Сапог второго срока
Власть не портит человека, человека портит страх потерять власть.
Л.Толстой.
Сапог второго срока.
«Чудесно-то как! Благостно, - размышлял Губернатор, и открывались взору за окном экипажа зазеленевшие поля и подёрнутый первой листвой далёкий перелесок, и разливался в душе покой долгожданный. – Отдохновение страданиями заслуженное». И где та боль головная изводящая? где ночь без сна? От дум непрестанных и с девками дважды оконфузился, впору к немцу на приём обговариваться. Но… Улетучились невзгоды, растаяли мигом счастливым! Нет, не чаяния предрассветные услышаны, не глас вопиющий – расстаралась челядь, шепнула у подножия трона. «А за эдакие суммы и в полный голос произнести пристойно!» И свершилось! Легла карта благосклонности Самодержавной козырным тузом на сукне судьбы.
- Утвердил, Ваше превосходительство! Как есть, утвердил! Сей час с нарочным доставлено, – без спросу адъютант в полупоклоне с гербовой бумагой, уж знает хитрец, что за такую весть и любая фамильярность с рук сойдёт. – Поздравления искренние нижайше примите-с.
И сжалось сердце, и отпустило, и несказанное блаженство разлилось по уголкам души.
- Ступай! Нет, постой!
Рукой твёрдой наполнил хрустальный стакан из дарёной бутыли французской.
- Давай, братец!
- Не премину, Ваше превосходительство. За известие приятное - не грех. Здравия желаем!
«Жулик! И нечего ему прибавку к жалованью, как давеча помышлял. Спросить, сколь с просителей вымогает за свидание с начальником своим? Да не сегодня. Нынче праздник! Свечку что ли поставить? На четыре года всё ж индульгенция приобретённая».
И как встарь – поздравления, руки протянутые, букеты изящно составленные… «Не на похороны ли цветы готовили, рожи лукавые? Всех по ранжиру! Да розог поболе приберечь, чтоб каждому достало!».
- Наш-то опять плечи развернул.
- И подбородок вверх дерёт.
- Жди, вскорости кромсать станет.
«Эх, хорошо-то как полной грудью вздохнуть». Полетели, полетели головушки бестолковые! Кто невпопад сболтнул ненужного, кто задумал неладное – доложено Губернатору. Друг на дружку кляузы доносят, клевещут неустанно, а при таком усердии и собственные соглядатаи без надобности. Списочек поочерёдный с мерами иезуитскими не вчера составлялся. В наилучшем исходе – ссылка уездная, ежели за проказы повинится.
- Как смел, негодяй, дом для переселенцев убогих в сплутацию подписать?! Без окон, без дверей дом энтот непригодный.
- Приказано было.
- Кем, скотина?
- Вашим превосходительством, - человечек по надзору строительному с перепугу отвечает.
- Смеешь как?! Напраслину! Вон!
И на порог пускать не велено.
Уж давно поняли, что дружбы тесной с Сапогом вести не приходится. К примеру… ну, начальник по департаменту врачебному. И в баньку допущен был, где беседа самая значительная ведётся, и отношения задушевности исполнены, а поди ж ты…
- Снят, господа! Еще с вечеру и намёку не было, а утром приказ выпущен.
- Ужели?
- Как Бог свят!
- За что ж кара?
- Ежели знать, самим уберечься сподручнее…
- Впрямь, будто с косой идёт.
Вакансии чиновничьи после косьбы превосходительной, однако, обратного заполнения требуют. Стоимость билета входного в должность не секрет для возжелавших. И с понятием они – ясно божьим днём, что губеру за собственноручный билетик возврат требуется - дебет с кредитом свести.
- Кто у нас надзирать за стройками претендует?
- Такой-то, Ваше превосходительство.
- Чем ранее промышлял?
- Собачками-с.
- Что мелешь? Какими – такими собачками?
- Бродячими-с. Отлов организовал и мыловарню устроил. Знатная мыловарня, сказывали.
- Другое дело… Хозяин, значит. Нам эдакие пригодны.
И ну сапоги точать пирожник!
… «Эх, Алёшка… - вспоминает Губернатор, откидываясь на подушки мягкие, - вот дурак неумный! Чем взамен отплатил за расположение дружеское? Неблагодарностью чёрной. Воистину сказано, не делай добра – не получишь зла! Язык распустил, негодник!»
Кабы только язык… До рукоприкладства дошло! Дело, конечно, мутное, нехорошее дело. Взяли по представлению прокурорскому чиновничка по охране местной природы, полей да лесов губернских. Следить он поставленный, чтоб ни порубок незаконных, ни грязи в речках с прудами не замутили. Но природа отечественная есть продукт востребованный неизменно в видах многообразных. Подкатили к чиновничку господа хорошие с желанием землицы прикупить достойный надел для открытия карьера песчаного.
