Одним не по-весеннему холодным апрельским утром 1987 года я сидела в плацкартном вагоне поезда «Москва-Симферополь». На душе было довольно тоскливо. И впрямь, что могло быть веселого в том, что пятидесятилетняя недавно разведенная женщина одна ехала в Крым на турбазу по соцстраховской путевке? Да еще не в сезон?
Мне совсем не улыбалась эта поездка, да сотрудники уговорили. «Такая удача – всего две путевки на институт! Поезжайте, Елена Соломоновна! Вам необходимо отвлечься от домашних неурядиц. А тут Крым: Симферополь, Алушта, Севастополь! Красота! Сказка!» И уговорили.
Я сидела на нижней полке, глядела в окно и думала о чем-то не главном. Например, я вспомнила, что за свою жизнь пять раз ездила на юг, в Крым и на Кавказ, и всегда в плацкартном вагоне, хотя все пять раз имела деньги, чтобы взять купе. Но обстоятельства всегда складывались так, что для меня, простого научного сотрудника, купе в поездах южного направления были недоступны. Чтобы иметь плацкарту и то надо было не один день отстоять в очереди на Курском вокзале. Нижняя полка – уже большая удача.
Я понимала, что меня ожидает на этой турбазе, кроме экскурсий по Крыму, мало приятного.
Главное, я не надеялась на интересный, нужный мне круг общения. Действительно, кто из уважающих себя людей отважится отдыхать в Крыму на турбазе, да еще ранней весной? Да никто.
Я вспоминала, как пять лет назад мне было всего сорок пять, и я ехала таким же поездом в Симферополь, но тогда был август, со мной были муж и дети. Тогда все было иначе.
На турбазе в Симферополе меня поселили в номере с двумя женщинами чуть меня моложе. Одна была работницей какого-то ленинградского завода, вторая – служащая из города Фрунзе. У обеих сыновья служили в Афганистане. Женщины постоянно беспокоились о них, естественно. Туристка из Киргизии запомнилась мне тем, что по утрам она регулярно делала зарядку и очень смешно приговаривала, приседая и раскидывая руки в стороны: «лук, чеснок, горчица, пэрец». Этот ее «пэрец» смешит меня до сих пор.
Мало что помню сегодня о моем трехдневном пребывании в Симферополе, разве что накануне отъезда нашей группы в Алушту я чуть было не осталась без пальто. Как раз перед отъездом я купила в Москве плащ из искусственной кожи черного цвета. В столовой на турбазе в Симферополе гардероба не было. У входа стояли вешалки для верхней одежды, куда все и вешали свои пальто и плащи. Большой зал столовой одновременно вмещал более сотни человек из несколких групп, путешествующих по разным маршрутам. И вот я, как обычно, повесила свой плащ, пообедала, и к ужасу обнаружила, что на вешалке его нет. Среди других там висел один плащ черного цвета, но он не был моим. Я подошла к администратору и рассказала о пропаже. «Наверное кто-нибудь из другой группы взял по ошибке, – успокоил меня администратор. – Возьмите пока этот, на каком-нибудь этапе, возможно, встретите и свой плащ». Ничего себе! Когда это я его встречу? Да и как ходить в плаще до пят? Курам на смех! Но огорчалась я недолго. В столовую вбежала полная дама, глаза на лбу, с черным моим плащом в руках и кинулась к администратору. «Я перепутала плащи! – кричит. – А в моем плаще путевка!» Слава Богу – все обошлось.
На следующий день наша группа переехала в Алушту. Погода испортилась. Крым показался мне непохожим на тот, который я видела раньше. Пустые пляжи. Курортников единицы. Темно-зеленое море с сердитыми волнами. И даже не чувствуется того удивительного запаха моря. Позже я поняла – не пахнет водорослями.
Почти ежедневно нам предлагали разные экскурсии. Я приняла участие в двух. Поехала в Алупку и в Бахчисарай. Погуляла по дворцу, послушала экскурсовода, постояла у знаменитого фонтана. Потом нас повели в горы. Через некоторое время я поняла, что путешествие по горным тропинкам не для меня. Началась тахикардия, казалось, сердце бьется даже в висках, стало трудно дышать. Я решила спуститься вниз и там подождать группу.
Внизу я спряталась от дождя в маленьком магазинчике сувениров. Мне захотелось купить какой-нибудь подарок трехлетнему обожаемому внуку Ленечке. Выбор был невелик. И я купила полметровую пластмассовую конструкцию, состоящую из лодки красного цвета, в которой сидел глупый серый волк – герой мультфильма «Ну, погоди!» Я представила себе, как будет рад внук моему подарку, но не подумала о том, что впредь я должна путешествовать по Крыму в обществе этого волка, который вместе со своей лодкой не влезал ни в мой чемодан, ни в мою сумку.
