МИР
Он никогда не звал это игрой. Ни малейшего намека на то, что МИР - это что-то не то… Все то… Все…Это больше, чем всерьез…Ни одного лишнего движения, ни одной посторонней мысли, только так можно выгрызть победу…
На каминной полке лежало двенадцать вызовов, семеро были знакомыми, но вызовы двоих знакомцев насторожили - в одном неуловимо, а в другом ощутимо изменился стиль. Это могло означать многое - контрагент мог быть на взводе, мог войти в МИР с советником, такое допускалось, но могла быть и контрабанда, лицом воспользовался посторонний.
Но Зенда это как раз не пугало, а заводило, новый противник – это всегда интересно, но если старый обновел, это уже экстра, тут азарт слетал со стопоров мгновенно, и предвкушение того, что драка будет без стимуляторов, заливало восторгом. Своего адреналина будет за глаза. А что может быть слаще?
Он стоял посреди оружейного зала, скрестив на груди руки, и до дна использовал полчаса на подготовку. Исходя из стиля посланий и вызовов, он выбирал доспехи и оружие, рассчитывал вес фуража и подбирал марки стали для конских подков, листал карты, и пытался спрогнозировать хотя бы ландшафт зон тумана…
Но главная забота – не это. Совсем не это…Высшим пилотажем качественного вызова было сказать в нем правду – как, когда, где, и какими силами контрагент будет нападать, но сказать так, чтоб именно в правду противник не поверил. И уж совсем бы не смог догадаться, с кем именно нападающий спелся. И вот над этой головоломкой мозг трещал по всем швам, центровать пароход – детский лепет по сравнению с этим. Там все просто – вот трюм, вот контейнера…
А здесь все на полутонах, все зыбко, эфемерно, и только туманный след петляющей зигзагами чужой мысли служит хоть каким-то ориентиром. И уж ложных следов противник постарается оставить как можно больше, сколько фантазии хватит…
Да только не встречал еще Зенд равных себе в этом, только б перепугаться как следует, тут уж его фантазии удержу не будет.
Пора было начинать. Замок он с прошлого раза немного перестроил, сторожевую башню повыше, навес крыши приспустил, и сделал ярко красным, чтоб притягивала внимание, но разглядеть наблюдателя было затруднительно. Конь с манекеном стоял у ворот, а Зенд притаился у выросших за ночь на фут зубцов, и уловил, наконец, движение в лесу, лес тоже за ночь изменился совершенно…
Отщелкнулись стопора и залязгала цепь подъемного моста, с дежурных башенок сорвались камни, и ухнули в ров, брызгами занавесило мост, и с места в карьер вылетел из замка конь с манекеном. Стрела из леса свистнула мимо, Зенд послал в кусты подряд три стрелы, и дернул веревку спуска тяжелого арбалета…
Стрела в ярд длиной и фунт весом сорвалась с ложа и, разматывая за собой трос, ударила в дуб на опушке, Зенд рванул по стене, сбросил тяжеленный арбалет внутрь двора, трос натянулся, он кинул на него крюк, и скользнул по тросу к дубу. Манекен уже снесли с седла броском топора, конь брызнул к дубу на свист, и Зенд прямо с троса влетел в седло. Выскользнули со свистом из седельных ножен два меча, и пошла потеха…
Всех четверых, засевших у замка, он снес в какие-то три минуты, только вот меч один потерял, застрял между кирасой и наплечником, и выдернуть он его не успел, так в теле и остался. Но потеря была невелика, он уже проскочил лес, и выдернул из башмака легкое копье, он был на просторе…
Боже, боже, слава тебе, что сотворил ты коня…
Вот он стелется над метровой травой, несется ровно и легко, но это со стороны. Издалека. Но я-то, я-то сижу на этом бешеном звере, подо мной перекатываются громадные, в узлах, мышцы, все тело его трепещет подо мной от натуги, с которой он рвет воздух. И гудит басами в душе рев этого воздуха, и в ушах моих, и в легких коня, когда он втягивает на вдохе его неимоверное количество, и тут же с жаром выдыхает, да так, что стелется трава перед ним. И кажется уже, что сжигает он траву перед собой бешеным своим дыханием, что землю под себя подминает и подкручивает грохотом копыт, и на фоне таких жутких звуков кажутся нежными переливы звона стальных доспехов…
А тот, напротив, вылетел уже из-за холма, и буравит тебя взглядом, а ты наставляешь уже копье, в жало его перетек вес, твой и коня, и скорость ваша, что устоит перед таким ударом? И его копье склоняется вниз, и ищет жало ту самую, единственно верную цель – твое сердце…
- Попался!!! – захлестнуло радостью Зенда, когда противник наставил копье, зажав его подмышкой – Не успеет!!!
Он откинулся назад, перехватил копье для броска, и, рванув тело вперед, прямо к конским ушам, с натугой метнул…
Но лопнуло и истаяло солнце, облысела земля, и бессильно шлепнулось копье на серые доски, исчез чудо-конь, и грохнулся всадник коленями на пол. Зенд еще цеплялся рукой за лежанку, еще пытался упереться кулаком в пол, и распрямиться, но МИР, мир рухнул, прямо на него, и тело не выдержало такой тяжести, и забилось на полу, разрывая в клочья все, до чего могло дотянуться руками…
Он затих, наконец, истерика исчерпала его до дна, зрение, хоть и медленно, но возвращалось, и глаза уперлись в осточертевший потолок конуры…
Он же видел его только два раза в день, утром по звону будильника, и перед тем, как нырнуть в Мир. Но Мир рухнул, исчез, закрылся, и что теперь??? Только будильник и работа??? И – ВСЁ??? Да это хуже смерти!!!
Ни на что сил уже не было, даже на то, чтоб доползти до окна, и перевалиться туда, вниз, к асфальту…
И только одна мысль билась в пустом черепе…
Какая же мразь это всё сотворила???
Убью…