Боже мой, как же мне нравилась Танька Маринина! Пухленькая, с румянцем на щечках, украшенных ямочками, двумя косичками, торчащими в разные стороны, но главное – акающим московским говором, разительно отличающимся от нашего южного произношения. Она была младшей и любимой дочкой полковника Маринина, лётчика-истребителя, фронтовика, солидного полноватого мужчины с ёжиком седых волос и строгим взглядом. Маринины жили в Москве, но летом отдыхали в нашем небольшом старинном крымском городке, где у них был свой дом – нечто вроде дачи. Приезжали москвичи на собственном автомобиле – просторной и – как мне казалось тогда – удивительно красивой «Победе». Такой машины ни у кого из местных жителей не было.
Дом Марининых стоял по соседству с нашим подворьем. Именно это сыграло определённую роль в произошедшей со мной истории.
Я всячески хотел обратить на себя внимание столичной соседки, но сделать это мне, тринадцатилетнему провинциальному мальчишке, было совсем непросто. Выразительной внешностью я не отличался, что же касается одежды, то о каких-то гардеробных изысках и говорить не приходится! Как и все мои сверстники, летом ходил в обычных спортивных трикотажных шароварах, которые сильно вытягивались и пузырились на коленях, или хлопчатобумажных брюках, имевших странное народное название – «штаны из чёртовой кожи». Сверху наряд дополнялся майкой или рубашкой с короткими рукавами, которые к исходу лета приобретали основательно выгоревший вид. Обувью обычно служили лёгкие кожаные тапочки на шнурках, недостатком которых являлось то, что они сильно скользили, особенно по траве. Какие-либо головные уборы попросту игнорировались.
Зато положительными моментами моего облика были смуглость, худощавость и чрезвычайная подвижность.
На фоне моей провинциальной обыденности Танька явно выглядела принцессой. Чуть ли не каждый день она появлялась на улице в новом платье, что сопровождалось соответствующей реакцией местных девчонок. Таньку они не любили, в отличие от меня…
Воспитывали меня (если так вообще можно сказать) бабка и дед, поскольку родители временно жили в Киеве, где учился отец. Рос я свободолюбивым подростком и «шлялся» – как говаривал мой дед – с местными пацанами по окрестным лесам. Наши «походы», порой на довольно большое расстояние, объяснялись не только и не столько любовью к родной природе. Мы искали на местах боёв, партизанских стоянках оружие времён Великой Отечественной войны, и нередко эти поиски были успешными. Во всяком случае, у меня был замечательный, хотя и ржавый, арсенал: винтовка системы Мосина (в просторечье – «трёхлинейка»), знаменитый автомат ППШ, несколько немецких миномётных мин без зарядов и взрывателей, каски – наши и немецкие. Особой гордостью, вызывавшей негромкую зависть у друзей, была наша противотанковая граната, но без заряда. С «личным оружием» мы разыгрывали целые баталии, за городом, подальше от людских глаз. С неизменным восторгом в стан «неприятеля» металась граната, в чём я особенно преуспел…
Моё чрезмерное желание понравиться Татьяне не прошло мимо внимания её бдительного и строгого родителя.
И, однажды, встретив меня, «дежурившего» возле их дома, и ждущего появления «московской принцессы», полковник Маринин, очевидно, с профилактической целью, больно надрал мне уши, приговаривая: – Чтобы я тебя, сопляк, возле моей дочери больше не видел!
Случилось это на глазах вышедшей на улицу Таньки…Надранные уши горели, но ещё больше – лицо, от нестерпимого стыда и обиды. Я закусил губу, чтобы не расплакаться…
– Эх, полковник, полковник – размышляю я сейчас, по прошествии очень значительного времени – Наверное, был ты отважным истребителем: видел тебя в кителе, увешанным наградами. Быть может, «завалил» в воздушном бою не одного «мессера» и «фоккера»… Но, не сомневаюсь в одном: ты был плохим знатоком человеческой души. Нельзя истреблять так безжалостно первую влюблённость, да ещё на глазах у «предмета обожания»! Невозможно и противоестественно унижать формирующуюся в юном существе гордость…
Это у меня сейчас такие мысли. А тогда… Тогда я вообще ни о чём не думал. Схватив спрятанную в сарае противотанковую гранату, я, что было силы, швырнул её в окно комнаты, где находился мой обидчик…
Раздался звон стекла и, прежде чем убегать, я увидел, как полковник с неестественной для его комплекции скоростью юркнул под кровать. Он, конечно, не догадывался, что противотанковая граната не имеет заряда, но как бывший фронтовик, прекрасно знал поражающие способности этого взрывного устройства…
…Нет, никто меня не забирал в милицию. Ну, не мог же бесстрашный боевой офицер, горевший однажды в самолёте и чудом выживший, признаться, что испугался простой болванки. Дело завершилось серьёзной домашней экзекуцией, осуществлённой любимым дедом.
Вы меня спросите: – Сожалею ли я об этом поступке? Или по-другому: – Стыдно ли мне? А я Вам отвечу: – Нет!
30.01.2011
Опубликовано: Литературно-художественный альманах "СКІФІЯ-ЛІТО-2012". - Канів, 2012. - С.13-15; журнал "НАШЕ ПОКОЛЕНИЕ". - 2013. - №1. - С.29-30.