- В каких местах намерения предполагаете?
Господа на планах топографических указывают, охранитель в отказ пустился - заповедная-де сторона, угодья редкостные.
- Никак не можно!
Приезжим подход известен, сумму отступных называют, а для пущей убедительности саквояжик пухлый приоткрыли – у сторожа красот эдемских аж в животе захолонуло – билеты казначейские пятитысячные в многих пачках. Крякнул, не сдержался.
- Посоветоваться необходимость, - и глазами вверх указывает.
- Ты того, - говорят ему. - Скорым образом устраивайся. В нашем деле время - деньги тож.
Вверху чиновник благосклонность обнаружил, даже по щеке ласково потрепали.
- Ты, любезный, за усердие поощрения заслужил. Накинь на предложение щедрое процентик сверху – твой он. А уж саквояжик-то - сам знаешь…
Уладили дело, будьте любезны.
Но люди объявились, мечтательной породы люди, кои правду в мире бренном отыскать надеются. Правда же есть субстанция сколь редкая, столь опасная, а потому многим нежелательная. Подали люди жалобу прокурору, да не анонимную - подписи поставили чин по чину, поэтому расследованию, хочешь - не хочешь, ход давать положено. Прокурору покрывать Губернатора без надобности, министерского прокурор подчинения, к тому же положение Сапогово шаткое: выпадет ли гордым орлом другой срок или прощальной решкой ляжет - бабушка надвое нашептала. Но доложиться его превосходительству об неувязке неприятной обязан.
- Пишут люди, что на лугах пойменных трава замечательная произрастает. Тремя укосами её берут, и с кормов эдаких скотина доится неустанно. И глумление изуверское угодья под нож разрешать. Не иначе, пишут, взяткой пахнет. Фамилию указали, однако, - и на Губернатора быстрый взгляд бросает - вдруг на челе властительном чего откроется.
Где там! Не в таких переделках бывать приходилось. Румянец на щеках лишь ярче. Так это - от возмущения.
- Уж куда приятная новость, - отвечает Губернатор. – Огорошили вы меня, сударь мой. Нет, песочек-то дело важное, государственное дело. Их Самодержество пути проезжие повелел сооружать, а без материалу этого никак не обойтись. Скотине же для выпасу вдоволь выгонов найдётся, не в скотине печаль. Мздоимство - вот беда всеобщая. Калёным железом жечь его неустанно! А этот... как бишь его... И ведь виду такого благопристойного, убедительного виду. Вот ведь прохвост!
«Кто есть прохвост, нам доподлинно известно, - думает прокурор. - Ан нет! Команды не поступало. Вот ежели кликнут: «Ату его!» - с превеликим удовольствием».
Прихватили за жабры рыбёшку мелкую. Чиновничек аккурат тот момент процент вымозженный пересчитывал и в дальновидных мечтах плескался - домик размышлялось в Ялте прикупить и выезд новый справить - тут и жандармы на крыльцо. Нет, на дознании про саквояжик ни полслова, будто и не было. На суде, который для властей по их насущным потребностям случается весьма скорым, винился сердешный - дескать, лукавый в искушение завёл, но срок судья назначил немилосердный - другим впредь наука. Другие же враз и научились: коль гонения строгие пошли, малой толикой не отделаться просителю.
- Страданиям нашим несть числа, господа.
- На бочке пороховой куда спокойнее.
- Вдвое поднимать в риска оправдание!
- Уж и вдвое! Втрое. И без сомнения малейшего.
- Верное слово ваше. По этапу пойдём - хоть успокоение, что грех в круглую копейку окупился.
«Да, точно… Аккурат после суда Алёшка-то в кабинет ворвался». Лицо раскрасневшее, глаза злые, встал подбочась.
- Ты, что ж, сучий потрох, вообразил?! – кричит и без внимания, что пара людишек из подчинения тут же обретается.
Людишки смекнули, что не к добру разговор, и мигом единым за дверь. Да неплотно её прикрыли, а уж по умыслу или случайности – Бог весть… Из приёмной слух быстрее тараканов разбежался, что Корабельников с Сапогом не на шутку схватились.
- Своих сдаёшь?! Иуда!
- Ты пьян верно? Поди, проспись.
Пьян? Да в Алёшку штоф влей – не поперхнётся глотка казённая.
- Кого в острог упёк? На чьём месте невинная душа в томлении страдания принимает? Знаешь, шкура продажная - твоё это место. На чужой беде жируешь!
