Лучшим моим мужчиной был Виктор Степанович Черномырдин, премьер-министр независимой (от кого) России. Таким голубоглазым, в голубой летней рубашке с короткими рукавами, моложавым, загорелым, пахнущим терпкими мужскими духами. У меня, как всегда были растыканы статьи во все газеты, где они пропадали, а, кроме того, в каком-то неизвестном, но крупном издательстве пропал мой огромный роман, который я никогда не писала. В общем, обычная, мелкая, изнуряющая нервотрёпка. Но над всем этим царила Большая любовь Большого человека. Он сочувственно смотрел на меня и все мои проблемы, которым было сто лет, казались ему такими мелкими и легко разрешимыми с чиновной высоты. Я была в светлом клетчатом костюме, которому лет пятнадцать, изящная, как десять лет назад. А он обнял меня и вытащил из моего кармана какие-то записки. Они оказались деловыми.
– О, – сказал он, смеясь,– таких у меня уйма.
И облегчённо вздохнул. Он, видимо, опасался, что записки сплошь окажутся любовными.
– Может быть, тебе и не нужно всё это? – Сочувственно спросил он о своей любви.
– Трудно.
– Ты-то хоть любишь меня? - спросил он робко.
– Не знаю, – ответила я, – у меня никогда не было такого Большого человека. А всё одна шушера…
И проснулась на этом ключевом слове своей жизни, и поняла, чего же мне не хватало – Большой любви Большого человека. Всё стало ясно и просто.
***
Кощей принёс молоко. От него исходил запах недовольства:
– Ленивая!
Я спала, а он не спал никогда, я толстела даже на его скудном рационе, а он худел. Я читала Кристи и валялась, а он добывал молоко. Я – ленивая, нерасторопная, не умеющая зарабатывать, жить при капитализме. Словом – размазня.
Море в Лебедянке замечательное. Где-то рядом, когда-то в другой жизни, тоже непростой, отдыхала с мужем и другом Лёвкой. Он писал: «И нас одно качает море, как двух подравшихся детей». Мне нравилось. Они ловили бычков, бросая меня одну, пока я не познакомилась с красивым парнем вдвое выше меня, баскетболистом. Теперь мой первый муж живёт за границей, объехал весь мир, а я терплю патологическую скупость Кощея, который призрачно богат, так как вложил свои «миллионы», да и мои восемь тысяч – гонорара за последнюю гонорарную книгу – в «Гермес». Я его консультирую от скуки:
– Гермес – лукавый вестник богов, обманщик, покровитель торговли у древних греков.
Я уже подозреваю, что «Гермес» не знает, как избавиться от своих акционеров. Но Кощей мечтает о квартире в Москве, как ему обещал, улыбаясь на полстраницы газеты «Гермес», Валерий Неверов.
– Мы живём теперь при капитализме, а тут другие правила игры – говорит мой друг, Кощей.
Начинаю подозревать, что, будучи бездарной в смысле заработков при социализме, вряд ли я проявлю талант и при капитализме.
Мне снилась Большая любовь – в моём-то возрасте! Большая любовь Кощея была надёжнее, эта любовь на всю жизнь была у него одна – к самому себе. Остальное – детали. Женщины менялись, как интерьер. От этих разнообразных чувств во мне и возникла весёлая, крепкая и освежающая мысль стать бомбисткой-террористкой. Кощей пленил меня на первом нашем свидании тем, что прочитал стихотворение Евгения Евтушенко, в котором он хотел быть всем – гадом морским, чем-то ещё, и объехать весь свет. Уже это одно меня должно было насторожить, но, увы – женщина строит воздушные замки сама, ей не нужна помощь.
Я тогда не знала, что это было единственное стихотворение, которое он выучил для тренировки памяти. Кроме этого, он ещё раз соприкоснулся с поэзией – написал по просьбе газеты «Гермес» стишок, но премии не получил. Что-то о мусорном контейнере. Не женщине стишок, а для дела! Стишок оказался назидательным. Обманщик женщин, скупердяй, бабник, Кошей хотел, чтобы другие были с ним ангелами, чтобы общество состояло из высоконравственных людей. Таково его кредо. Но он забыл, упустил из виду, что в большинстве своём оно состояло из таких же, как и он сам – моё запоздалое наблюдение.
