Как-то раз, в одной душевной компании, я встретил своего Друга. Он притулился в уголке, на кресле, и, подперев голову рукою, прислушивался к бурно разгоравшейся дискуссии. Поздоровавшись с ним одними глазами, я присел к столу. Общество изрядно приняло на грудь и, как водится у российских интеллигентов, душа на всех алкогольных парах устремилась ввысь, к небу. Спор зашёл о религии. Мне предложили наполненную рюмку, остатки весеннего салата и, заодно, высказаться по данному вопросу.
– Возьмите Розанова, Василия Васильевича, – я попытался придать неожиданное направление разговору, указав на цветочный горшок с комнатной розочкой. – Противоречивая, но выдающаяся и оригинальнейшая личность, во многих отношениях, не правда ли? Вот тот, кто не только понимал религию, но и чувствовал её как немногие. А что он говорил? Помните? Христианство – это красиво! Но чем? Чем?
Все заговорили разом, предлагая свои варианты:
– Да мужеством, мужеством и преданностью! Вспомните первых христиан, святых мучеников, страстотерпцев. Подвиг ради Господа и безоглядная вера, нет ничего в мире более величественного и прекрасного…
– А мне кажется, нездешностью. Во-первых, оно принимает чудесность иного, Высшего мира, во-вторых, в нём сквозит глубина и высота звёздного неба.
– Ну что вы, вся красота, конечно же, заключена в мифе об Эдеме, где жизнь купается в тёплом нежном океане Любви и Вечного Блаженства, – прозвучал низкий, бархатный голос волоокой, пышногрудой хозяйки.
– Я т-точно знаю ч-чем. Х-христианство к-к-красиво своей немощью, – выпалил, заикаясь, незаметный сутулый очкарик, переводчик с каких-то экзотических языков – бородка клинышком, пиджачок мышиного цвета, до того всё время молчавший, очевидно, привыкший ораторствовать больше в тиши кабинета с тенями восточных мудрецов, нежели возражать подвыпившим и более чем реальным восточным красавицам. Сказал, покраснел и быстро тяпнул рюмочку.
– А действительно, друзья, – продолжил моложавый доцент, сидевший рядом со мной. – Что оно, Христианство, сделало для людей, для прогресса, для улучшения реальной жизни? Чем оно помогает человеку, кроме психотерапевтического и, как только что отметили, на мой взгляд, довольно сомнительного эстетического воздействия?
Здесь спор разгорелся с новой силой, вновь наперебой стали предлагаться варианты ответов. Мой Друг сидел спокойно, поглядывая то вправо, то влево, иногда опускал голову, что-то обдумывая. Когда же теологический жар немного поутих, и подуставшие интеллигенты закурили и потянулись к вечному источнику аргументов россиянина - бутылке, ему тоже налили вина. Он благодарно кивнул, молча выпил и, выдержав некоторую паузу, вдруг предложил:
– Не угодно ли выслушать одну историю?
Жующая публика охотно закивала.
***
– Когда-то на одной Планете, во многом схожей с нашей, прозябало некое племя. Именно прозябало, поскольку существование его никак иначе как «прозябанием» назвать было нельзя. Племя жило в болоте. В огромной грязно-зелёной трясине без конца и края, простиравшейся во все стороны. С огромными, злющими комарами, кровожадными пиявками, величиной с ладонь, душной, зловонной атмосферой, посреди громадных в два-три обхвата, но нередко больных и гниющих деревьев, под звуки ни на мгновение не замолкающих, странных, квакающих и особым образом, как бы курлыкающих земноводных. Точнее сказать, место, в котором они обретались, назвать можно было так – Заболоченный Бурелом.
Некогда, во времена уже незапамятные, племя это вытеснили со своей исконной территории орды воинственных кочевников. Большинство мужчин были убиты в сражениях, остальные – угнаны в рабство. От племени осталась только горстка людей, которые отступили в Большой Лес и скрылись под его пологом. Их вначале пытались преследовать, но они углубились в самую чащобу, потом ещё дальше, дальше, там и затерялись.
Долгие годы дни свои и ночи проводило племя в неустанных заботах и трудах, хотя дни с ночами различались весьма условно, поскольку окружающий густой, высокий чёрный лес, торчал высоко над болотом и редкие солнечные струйки, пробившиеся из нависших над лесом малоподвижных облаков, просто запутывались в этой чаще и, обиженные подобным негостеприимством, тихо умирали, повиснув в удушливых испарениях хмурым полумраком–полусветом.
Люди, чтобы как-то выжить, осушали вонючую жижу, дёргали лопухи и осоку, вырубали сухостой, выкапывали ямы и рыли каналы, которые вскоре поглощало неумолимое болото. Они вбивали в илистые глубины деревянные сваи, сооружали настилы и на них возводили что-то наподобие хижин, служащих им ночным укрытием от свирепого вечернего гнуса. Люди пили гадкую выпаренную жидкость, питались ягодами, редкой съедобной растительностью и живностью плавающей, прыгающей, ползающей, которую удавалось поймать при помощи разных хитроумных приспособлений, а иногда прямо голыми руками.