- С кем разговор ведёшь?! Забылся?! Хам!
Алёшка говорить более не пожелал, а вместо ответа устного – хрясть в ухо! Самому! Губернатору! И хорош удар у Корабельникова, свинчатке вровень, в молодые годы кавалергарда из седла вышибал. Да только крепкого десятка бывший дружок закадычный, сложением солидным многих кавалергардов превзошёл. Покачнулся лишь Губернатор да без раздумий в ответ приложился. По лицу Алёшке досталось, а жаль… В глаз метил! Солидные господа, право, а взыграло как в юнкерах. Остановились, дышат неровно, взглядами друг дружку едят.
- С глаз долой! Прошение об отставке - на стол! Немедля!
- А хрен конский на эполеты не желаешь?
И дверью хлопнул!
«Не рассчитал, не рассчитал Корабельников. Перебрал из прикупа, - улыбался Губернатор, покачиваясь по ухабам на рессорах заграничных. – Что? За человечка радел? Человечек так… мелочь, повод потребный. Сыскался, видите ли, блюститель нравственный с рылом пушистым! С корабля сбежать вздумал красиво! Видать, неверный донос получил про будущность мою. На красное ставить надобно было. Не угадал, мил друг! Утерпел бы неделю недолгую до Высочайшего соизволения, обошлось бы в тишине и спокойствии».
Выкинул Губернатор никчёмные воспоминания и взор на окрестные просторы возвратил. Унылы просторы полями необихоженными да запрошлогодними стогами чёрными. Уж и сеять пора, а не пахано… Вовек бы невзрачной картины не наблюдать! Да мода нынче образовалась – ввереные территории объездом совершать, чтоб народу воочию виделось помышление об нём государства неусыпное.
- Что ж ты, голова бестолковая, гвоздь бьёшь не верно?
- Отчего ж не верно?
- Оттого, что иначе следует!
Учить возьмутся, но показать опасаются, чтоб по пальцу или по какому-другому члену не угодить. Зато подскажут обязательно, с которой стороны к скотине подходить и коим образом кирпичную стену ровно выстраивать, да с тем во дворец отправятся собой довольные премного.
- Надо же, - в затылке народ почешет, - сколь живём, убогие, а не додумались до хитростей научных.
И берётся за вымя способом привычным.
«Ещё мода! Пол женский в начальники ставить. С Питербурха началось, враз бы на нём и остановилось. Бабе в дому да в постеле управляться назначено. Хотя, что мужик, что баба - всё единым мазано: столица губернская в кулаке теперь. Уходил Сивку!» В думу бывший градоначальник присел и рад безмерно, что не в централ. И устремлён думский заседатель Погребальников в идею собственного содержания – новый погост в граде богоспасаемом устроить. Обязательно с фигурами скульптурными скромной наготы в аллеях и ресторантом с музыкой при входе. Уже и название ресторанту задумано: «Утоли мои печали». Из казны на предприятие это не один миллион прилипнет. Жив курилка!
Нынче же заправляет в граде Голова дамская, хотя по лицу не догадаешься вдруг о пола принадлежности, скорее наоборот решишь. «Давеча профессор университетский в фолианте показывал, - вспоминает Губернатор, - индейцев американских и майя разнообразных. Вылитый инка, баба эта. Монтезума вождь. Проснуться рядом с ней – отторопь возьмёт, а кто послабее, того и кондрашка прихватит, неровён час. Да что я в самом деле? С лица не пить, а уплачено за индейку по всей щедрости».
И со шведами давешними дело в гору двинулось, весть добрая пришла. Оказалось, заводик, в случайности похмельной подписанный, прибыль волшебную приносит. Известной мягкости бумажка в европах нарасхват, и слово ей в приличиях придумано – «гигиена»; недорого за неё шведы просят, потому как дешёвого изготовления - жалованье в заводе – тьфу! по меркам заграничным. Посему решение принято: заводик увеличить изрядно, а для подписания документов Его превосходительство к себе приглашают, дескать, гостеприимство российское столь хлебосольное, что от одних лишь воспоминаний позывы возникают. На тошноту притяжение. «Непременно поехать. Не бывал ещё в тех местах, а сказывали, жизнь шведская красиво устроена. Не то, что здесь…»
Здесь же деревенька у обочины потянулась, хмурая деревенька, скукоженная. В кривых заборах, лужах глинистых, ни души вокруг. Затекли члены в дальней дороге, размять необходимо.
- Останови! – ткнул тростью в спину.