Как-то в Кишиневе Кощей купил винограда и хотел сделать вино. Пришла соседка, винодел по профессии, дать советы по поводу вина. Она вся так и светилась любопытством.… После её намёков, он вытащил откуда-то мерзавчик коньяку и налил ей крохотную рюмку.
– Да наливай же, как человек. Посмотри на себя – истинно Кощей Бессмертный, – смеялась толстая жизнелюбка.
Ох, народ, ох, язычок, так и клеит ярлычок!
У Кощея характер – стойкий, нордический, – с немецкой кровью, которой он ныне стал гордиться. В пору, когда все стали бежать из русских, он записался в немецкую общину. Сначала ходил в русскую, но толку было мало, а там ему стали оказывать гуманитарную помощь.
Но однажды я увидела, что и Кощей может быть не чужд страсти, прямо таки пьян без вина, как был когда-то пьян от меня другой мой любимый мужчина, в другой жизни. Но сейчас не о том речь.
Итак, я жду Кощея, уже в Кишинёве, у его дома. Вдруг подъезжает машина. Вылезают какие-то типы, он, рубашка расстёгнута, глаза сумасшедшие, идёт наверх – знакомит – моя близкая женщина, очень близкая, а это мои друзья. Друзья шныряют глазами, в кожанках, молодые, энергичные, явно с базара. Он наклоняется ко мне, заговорщицки говорит, что они обещали поменять леи на российские рубли выгодно и купить кожаное пальто. Ого! Тут он ставит им коньяк, они примеряют пальто, потом говорят – хозяйка, мы будем через десять минут, купим закуску, и исчезают навсегда. Прихватив 500 леев в кошельке, забытом в этом экстазе на холодильнике. Что и было обнаружено после их ухода.
Помню, я очень расстроилась, он тоже. Сразу сник. И почти без денег поехал в Москву.
Но поразила меня не пропажа денег, а то, что именно было истинной страстью этого холодного и расчётливого человека, из-за чего он потерял голову и был похож на безумно влюблённого мальчишку. Но Боги посмеялись над ним.
Ни разу за эти три года он не угостил меня ни коньяком, ни шампанским, которые он закупил по старым ценам, но выставил коньяк двум базарным проходимцам, для которых его жадность делала его лёгкой добычей.
Только я хотела подложить под Кощея бомбу возмездия, как он сам подложил её под себя. Очень замечательную: он решил провести в эпоху недоразвитого капитализма операцию – взял в долг 35 тысяч леев под 12%, а отдал в долг другому такому же «бизнесмену» под 20%. Выгода – аж тысяча долларов. На эти деньги он собрался поехать в Германию.
– Ты сумасшедший, – сказала я.
– Я – игрок! – ответил он.
Итак, до отдачи долга осталось полмесяца, а тот, кому он отдал под 20%, исчез навсегда.
Я подумала, что Кощей обманул меня в моём самом заветном – в любви, а его «кинули» в его самом заветном – в деньгах. Да, капитализм! Все вообразили себя охотниками, но кто-то ведь должен быть и дичью?
И неожиданно – суд. Суд! Товарищ по работе в эпоху развитого социализма, как волкодав вцепился в него в эпоху капитализма.
– Я ему поверил! – сокрушается Кощей.
– Ты спутал глаголы. Верить надо в Бога, любить женщину, с друзьями дружить, а с партнёрами сотрудничать. Русский язык богат.
И всё-таки мне его жаль, я стремлюсь спасти. Таковы женщины.
* * *
Я люблю тебя… Я смертельно люблю тебя. Мне шестнадцать. Ты – моя первая любовь. Я хочу умереть. Любить или умереть. Мне двадцать пять. Мне сорок… мне… Я люблю тебя. Мой милый, мой нежный, моё солнышко, мой золотой. Мой идеал. Мой самый прекрасный мальчик. Мой самый лучший мужчина. Я умираю без тебя. Я люблю тебя…
Кого? О, это такой древний вопрос. Ты – вор, грабитель, ты украл мою юность, ты унёс в никуда моё приданое, ты Кощей Бессмертный. Этим всё сказано.
Самое страшное в любви к мужчине – это чувство родства. Как отрывать от себя то, что приросло, стало родным, хотя всё уже видишь ясно.
