Один вечер, да даже одна ночь может разрушить все, втоптать в грязь твою душу, выжечь дотла твое сердце, заставить потом пожалеть
о случившемся. Одуматься, но как всегда поздно. Оно совершилось. Прошлое неисправимо будет преследовать меня, красться за мной по пятам и никогда не даст вздохнуть полной грудью. Я пленник своего собственного сознания, я человек, глупость которого в одночасье жизнь превратила в кошмар. Я судорожно ищу выход из той ситуации, куда сама и попала. Метаюсь, как птичка в клетке, а свобода там, за железными прутьями, я чувствую ее запах, ее манящий аромат, который сводит с ума. Но свобода есть ничто иное, как обманчивая иллюзия не сделанного еще выбора. Мы готовы ради нее на все, что только возможно представить себе в голове, на самые головокружительные поступки. А я проклинаю свою свободу, она сгубила меня, ударила серым булыжником по водной глади, заставила стать такой, какую вы меня видите, похотливой сучкой, но отнюдь не бессердечной.
Всю дорогу я шла и плакала оттого, что пришло осознание действительности, оттого, что я четко увидела конец, конец всего, и сердце не могло остановиться, и с каждым его ударом я чувствовала боль. Вроде обыкновенная физическая боль, но эта боль вырвалась из моей души, захватив и ее вместе с собой. Я не замечала прохожих, ничего вокруг себя, только ритмично, словно на автомате, передвигала ноги, снег безвольно скрипел под сапогами. Аллея кончалась, а слезы не останавливались, я вроде бы уже и не плакала, так иногда шмыгала носом, но сердце мне не даст соврать, оно ревело навзрыд. Как же хотелось обнять кого-то крепко-крепко и поплакаться в жилетку, рассказать все что произошло, и поделиться всем тем, что накопилось в душе, но я понимала, у меня нет никого, теперь нет. Самое страшное осознать свое одиночество и признаться в том, что ты сама виновата. Но разве от осознания своей вины тебе не должно стать легче найти выход, исправить то, что натворила?
-О, нет, моя дорогая,- говорил все тот же внутренний голос.
- Осознание есть только предъэтап, беспомощный крик твоего рассудка, который немощен и болен. Но без него не сможет наступить следующий, ты не сдвинешься с места, пока будешь во власти своих эмоций. Не оплакивай горе, это оно оплакивает тебя, сломленную и погребенную под собой!
Я шла по аллее, февральский снег слепил собой глаза, и, перемешиваясь со слезами, падал на сонную землю. Опустошенность окутала своими сетями мое сердце, и появилось желание, страшное желание смерти. Казалось, что только она в силах дать мне освобождение, спасительное забытье! Хотя, кто знает, что дает нам смерть, быть может, она только забирает тебя телесно, оставляя при этом весь груз воспоминаний? И если верить в перерождение души, то, спускаясь на землю в новом человеческом обличии, мы неосознанно, наверное, то, что называют интуицией, чувствуем многое из того, что нам не дано видеть.
По дороге, словно волны во время бури, неслись машины, а я шла, неустанно шла, думая о смерти. В тот момент, мне хотелось молнии, неожиданной, налетевшей вдруг откуда-то с неба, и разящей мою грудь, словно острие копья. Но на небе всего лишь белые снежные облака…
Но не так уж просто избавиться от ненавистной тебе жизни, как ты думаешь. Я слабая и не могу, не могу покончить с ней сама, слишком велик страх перед бездной. И поэтому я иду, иду по дороге, гордо подняв голову, иду на встречу своей судьбе: что будет, то будет, думается в голове. Мне все равно, мне безразлична стала моя жизнь; я словно путник, потерявшийся в пустыне без капли воды; смерть еще не наступила, а я ее тороплю, пытаясь избежать душевной боли.
Я продолжала свой путь, не замечая ни людей, ни резкого звука, тормозящих передо мною, машин.
Как-то раз из очередной машины, успевшей затормозить в нескольких сантиметрах от меня, выбежал парень. Я не видела его сначала, как и до этого проходила мимо, он схватил меня за руку, и мне пришлось остановиться.
- Ты, что?! Убийцей меня хочешь сделать?- Чуть ли не в истерике прокричал он.
Глаза его и вправду выражали неподдельный страх. А я смотрела на него все тем же спокойно-мертвенным взглядом, так мне казалось.
-Что ты молчишь?- Вырвалось у него снова.
Я подумала, что надо ответить, может тогда он отпустит мою руку, и я пойду навстречу судьбе.
-Ничего. – Еле слышно проговорила я. Отпусти!
И я попыталась освободить руку, но парень, верно от недавно пережитых им эмоций, еще сильнее сжал ее, так что почувствовалась боль.
- Отпусти,- попыталась я еще раз. Мне больно!
-Нет. Чтоб ты снова под машину бросилась?! Нет, не отпущу, поедешь со мной!
-Отпусти, я не буду больше.
Словно маленькая девочка, я оправдывалась перед ним. А в голове упрямый внутренний голос нашептывал мне слова:
- Какое он имеет право, не давать тебе идти своей дорогой?! Жизнь твоя и смерть тоже, так и властвуй же над ними!