И благодаря своим героическим усилиям, племени удалось в немыслимых условиях постепенно увеличиться в численности. Правда, здесь мало кто умирал от старости. Умирали от болезней, ядовитых укусов, отравлений, несчастных случаев, погибали от несметных полчищ мошкары, тонули в трясине… Но девочек рождалось больше, и они становясь женщинами, поддерживали жизнь племени, не давая ему исчезнуть.
***
И сложилась у них со временем система представлений о смысле существования племени и о его предназначении. «Уготовано Судьбой нам обитать именно здесь, в болотах», – так утверждали немногочисленные старейшины. «И никакие тяготы и лишения не должны остановить нас, погасить наш трудовой энтузиазм, позволить нам пасть духом. Мы будем делать всё возможное, всё, что в наших силах и даже более того, во имя Грядущего! Во славу отцов наших, во имя тех, кто будет жить после нас!.. Если упорство не изменит народу нашему, если вместо крови в наших жилах будет течь трудолюбие, а вместе с мышцами бугриться Воля, если достойно, с гордо поднятой головой, не хныча исполнять свой долг, то когда-то заветная цель будет обязательно достигнута и мы, наконец, победим болото! Тем самым исполнив своё Высокое Предначертание. И тогда запечатлеются имена наши пылающими скрижалями в сердцах и умах наших потомков, они будут петь песни о нас, слагать легенды, воздвигать памятники нам, нынешним. И тогда свершится Смысл Бытия нашего – мы объединим Прошлое и Будущее. Мы, те, кто живёт сейчас, и те, грядущие, наследники наши, мы – соединимся. Мы будем ими, они станут нами.
Таким образом, произойдёт Великое Телесное Слияние и мы возродимся в телах наших детей. МЫ БУДЕМ – ОДНО! А потому, – вперёд, вперёд, вперёд! И совершенствовать всё и совершенствоваться самим во славу Предстоящего Всеобщего Нашего Счастия!»
Большинство населения племени верило в эту Идею, соглашаясь с тем, что мучиться им с гордо поднятой, опухшей от укусов кровососов, физиономией здесь – это их печальный, но перспективный удел. Дескать, хотя пока нам и предопределено увязать в топи, страдать от хворей, несчастных случаев, угорать от метана, но затем обязательно наступит счастливая, безмятежная жизнь.
Однако, надо отметить, в племени всё же то и дело происходили самоубийства. А ведь убить самого себя – большой грех, более того – преступление перед своим народом. Представьте себе – каждый покончил с собой, и что? Зачем тогда все прошлые усилия, непрестанный труд всего народа? Зачем нужно было то, что делалось раньше?.. А потому самоубийцы приравнивались к изменникам. И имена их, жалких трусов, стирались из Хроник Племени, а одно лишь упоминание о них наказывалось дополнительными ночными работами.
***
Самоубийства происходили одним и тем же способом: несчастные сводили счёты с жизнью, бросаясь вниз со скалы. Да, там, посреди болота высилась скала. Жёсткая, серая, голая – ничего на ней не росло, терявшаяся в вязкой облачной массе и такая необычная в своем одиночестве. Она явно была здесь не к месту, твёрдая, надёжная среди зыбкого, неустойчивого окружения.
Находились смельчаки, которые умудрялись забраться по её крутому склону и достичь облаков. Удачливые скалолазы преодолевали туманный слой, и некоторое время упивались свежей прохладой атмосферы, и необычным, фантастическим пейзажем – белоснежная бесконечная перина внизу, ослепительный диск светила вверху, от которого с непривычки темнело и резало в глазах, а склоны уходили дальше ввысь, образуя на конце своём, на вершине плато. Зачем же лезть дальше? Здесь нет ни еды, ни жилищ, ничего на скале нет. Да ничего более и не было им нужно! Наглотавшись вместе с живительным воздухом и чистого кислорода свободы, люди пьянели, теряли разум, ориентацию, понимание, где они и что ждёт их внизу, хотя в глубине души всё же чувствовали, что внизу – нечто страшное, отвратительное, а здесь и только здесь, можно обрести, наконец, долгожданное освобождение. Им хотелось остаться среди света навсегда, раствориться в просторе и они, раскрыв объятия, шагали навстречу этому чудному миру необозримых далей и летели, летели, летели вниз из этого дивного райского места, вниз сквозь чистилище облаков, назад к своей адской действительности. Потому-то эту скалу и назвали – Скалой Несбыточных Надежд.
