Середина апреля, а тепла нет. Да еще с вечера словно зазимок разыгрался над уже оголившейся подтаявшей землей.
Но сегодня с утра -солнце. Как же стало первозданно чисто от снежной белизны!
И сразу всё заиграло, заулыбалось, а облака, подсвеченные щедрым светилом, устроили настоящий праздник, - какое разнообразие очертаний, полутонов серого, белого, розового! Какой влекущий взор вечности!.. Пойти на Макаронку, этот островок сельских домиков среди наступающих многоэтажек? Ну да, отзовусь на эхо зимы, ибо этот девственно-снежный покров наверняка последний перед всепобеждающей весной, - уже через несколько часов эта пышная белизна растает, земля снова оголится и не на чем будет остановить взгляд.
Какая красавица ель возле во-он того голубого дома! Ветви ее мягко полощутся на легком ветру, и она словно кружится с ним в медленном вальсе… А собака-то, собака! Нехотя побрёхивая, выкатилась из калитки и, разморенная влажным теплом, тут же плюхнулась в снег, замерла. А вот и еще одна лохматая морда показалась из-под забора, и брешет-то как отчаянно, с цепи рвется. Да нет, не на меня - пёс… а просто жалуется, что не может вольно ворваться в это снежно-солнечное торжество.
Ах, какой же это удивительный дуэт, - только что выпавший снег и уже великодушно греющее солнце! Помню такое же было и в Джермуке, Домбае, только там еще ослепительней блистало солнце, свиристели хоры птиц и звенели с гор ручьи... как и сейчас. Только здесь подтаявший снег, хлюпающий под ногами, наконец-то нашел себе русло и устремился вниз... а, впрочем, это из сточного желоба в лужицу стекает вода, но ее живые звуки похожи, как же похожи на те, что слышались тогда, в Джермуке!
А по стволам деревьев уже ринулись соки. Вон, верба! Еще нет тепла, а на её ветвх выпорхнули серебристые лохматые катышки. Но ведь не надолго. Порадовавшись солнцу, скоро они поблекнут и тихо, смиренно уступят ветки летней зелени... А потом и она пожелтеет, опадёт, как растает к вечеру и этот нежданный апрельский снег.
Вечное, торопливое обновление природы… Господи, ну почему не поселил ты во мне отваги тихой и простой, - смирения перед неизбежностью ухода? Молчишь. Ну, тогда хотя бы подскажи, как сохранить, в какие сокровенные уголки души упрятать всё, что вижу и как, скупо расходуя, пронести через летний зной, прохладу жёлто-шелестящей осени, стылость зимы, чтобы еще и еще раз окунаться в такое же звенящее радостью ликование.