Нет, его не обманешь, наверно он по глазам видит, что я вру.
Не отпуская моей руки, незнакомец сказал:
- Садись в машину.
Я отрицательно качнула головой. Он точно не будет применять ко мне силу, и скоро сам отпустит мою руку, и тогда я продолжу свой путь.
Но прошло еще пару минут, он стоял и молча вглядывался мне в лицо, быть может, он искал мои мысли, тогда ему не повезло, их не было, сознание было чистое, как снег, что успел за это время, покрыть мои плечи и каштановые волосы.
Мы стояли с ним посреди дороги, машины то и дело резко тормозили перед нами. Он держал меня за руку, грубость исчезла, а появилось непонятное мне чувство, похожее на нежность. Грань перехода я не заметила, и если б мне захотелось вырваться из его руки, то я была бы уже свободна. Но, кажется, это не он ослабил силу, а я сама себя пленила, держа его руку.
Через 40 минут мы были у него дома. Всю дорогу нас сопровождал лишь шум мотора его автомобиля.
Две комнаты, в одной из которых, смятая постель с посеревшей теперь подушкой, какие-то вещи, разбросанные на полу, а в другой – всего лишь старый большой стол и 2 не менее древних стула. Он подошел к столу и одним движением смахнул целую гору книг, которыми он был весь завален, а пыль вытер рукавом своей рубашки.
Я осторожно присела на стул, а он ушел туда, где, по моему мнению, должна была находиться кухня, правда назвать ее таковой было бы смешно: черная, закопченная гарью плита, да, что-то похожее на холодильник.
Вообщем, обыкновенная квартира, снятая холостяком.
Через пару минут, он вернулся в комнату с двумя чашками ароматного свеже молотого кофе, я удивилась. А когда попробовала его, то мое удивление оказалось ничто по сравнению с тем восторгом, который я испытала. Напиток оказался непростым: черный кофе плюс еще какой-то изысканный алкогольный вкус, то ли ликер, то ли коньяк.
Я не стала интересоваться, почему у него такая не сочетаемость выходит: квартирка, похожая на дыру и вместе с тем дорогой кофе.
Мы сидели рядом, и не могли, поэтому смотреть друг другу в глаза, так было проще. Кофе горячий, обжигающий мне губы, но я пью, пью большими глотками, и боль отзывается теплом внутри. Будто, кто-то лечит мою душу.
То состояние близко к невесомости, когда ты перестаешь чувствовать свое тело, и только мысли еще могут заставить тебя поверить, что ты до сих пор жива. Я не заметила, как начала говорить, как рассказала этому совершенно незнакомому человеку ту историю, все, что было мною пережито и в реальности и в голове, все было открыто ему. Он слушал, молча, наклонив голову, и только иногда гладил меня по правой ладони, там, где пересекались линии жизни и сердца.
Когда, наконец, сердце почувствовала давно украденною свободу, я закончила свою повесть. Он повернул меня к себе, и легкий, словно майский ветерок, поцелуй коснулся моих губ. А потом, он сказал слова прямо в мою душу:
- В жизни нет ни одной ошибки, которую невозможно было бы исправить. И лишь смерть кладет конец всему. Пока бьется твое сердце, пусть даже в глубоких ранах и сильных ожогах, пока ты способен мыслить, ты можешь все. Прошлое не к чему возвращать, нужно строить будущее, осознав уже случившееся. Смерть – вот та непоправимая ошибка, что лишает тебя не только жизни, но и возможности удержаться на уступе скалы, не упасть в пропасть.
Ночь мы провели вместе, вместе с миллионами звезд, что поблескивали за окном. Он поделился со мной теплотою своего сердца, и мне вновь захотелось жить…
Но мы провстречались не долго, он уже давно ждал ее прихода. Однажды утром я проснулась от мартовского лучика, что проскользнул к нам в комнату. Я невольно улыбнулась весеннему солнышку. Конец марта, снег почти растаял и чувствуется необъяснимая легкость внутри, и вырастают крылья, то ли оттого, что природа пробуждается после долгого зимнего сна, то ли всего лишь оттого, что я влюблена.
Он лежал рядом, лишь тонкая простыня скрывала его наготу.
Никогда не думала, что это так страшно: поцеловать и почувствовать холодность его губ. Глаза закрыты, а на лице застыла прощальная улыбка, он будто бы спит. Но нет, никто его уже не сможет разбудить. Дыхание жизни покинуло его ночью, во сне, я надеюсь, что ему не было больно, так как больно сейчас мне. Врожденный порок сердца, он сказал мне, чтоб я знала и не боялась смерти.
И снова в душе пустота, еще сильнее, чем прежде. Я прихожу к нему по четвергам, в день, когда мы встретились впервые, и подолгу сижу, вглядываясь в барельеф, как когда-то он вглядывался мне в лицо. И ветер нашептывает мне странные слова, будто жизнь свою он обменял на мою, и я понимаю, что не одна, уже никогда не буду одной, он рядом…
Таня Астрит.
20.03.2009 г.