Ах, я и не хотела ничего знать. Как Пушкин писал – «я сам обманываться рад!» Но действительность проступает, как кровь сквозь бинты.
Если бы мужчина убивал женщину, возможно, это было бы милосерднее, но он выбрасывает её из своей жизни, как кошку с переломанным хребтом, униженную, оскорблённую, измученную, а она должна подкрашивать глазки, идти на службу, делать тысячи вещей. Держаться. Не подавать виду. Словом, жить, когда не живётся.
И снова шестнадцатилетняя девочка протягивает мне тетрадку стихотворений и первая строчка – я люблю тебя. Тебя. Я люблю тебя смертельно. Я умираю без тебя. Моя жизнь меркнет. Она мне не нужна.
Девочка, такая высокая, нескладная, с красивыми карими глазами. Начинает свой путь в сад воспоминаний.
* * *
Свела Кощея с подругой-адвокатом, она квалифицированно объяснила, что на жаргоне это называется «раскруткой клиента», и его «раскрутили» на 60 тысяч леев. Больше стоимости его квартиры. Тот, кому он дал, вручил не документы, а филькину грамоту, отдать ничего не мог, банкрот. Беден, как церковная мышь… От фирмы в Москве одна печать.
Но женское сердце не камень. Ведь я, пусть и по недоразумению – но любила его – умного, интересного, высокого и голубоглазого.
И тогда я приехала. Он был худ, как скелет, в голубых ледяных глазах – паника.
– Бог наказал меня! – первые слова.
– Ничего, уедешь на родину, женишься на враче Верочке, ты так мне говорил когда-то, и всё будет отлично.
– Жестокие шутки с твоей стороны. Но что делать – неизвестно...
Кощей, как и многие сограждане сегодня, постоянно составляют планы обогащения, но Бог вынимает из его строения невидимый небесный кирпичик и всё рушится. Выберется ли он нынче из-под обломков?
Люди, поверившие в социализм, легли жертвенно в основание Магниток и Днепрогэсов; поверившие в капитализм идеалисты и жаждущие разбогатеть – в основание пирамид Мавроди, «гения», по определению одного либерального экономиста.
Мне кажется порой, что Кощей и есть герой нашего времени. Если посмотреть на него со стороны – прилично упакованный старший научный сотрудник НИИ с незащищённой диссертацией. Покоритель бедных одиноких женщин, ибо холостой мужчина в нашей стране всегда имеет успех, тем более выдающий себя за романтика. Имидж меняется в зависимости от обстановки. В нашей стране ухаживать за женщинами тоже самое, что охотиться в зоопарке. Тем не менее, моя умница подруга охарактеризовала его так: «Скромный, деловой, образованный, целеустремлённый».
***
Мне снился сон, как будто я, молодая, лёгкая, как пёрышко самой лёгкой птички с длинными крепкими ножками, в шляпе с живыми цветами и в платье, тоже усыпанном какими-то фантастическими незабудками, розами, вся цветущая, взлетаю на сцену, чтобы танцевать польку-бабочку…
А в зале прагматик Кощей, и я, поддразнивая его, смеясь над собой, над всей моей нескладной жизнью, говорю ему:
– Я, может, и создана, была только для того, чтобы танцевать польку-бабочку.
Носик к верху вздёрнут, а ножки летят в танце. Но почему именно этот танец? Ах, я же поступала с этим танцем в хореографическое училище!
Но человек всегда способен к возрождению. И Кощей вдруг стал к нему стремиться, хотя и весьма, своеобразно. Изучать христианство в его протестантском виде, оно ему ближе. Но на этом не остановился.
Ах, наша интеллигенция! Всё ей интересно.
Кощей попал в «Дианетику», потом духовные искания привели его в секту Виссариона. А ведь, когда мы познакомились, он был православным, его крестила женщина, в которую он был безответно влюблён. Она до сих пор верит во Христа, а он уже не раз сменил веру.
Человек – загадка Бога. И кто мы во Вселенной – не ведаем. Не зная главного, мы всё время подвергаем себя риску, и особенно пристрастно рискуем теми, кого любим.
Кощей в горе стал добрее, нашёл какие-то средства для моей книги «Адажио», прочитал, прослезился. Человек всегда многогранен, хотя кажется, что у него одна, но пламенная страсть.