«И хоть бы от путешествий вынужденных толк случался! – для блезиру верхам угодного поездки». Передняя коляска полицейская, что дорогу губернаторскую от неприятностей хранит, тот же миг стала, жандармы на дорогу высыпались и бдительно по сторонам шарят из опасений. «Вот бестолочь, право! Знать следует, когда выслуживаться. Безлюдье заунывное». Нет, вон дед древний на завалинке, чистенький дед, лицо ясное. Свита из задних экипажей повылезла, Губернатор знак рукой, мол, без сопровождения обойдётся, и аккуратно, чтоб лаковых штиблет не попортить, посуху до старожила местного.
- Здорово, старик!
- Здравствуй, барин хороший. Прости, не встану. Ноги не держат.
- Сиди уж. Что людей не видно? в поле небось?
- Что ты, барин. Кому нынче в поле быть? Не осталось никого… Три старухи с половиной, да и те на ладан дышат.
- А мужички что ж?
- Мужиков, почитай, нету – через водку полегли. Третьего дня Ваську, сына Прохорова, схоронили. Тот, однако, трезвый с крыши упал. Насмерть враз не зашибся, но должно в груди важный орган повредил - хрипел больно. В неделю убрался.
- Доктора надо было или в больницу.
- Дохтора к нам не ездять – далёко больно. В прежние времена хорошие на деревне собственноручный лекарь принимал. И кости правил, и от простуды… А в больницу - нет, не взяли. Старый, говорять.
- Сколько ж лет Ваське тому?
- Вот и я, барин, говорю, какие его годы? – пять десятков всего. Это я старый, не помру никак. Ещё в германскую воевал, двух Георгиев имею. За подвиги те губернатор в городе квартеру бесплатную обещались. С водой и местом отхожим. Письмо от его приносили.
- И что ж?
- Обещать – не жениться. Сказывали, мошенник он, губернатор энтот. Окромя как суму свою набить, интересов не знаеть.
- Кто ж эдакое сказывал?
- Люди, барин. Да кругом говорять - нраву он обманного. Пройдоха, каких поискать.
- Да ты знаешь, старик, с кем разговор ведёшь? Не видишь, кто перед тобой?
- Не вижу, барин милый, не вижу. Незрячий я. Глаза на той германской и оставил.
Повернулся Губернатор чётко, по-военному повернулся, и – к экипажу. «Вот нелёгкая встречу уготовила! Несносный старик, хоть бы и наружности благообразной. И вовсе незаметно, что слепец. Квартеру ему подавай! По дряхлости его ни к чему квартира. Всё одно – не сегодня-завтра помрёт».
Экипаж, что дом родной, - дверку захлопнул, а печали вовне остались. И покатилась к городу скорая дорога - нипочём мягким рессорам ухабы с колдобинами, и обрели мысли направление приятное. Вот, к примеру, об устройстве земном порассуждать. Мудро оно создано, правильно. Текут по земле ручейки неприметные, в речки мелкие собираются, те далее в большой приток устремились… Скажем, кладбище за окном крестами мелькнуло, для кого оно упокоение вечное, а кому копейка медная с рублём серебрянным. Но ручеёк тот слабенький, тонкий. За погостом - свалка городская - речушка с дном позолоченным. Моют, отмывают безвестные старатели крупинки блестящие, и становятся те крупинки помойные хрустящими ассигнациями. Следом землица, в арендное пользование выгодно пристроенная, поодаль фабричка дымит, тут торговцы с рынком пристроились, и сливаются воды в русло купюр полнокровное. Понятное дело, поперёк всего течения сети не раскинешь, далее ему в движении необходимость. К морю разливанному, куда со всех пределов Отечества реки собираются. Но заводь тихую как не соорудить? А живность в заводи потайным реестриком досконально переписана и с немалыми нулями в итоге подбитом. «Нет, не по уму Ной библейский в странствия пускался. Эка невидаль – зверюшки! Даром, что праотец, а по разумению - чистый школяр! Капитал в дорогу дальнюю прихватывать необходимость, с капиталом не пропадёшь!»
И греют, греют душу нули немалые… Так то для прокорма скудного, для скромного пропитания! «Кстати, к обеду дело… Повар сегодня поросёнка молочного подаст. С хреном. Недурён, недурён поросёнок у него выходит - корочка золотистая, зажаристая, косточки нежные. Хорош и повар сам. А совет давали - француза брать. Наш французу не уступит, вперёд очков даст. Вчера осетринку марешаль чудо как сготовил! А бешамель? А рулет индюшачий с розмарином? Эдакий и в Париже не сыщешь. Пальчики облизать! По желанию сиюминутному выходит, однако, что поросёнка-то я усижу ныне. С рыльца почну. Нет, всё ж есть, есть от поездок энтих прок полезный! Аппетиту знатного нагулять!»
Истинно, господа!
Май 2010.