Наверное я представляла собой очень смешную картину. Немолодая женщина маленького роста с чемоданом, денежной сумкой в руках и огромной лодкой с волком под мышкой. Я быстро все это поняла, но не бросать же несчастного волка на крымских дорогах. Но в первый момент я радовалась покупке, предвкушая восторг внука, и не думала о связанных с подарком неудобствах.
А между тем дождь усилился, и я вбежала в экскурсионный автобус, который и привез нашу группу в Бахчисарай. Скучающий водитель мне обрадовался. Мы разговорились. Я спросила, почему это мне все время попадаютсся здесь пожелтевшие хвойные деревья. У нас в Подмосковье все елки и сосны зеленые круглый год. «Что же вы хотите? – ответил шофер. – Ведь ровно год Чернобылю». Действительно, шел апрель 1987 года. Вот тебе на! Досталось, значит, и крымским деревьям! Жаль!
«Еще больше жаль нашего брата шофера» – сказал мой собеседник. «Знаете ли, когда это случилось, многих наших водителей отправили с автобусами в Чернобыль эвакуировать людей. В Крым из зараженных районов вывозили детей. Некоторые из моих товарищей заболели лучевой болезнью. Есть уже и умершие, такие вот дела!» Невеселый получился у нас разговор.
Я вспомнила, как один из моих сотрудников, большой любитель ходить на лодке по рекам, год назад в двадцатых числа апреля 1986 года отправился с семьей – женой, сыном и дочерью – в очередной отпуск в лодочный поход по реке Припять. Последствия были неприятными: дочь заболела.
Разговаривать больше не хотелось ни мне, ни шоферу. Мы молча сидели в автобусе и каждый думал о своем, о том, как мало в этой жизни зависит от каждого из нас.
Я вспомнила как через пять месяцев после чернобыльской аварии в сентябре 1986 года я поехала в командировку в Брянск. Секретарь директора, вручая мне командировочное удостоверение, спросила, не боюсь ли я ехать в Брянск. ведь, говорят, там большая радиация. А я как-то не думала об этом. Я слышала. что в Брянской области не все благополучно, но ведь не только в ней. Мой знакомый, имевший дачу в Тульской области, тоже говорил мне о радиационном загрязнении. Что же теперь, никуда не ездить? Кто знает, где опасно, а где нет? А ведь везде живут люди. Да и ехать-то я должна всего на неделю, на совещание, на котором я должна была выступить с докладом. Вместе со мной ехал один профессор из Московского автомеханического института и два его аспиранта из Кемерово, с которыми мы проводили совместные исследования. А всего в совещании участвовали около сотни специалистов из разных городов страны.
В Брянске нас всех поселили в одной гостинице. Так как состав совещания был по преимуществу мужским, я оказалась одна в трехместном номере, чему была очень рада. В первый же вечер оказалось, что у моих молодых коллег из Кемерово разболелись головы. У меня с собой были кое-какие лекарства, и я им, конечно, помогла. Удивительное дело: они говорили, что дома у них головы не болели, а тут в Брянске им нездоровилось все пять дней. Ребята предположили, что в Кемерово, сильно загрязненном промышленном городе, радиация нулевая. Чего нет – того нет. Поэтому к радиации они не привыкли. Они думали, что если бы здесь воздух был был загрязнен всякими промышленными газами, то они бы этого даже не заметили. А тут другое дело! Вот головы и болят. У меня, как ни странно, голова не болела. Думаю, потому что в Москве на моем дорогом Ленинском проспекте тоже в плане радиации не все в порядке. Поэтому во всех случаях жизни надо уметь видеть что-то положительное.
Тогда же, в гостинице Брянска я познакомилась с одной женщиной, тоже приехавшей в командировку в Брянск из одного маленького городка Брянской же области. К сожалению, сегодня не вспомню, как назывался этот городок. Новая знакомая рассказала мне, что до чернобыльской катастрофы ее родной город казался земным раем. Цветущие сады, прекрасный климат. Город расположен в низине, его все бури обходили. Многие офицеры из разных районов страны, уходящие в отставку, мечтали купить домик в этом городе и остаться здесь навсегда. Но вот пришел этот страшный день 26 апреля 1986 года и на горе жителям этого чудо-города ветер понес радиоактивное облако в их сторону. И именно над ними это облако и остановилось. Жителей никуда не эвакуировали, просто запретили пользоваться плодами садов и огородов и пить молоко от своих коров. Но жители не захотели внять этим советам. Они видели прекрасные ягоды клубники, чудесные антоновские яблоки. Как же можно было не есть это все, выращенное собственным трудом? И они ели. Новая знакомая сказала мне, что в городе уже начали болеть дети. Плохо чувствует себя и ее сын, ученик десятого класса. Она сама постоянно ощущает головную боль, и только приехав в Брянск чувствует себя получше.
