Тихое апрельское утро. До тепла, как до луны: под форштевнем похрустывает прихваченный за ночь ледок. Средним ходом с супругой следуем рекомендованным курсом по городку на выход в полигоны боевой подготовки. Как дойдём до поворотного буя, то есть до КПП, ей ворочать влево - на работу, что авианосцем возвышается в трёх кабельтовых на внешнем рейде, мне - вправо во флотскую поликлинику. До неё по фарватеру ещё часа полтора идти.
Не успеваем пройти боновые ворота, то есть миновать шлагбаум и поздороваться с вахтенным "секьюрити" - слышим в кормовом секторе шум винтов стремительно приближающегося, если не фрегата, то корвета, как минимум. Через мгновение наблюдаем на правом траверзе на стопе, почти борт о борт с нами, иномарку.
"Сыно-о-ок!" - слышу через приоткрытое стекло протяжный, как гудок корабельного тифона, голос крёстной матери. За штурвалом видная дама - по возрасту младшая сестра, а по жизни - капитан дальнего плавания.
"Подвезти?! - спрашивает мать сына, участливо заглядывая в глаза. Я в ответ туго соображаю, как на построении на полётной палубе после адмиральского часа - не знаю что ответить. Первой, как всегда, реагирует супруга - уже и слова готовы были с губ сорваться, как я разродился целым взмахом руки. Дескать, не надо, мама - сам дойду на рейдовом катере.
То ли от досады за мою неприкаянность, то ли из-за напирающего сзади транспорта, крёстная уже негромко с сожалением и лёгкой иронией в голосе вновь произносит: "Эх, сынок!" и, подняв бурун за кормой, на полном ходу скрывается за поворотом. С момента, как растаял её кильватерный след, я всё время думаю: "Что же она хотела сказать?!"