***
И вот, среди этого упорного, героического племени, надеющегося только на свои силы и трудящегося, как муравьи, от восхода до зари, появилась странная личность. Молодой, щуплый, большеголовый, с редкой растительностью на лице и горящими глазами исступленного, он игнорировал любые работы и, только ходил да беспрестанно твердил своим собратьям, что есть выход отсюда, есть, что можно спастись и покинуть это негостеприимное место, что существуют другие земли, где можно уверенно ступать по приятному твёрдому грунту и дышать чистым, без миазмов, воздухом, где текут прозрачные реки с питьевой водой, где вдоволь рыбы и зверья, где цветут цветы и зреют сочные душистые плоды, напитанные не ядовитыми испарениями, а яркими солнечным лучами.
«В легендах древних содержится эта истина, и она достижима, – говорил он. – Но для этого всем надо лезть на скалу».
Племя трудилось как проклятое, а этот бездельник ходил и отрывал народ от работы, твердя одно и то же: «Лезьте на скалу, лезьте на скалу…» Поначалу люди просто отмахивались от назойливого чудака, как от мухи, но тот продолжал приставать: «Бросайте всё и лезьте, лезьте на скалу! Наберите провизии, больших корзин, верёвок и лезьте. Там выход!» Люди приостанавливали свои занятия и раздражённо спрашивали: «Послушай, мы все работаем в поте лица, и каждый из нас делает нужное, важное дело. Может, результатов пока не очень видно, но в будущем… А ты, чёрт тебя дери, ты хоть что-нибудь сделал для улучшения нашего мира, для потомков, для себя, в конце концов? Мы же тебя кормим! Мы даём тебе сухую траву для постели, мы лечим твои смердящие язвы и струпья, а что ты? Ты только отвлекаешь нас, мешаешь… Ты нам все уши прожужжал своими дурацкими фантазиями, да откуда ты их только взял?» Юродивый пытался что-то объяснить, что-то путано говорил про видения, которые когда-то пришли к нему и он уверен, что они не сон, не галлюцинация, а самая настоящая правда.
Люди гнали его, били и кричали: «Что ты к нам привязался? Тебе надо, ты и лезь!» Ему показывали на изодранные, пронзённые ветвями трупы очередных разбившихся свободолюбцев – не они ли достигли твоих счастливых земель? Не ценою ли смерти даётся такое сомнительное счастье и почему они оставили это счастье и вернулись сюда в таком непрезентабельном виде? Но безумец отвечал, что они находились только на полпути и им чего-то не хватило, может удачи, может терпения, может веры. И надо не отчаиваться, а пока есть силы надо лезть и лезть на Скалу.
***
Наконец, он окончательно всем надоел и на очередном Совете племени с ним попытались поговорить последний раз: «Нам всем хорошо известны предания наших предков. Но в них отражено не то, что будто бы существует где-то, а то, что должно быть, то, к чему надо стремиться, то, для чего живём и трудимся, буквально падая от изнеможения, и жертвуем самым дорогим, что у нас есть – своими жизнями. Ты же хочешь своей безумной идеей вот так взять и перечеркнуть все наши усилия; ставишь под сомнения наш ежедневный подвиг и образ жизни. Неужели напрасна наша Идея, мечта племени: жить и расти, несмотря ни на что?.. Вот ты считаешь себя правым. Но, пойми, не бывает так, чтобы один был прав, а все остальные неправы – это аксиома. Ты же идёшь против воли всего народа и на что ты рассчитываешь? Чтобы убеждать, надо предъявлять неопровержимые доказательства. Они у тебя есть?»
Безумец только улыбался, качал головой и повторял: «Нет, нет, я точно знаю, спасение на Скале, не теряйте времени, лезьте, лезьте…»
Совет вынес вердикт – привязать юродивого к любимой скале и предоставить решать судьбу его комарам и слепням. Через трое суток безумца не стало. Люди не обратили на это особого внимания и продолжали упорно ковать своё мифическое будущее.
***
А Большие Птицы летели уже давно. Только дважды в год можно было встретить их на скале. Птицы были очень велики и в величии своём безобидны, ибо кого они могли обидеть, если не встречали равных себе. Этот особый род Пернатых летал над облаками. И хотя их широкие крылья позволяли им преодолевать большие расстояния, просто планируя на воздушных потоках, всё же усталость давала о себе знать. Но скала была уже рядом и они об этом знали. Птицы сели на обширное плато, на самой вершине скалы, почистили перья, подремали и снова взмыли вверх и вперёд, к тем благословенным местам, где светит тёплое, ласковое солнышко, где бегут весёлые, озорные ручейки и неторопливо несут свои воды в океан большие, мудрые, полные пищи реки. Там их ждали красивые вечнозелёные леса с мохнатыми гусеницами, цветущие луга с порхающими насекомыми, сады с сочными плодами и уютными тёплыми полянами.
Птицы были таких гигантских размеров, что люди из того несчастного племени, по сравнению с ними являлись муравьями и, если бы кому-нибудь одному или группе людей пришло в голову прицепиться к этим птицам, птицы бы этого просто не заметили.
Улететь на птицах было можно.
Мой Друг закончил рассказ. Все гости, кроме меня, сладко спали…