В этот момент я подумала об аспирантах из Кемерово и еще раз убедилась, как в этом мире все относительно. Собеседница говорила о том, что мечтает теперь уехать из родного города и увезти сына. Но сейчас это стало невозможным. У нее есть собственный дом, и если до 1986 года его можно было выгодно продать или обменять, то теперь этот дом не стоит ничего, и на ее объявление об обмене откликнулся только один человек, житель Магадана. Она думает согласиться. Такая трагедия!
Возвращаюсь теперь к своей туристической поездке по Крыму в апреле 1987 года. Настал день, когда наша группа должна была из Алушты переехать в Севастополь, конечный пункт нашего путешествия. В этот день меня подстерегали большие проблемы. Я предчувствовала их еще в Москве за три недели до отъезда в Крым. Так и случилось.
А дело в том, что Севастополь был в то время «закрытым» городом. Поэтому в профкоме института, выдавая мне путевку, меня предупредили, что я должна в районном отделе милиции поставить на нее соответствующее разрешение с печатью на въезд в Севастополь на время действия путевки. Причем не было известно, в какие конкретные сроки я попаду в Севастополь.
Я все привыкла делать вовремя, не откладывая серьезные вещи на потом, и поэтому за три недели до отъезда побежала в милицию. В милиции офицер с завистью посмотрел на меня, мой паспорт, профкомовскую путевку, вздохнул и написал на путевке, что мне разрешен въезд в город Севастополь и проживание в нем в течении трех недель, и рядом со своей подписью поставил сегодняшнее число. Я возразила, что не знаю, в какой из дней попаду именно в Севастополь. Но даже если это случится в первые дни путешествия, то три недели с сегодняшнего дня уже пройдут. Милиционер снисходительно посмотрел на меня и улыбнулся. «Зря тревожитесь, – говорит, – сроки указаны в путевке. Все будет хорошо!» Я поверила.
И вот настал день отъезда в Севастополь, конечный пункт маршрута нашей группы.
Рано утром нас посадили в автобус, и мы поехали. Я сидела где-то в конце салона и прижимала к груди денежную сумку с документами и злосчастного волка в красной лодке. Мы ехали и ехали, и неожиданно остановились, что называется, прямо в чистом поле около какой-то будочки. Из нее в наш автобус вошел представитель погранслужбы. Он приказал всем приготовить документы. Мое сердце заныло, меня охватили нехорошие предчувствия. Особист между тем все приближался ко мне и, наконец, мои документы, паспорт и путевка, оказались в его руках. Он все внимательно посмотрел и велел мне собрать вещи и следовать за ним.
Я так и знала. Все в автобусе, включая шофера и экскурсовода, уставились на меня, как на шпионку или террористку. Я вспомнила того московского милиционера и сказала, что и не подумаю выходить из автобуса. Что я буду делать тут одна в чистом поле со своим волком? Ведь я предупреждала того московского чиновника, что так и случится, но он был уверен в своей правоте. Так что я посоветовала особисту связаться с Москвой. Пусть там объяснят в районных отделах милиции, как надо грамотно оформлять документы туристам. Офицер забрал мои документы и возвратился в свою будку к начальнику.
Минут пятнадцать после этого группа молча сидела в автобусе. Все то и дело бросали на меня удивленные взгляды. А я думала, если меня сейчас заставят выйти из автобуса, то как я доберусь до дома и когда?
Наконец, в автобус вернулся офицер. Он подошел. Отдал документы, что-то сказал шоферу, и мы поехали в Севастополь. Обошлось! Успокоенные пассажиры поняли, что я честная гражданка и стали мне приветливо улыбаться.
А через пять дней я сидела в купе поезда Севастополь-Москва. Моей попутчицей оказалась симпатичная женщина моих лет. Мы разговорились. Она оказалась прокурором Севастополя. Узнав,что я москвичка, рассказала мне о том, что едет в Москву. Хочет попасть в Институт педиатрии. Я знала, где находится этот институт. Он располагался на Ломоносовском проспекте, недалеко от моего дома. У этой женщины было горе. Ее единственный сын служил в армии в Киеве, там он женился, и его жена через несколько дней после чернобыльской аварии родила мальчика, очень больного мальчика. Опять Чернобыль!