Рядом со мной едят булочку с яблоком. Я позволяю себе слабость и шумно вдыхаю ее запах. Мм, аромат печеных яблок с ярким оттенком корицы. Даже смешно, каким прекрасным он мне кажется.
Когда не ешь долгое время, отношение к еде совершенно меняется. С одной стороны, все кажется в разы аппетитнее. Кусочек пищи тем большее прибавляет во вкусе, чем дольше голодаешь. Так всегда. Но, с другой стороны, странно воспринимать еду. Вот она перед тобой, обычно столь жизненно необходимая и желанная. Но ведь так долго во рту не было ни крошки, и ничего не произошло: невероятное чувство голода не скрючило тело, не появилось желание бросаться на людей, брызгая слюной, в попытках найти хоть что-нибудь съестное. Вот она перед тобой: еда, но ты можешь лишь тупо уставиться на нее.
Зрение превращается в съемку замедленного действия. Ты резко поворачиваешь голову, но окружающий мир не выдерживает прыти и немного запаздывает, приходя на место видения с задержкой в доли секунды.
Мир кажется ватным, но одновременно и более контрастным. Словно вот-вот должна закружиться голова, но отчего-то не кружится.
В животе ощущается привычный голод, но он словно раздулся, концентрируясь между ребрами. На горло что-то давит, постоянно хочется пить от чувства сухости во рту. Очень холодно. Трясутся руки.
Голод также преувеличивает отвращение к пище. Хотя, возможно, он преувеличивает отношение человека к ней. Если я всегда испытывала к еде некую неприязнь, то у какого-нибудь любителя набить живот долгое отсутствие пищи, вероятно, лишь пробудит жутчайший аппетит.
В столовой я как бы свысока смотрела на всех этих людишек, жующих, живо двигающих челюстями в попытках измельчить источник энергии и довольства. Я всегда ненавидела в себе эту зависимость от еды, но теперь она исчезла, и я думала, что имею полное право презирать окружающих за то, от чего избавилась.
Но вот к кому у меня нет ни капли презрения, так это к Ярославу. Не знаю, почему. Он ест за двоих, с таким аппетитом, что любая бабушка захотела бы видеть его в числе своих внуков. Ярослав кажется таким живым, деятельным и здоровым. Вот кому точно необходимы калории. Я пододвигаю к нему тарелку с хлебом, зная, что он любит его. Испытываю какое-то странное чувства удовлетворения от осознания того, что Ярослав сытый.
К Лизе у меня тоже нет презрения. Скопище в ней положительных качеств перекрывает собой тот факт, что она человек с человеческими слабостями и аппетитом.
Вдруг ее рука с ложкой, наполненной фруктовым салатом, застывает в воздухе, а черты лица становятся немного скошенными.
- Что такое?
Я то думала, в салате попался кусочек скорлупы или косточка, а она выдает:
- Я тут подумала, а Путин напишет мемуары, когда… Ну, когда отойдет от дел?
Я разрываюсь громким хохотом.
В рассказах о блокадном Ленинграде я часто встречала страх людей упасть. Потому что, упав, оголодавший человек может больше не подняться. Это правда: чем меньше действий, тем меньше организм вырабатывает энергии.
Утром третьего дня голода совсем не было, что очень напугало меня: неприятные ощущения в желудке были чуть ли не единственным, что обычно заставляло меня есть. А что, если я сойду с ума, решив больше не питаться?
Чем больше я бездействовала, тем плотнее меня окутывало бессилие. Томная лень скручивала тело, прижимая его к дивану. Как же прекрасно, что я заставила себя выйти на улицу. Прогулка при минус трех градусах и ярком солнце взбодрила меня.
Утром четвертого дня, когда мое голодание уже должно было закончиться, я чувствовала себя превосходно. Никакого голода, головокружения при резких подъемах и холода.
«Заем есть? Зачем, если без этой мерзопакостной еды все гораздо прекраснее?» - нашептывало мое сумасшествие.
Но я все же решилась и выпила кисель.