, я расскажу вам. Да, в ту ночь супруга сбежала от вашего "истца" и оказалась в моём доме, ища у незнакомца защиты и утешения. Я мог взять её в любой момент, и не сделал бы ничего дурного, так как она хотела этого сама, доведённая до отчаяния страшным будущим, которое с такой готовностью освятила ваша церковь. Но я не сделал этого. Не потому, что я испугался вашей инквизиции или ада — ваш суд вероломен, а в ад я не верю. А потому, что она была слишком юна и прекрасна. Кто я такой, чтобы нарушить эту гармонию? Вы не представляете, насколько сильным было искушение. Но я не хотел причинять ей вред. Я говорю не о боли от проникновения, не о «совращении», как вы это называете, я говорю о том страшном вреде, какой можно невольно причинить женщине, и который ваша церковь как раз одобряет. Вреде, который ваш истец причинил бы ей неоднократно, даже не задумываясь и с вашего благословения, не слушая её и не замечая возможных слёз. Когда она сама ещё ребёнок, не успевший пожить и не видевший мира, который ждёт её свершений и жаждет открыть ей свои тайны. Вот из этих соображений я не вторгся в это юное тело и не нарушил его прекрасное совершенство. Вы разочарованы?
— Да вы не колдун, вы сам дьявол! — вскричал инквизитор, — Так всё извратить, сметь произносить здесь такие витиеватые речи! И при этом нагло врать и утаивать главное…
— Ах, я вижу, вам всё же не хватает огонька, старый ханжа.
— Вы …?!
— Ну что ж, слушайте, — он снова издевался, но теперь его насмешка была гораздо более злой и мрачной. — Я сорвал с неё платье, сломал корсет и бережно держал в руках это нежное, тонкое тело. Я ласкал и гладил её, прижимаясь губами к горячему перламутру грудей. Но я так и не сделал того, о чём вы так жаждете послушать, по ранее названным причинам. Хотя в самом этом процессе нет ничего дурного. Неужели вам хватило моего рассказа? Если желаете удалиться, суд, я думаю, милостиво подождёт. И я тоже, стало быть.
— Да как вы смеете, негодник?!!
— Что-то вы покраснели и вспотели, я смотрю. Что ж, по-крайней мере, вы являетесь человеком, а значит, в вашем аду получите сполна за все свои несправедливые казни.
— Молчите, монстр!!! — инквизитор оттянул воротник, вдруг начавший давить на горло, несколько раз глубоко вздохнул и заговорил уже более хладнокровно, хотя и нетерпеливо. — Итак, как и предполагалось с самого начала, приговор таков: и ты, бес-искуситель, и она, клятвопреступница, завтра на рассвете будете сожжены на костре. А теперь покайтесь в своих грехах, очистите душу, и прекратим этот отвратительный разговор. Мне надо пойти помолиться.
— Несомненно. — Приговорённый ухмыльнулся, затем задумался лишь на мгновение, и вдруг с грохотом упал на колени. — Да, да, я признаю! На меня вдруг нашло озарение! Да, я развратник и колдун, и нет мне прощения, как и деве, что почивала со мной! Нет, смерть — слишком мягкое наказание для таких исчадий ада, как мы двое. Костёр не искупит нашего греха. И я не могу ждать до рассвета, за ночь раскаяние убьёт меня. Я умоляю вас — свяжите нас обоих и бросьте прямо сейчас в Проклятый лес, чтобы нас медленно заживо съели дикие звери! Это именно то, что мы заслужили! Пусть это будет моё последнее желание.
— Что ж, последняя воля приговорённого весьма важна для нас. Суд учтёт её, — улыбнулся инквизитор не без злорадства. Он не мог представить себе ничего страшнее Проклятого леса, и был весьма доволен, что подлый колдун оказался настолько глуп, что предпочёл эту страшную экзекуцию уже поднадоевшему костру.
…
Со связанными за спиной руками их вывели на улицу. Был дождливый пасмурный вечер, но до полной темноты оставалась ещё пара часов. Камни дороги были чёрными от воды. Ржавая вывеска в виде калача на доме пекаря скрипела от ветра. Сапоги стражников гулко стучали по камням.
Они прошли через весь город, и, наконец, Проклятый лес вырос перед ними стеной. Инквизитор произнёс восторженную речь.
— Ну, пошли! — стражники грубо толкнули их в темноту, а сами остались на краю леса, целясь в их спины из луков.
Влюблённым оставалось только брести, спотыкаясь, со связанными за спиной руками, пока они окончательно не заблудятся. Лес сомкнулся вокруг них зачарованной стеной, он поглотил все звуки, и стало неясно, где какая сторона света и куда делось небо. Когда пропали из виду факела стражников, у них не осталось ни одного ориентира. Им не выйти из этого леса живыми.
Стражники и инквизиторы подождали, пока приговорённые уйдут подальше в чащу, и, довольные, отправились восвояси.
Девушка вглядывалась в наполненный странными шорохами и шёпотами полумрак огромными испуганными глазами. Она не видела, как именно её спутник высвободился из пут, но он уже развязывал и её, и вот он уже бережно взял в ладони её лицо и нежно ловит горячим языком катящиеся из глаз слёзы.
— Не бойся, никакие звери нас здесь не тронут, — прошептал он. — Я хорошо знаю этот лес. В нём нет ничего, что было бы опасно для нас с тобой. Зато здесь растут травы, которые помогут тебе оставаться свободной, сколько бы я тебя ни ласкал.
Девушку опять бросило в жар, как той ночью, когда она сбежала от отвратительного жениха, с отчаяния постучалась в дом к колдуну и сама не поняла, как оказалась обнажённая в его объятиях.
— Так ты спас меня! Спас нас обоих! — ей хотелось громко расхохотаться. — Но что мы будем теперь делать?
— Мы пойдём через лес. Он огромен, и на дорогу уйдёт несколько недель. На той стороне есть другие города, где больше никакие инквизиторы не помешают нам любить друг друга. Никто. Мы теперь совершенно свободны.
Их губы слились в долгом поцелуе. Дождь обрушился с неба сплошным потоком, смывая память обо всём, что пришлось пережить за этот день.
Зинаида Скарина, осень 2003